Физрук 2: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович. Страница 3

Ночной разговор, который я подслушал, оставил в моей душе смутное ощущение. Не то что бы меня сильно разочаровала Серафима Терентьевна. Обычное женское кокетство, желание чтобы вокруг крутились мужики, ссорились из-за нее и дрались. Глупо, но понятно. Петрова мне было даже жаль. Ведь не факт, что старшая пионервожатая на нем остановится. Скорее всего подыщет еще одного дурачка для своих манипуляций. Что касается меня, то я имею полное право махнуть на нее и ее ухажера рукой.

Теперь я опять свободен. Конечно, я и раньше ничего не обещал Симочке, просто полагал, что она считает меня своим парнем, ну и она мне нравилась. Ошибся! Бывает. С женщинами самое главное — не забывать, что вокруг есть много других женщин. Теперь я с чистой душой могу начать ухаживать за Илгой. И вообще, мне есть чем заняться. Во всяком случае, свои новые жизненные приоритеты я, кажется, определил. Осваивать заковыристую науку педагогику. Готовить команду самбистов к весенней спартакиаде. А что касается личной жизни, то от такого бабника, как я, она и так никуда не денется.

Когда рассвело я взял ведра, сходил к реке, набрал воды, дал ей отстояться, а потом наполнил оба котелка и нагрел. Теперь отряду будет теплая водичка, умыться и зубы почистить. Первой проснулась старшая пионервожатая. Увидев горячую воду в котелке, она обрадовалась, как ребенок. Ее щебет разбудил девчонок, которым предстояло готовить завтрак. Они тоже обрадовались горячей воде. И тоже принялись щебетать, по-детски кокетливо постреливая в мою сторону глазками.

Благословенной тишины ночи, которая нарушалась лишь плеском прибрежной речной волны, да уханьем филина где-то на противоположном берегу, как ни бывало. Из нашей с ним палатки, зевая вылез военрук и тут же заорал:

— Рота подъем!

Не сразу, но в палатках началось движение. Ругань, чих, звуки отвешиваемых подзатыльников. Школярам вставать не хотелось, но естественные надобности поневоле выгоняли их наружу. Петров лично заглянул в каждую палатку и вытащил тех, кто еще готов был потерпеть, лишь бы ухватить лишнюю минутку сна. Я хорошо понимал этих хитрецов, ибо и сам придавил бы минуток сто двадцать. Увы, я был учителем физкультуры и поэтому, когда основная часть отряда оросила окрестные заросли, скомандовал:

— На зарядку, стано-овись!

Нет, что ни говори, хороша штука привычка подчиняться. И мои оболтусы и Симочкины активистки построились. Причем — именно для зарядки. Ну а дальше, как положено. На месте шагом марш. Ноги на ширине плеч, руки над головой, наклоны корпусом вправо и влево. Наклоны вперед. Кончиками пальцев рук касаемся пальцев ног. Приседаем. Подействовало. Повеселели. А от костра уже тянуло вкусным дымком. Суп из пакетиков. Со звездочками. Как я его любил в детстве, куда больше, чем материнские борщи. Дурак.

После завтрака принялись сворачивать лагерь. Поход продолжался. Упаковав пожитки в полегчавшие рюкзаки, мы покинули лощину и двинулись в сторону маячивших вдали возвышенностей. Признаться, понятия не имел, что в этих краях имеются горы. Хотя горы, наверное, сильно сказано. Холмы, увенчанные скальными останцами, но все равно — интересно. Почва стала каменистой, под ноги то и дело подворачивались языки щебня — последние следы древних оползней.

Я в геологии не шарю, но даже мне стало понятно, что здесь когда-то высились отроги горного хребта, ныне стертого выветриванием, как зубы старого мерина. Хотя, судя по ржавеющим среди камней железкам, к разрушению оного приложили усилия и люди. Ведь то, что ветер, дожди и время совершают в течение миллионов лет, люди проделывают за пару столетий. Мои догадки вскоре получили подтверждение. Когда солнце поднялось достаточно высоко, чтобы подсушить потные затылки, наш проводник, Григорий Емельянович, объявил привал.

Отряд с радостью покидал рюкзаки и повалился в траву. Кто-то принялся сосать чай из термосов или воду из фляжек, кто-то намылился покемарить. А военрук решил блеснуть эрудицией. Он уселся на валун, чтобы его могли видеть и слышать все. Мне его не хотелось ни видеть, ни слышать. Достаточно было и того, что придется провести единственный выходной в компании его и старшей пионервожатой, а также — наших общих подопечных.

Петров был иного мнения. Он намеревался просветить присутствующих о промышленной истории края. Начал с казака Сермяжки и немецкого геолога Шлехтера, о которых я уже слышал от местного литературного классика Третьяковского. По словам военрука, они высадились примерно в том же месте, где мы ночевали. Немец предположил, что в этих краях может обнаружится железная руда, и по приказу главаря ватаги, взяв с собой несколько лихих рубак, отправился в Каменный Лог, где впоследствии и началась добыча.

Шлехтер и впрямь нашел несколько образцов, которые по его мнению заслуживали внимания, но сопровождающие его казаки решили, что он нашел золото и решил скрыть от них. Они схватили немца, связали его и принялись пытать. Беда несчастного иностранца заключалась в том, что он плохо говорил по-русски и всего его попытки объяснить, что золота здесь нет, воспринимались его мучителями как отговорки. Спас Шлехтера сам Сермяжка.

Обеспокоенный тем, что посланные на вылазку люди долго не возвращаются, он лично отправился на поиски, захватив с собой только своего верного оруженосца. Главарь ватаги прибыл вовремя. Он приказал отпустить немца и допросил его сам, но уже без пыток, а наоборот — отпаивая вином. Шлехтеру он поверил, тем более, что ему нужны были пушки, а немец не только в рудах разбирался, но и в литейном деле. Мучителям иноземца он приказал таскать для него камни, чтобы тот мог определить, есть в них железо, а также велел ставить плавильню.

На работу казаки собрали местных жителей. По национальности они были мордвинами, работать на чужаков не хотели, но хитрый Сермяжка соблазнил их платой. В его казне было много медных денег, изъятых во время грабежа татарских мурз. Он приказал своим присным начищать монеты до блеска, и простодушные аборигены принимали их за золотые ефимки. И работа закипела. Оклемавшийся от истязаний Шлехтер придумал, как поставить на реке водяное колесо, которое через систему блоков и шкивов спускало с горы корзины с рудой к плавильне, поставленной на берегу.

Работа началась весной, а к осени пушки были отлиты и ватага Сермяжки продолжила путь, чтобы воссоединиться с войском Степана Разина. Плавильня и канатная дорога какое-то время еще стояли на берегу Проныры, а потом были разобраны и растащены по окрестным становищам. Лишь в первой половине XVIII века сюда пришли рудознатцы, отправленные купцами Демидовыми. Они сочли месторождение пригодным к разработке. Так в Каменном Логу появились первые штольни, где добычей руды занимались каторжники, военнопленные и пойманные беглые крепостные.

При горных разработках был построен город Литейск, который до революции назывался Рудник-на-Проныре. Само месторождение в Каменном Логу постепенно было заброшено, ведь руду к заводу приходилось возить на баржах, которые таскали бурлаки, а это было недешево. Тем более, что в начале ХХ века, вблизи города, было заново открыто месторождение железной руды, обнаруженное за сто лет до этого маркшейдером Рунге, предка школьного преподавателя немецкого языка. Однако промышленная разработка этого месторождения началась только после революции.

Закончив свою лекцию, Григорий Емельянович спросил:

— Вопросы есть?

— Есть! — пробасил Доронин.

— Ну задавай!

— А немец этот, Шлехтер, золотишко все-таки заныкал или как?

— Не было тут никогда золота, — ответил военрук.

— Значит — заныкал! — сделал вывод «Чапаев» и подмигнул своим дружбанам, те понимающе закивали.

— А можно посмотреть на эту шахту? — спросила одна из девчушек.

— Можно, — ответил Петров. — Мы туда и идем… Только предупреждаю сразу. В штреки не соваться. Крепь давно сгнила. От малейшего шороха кровля может обрушится. Всем понятно?

— Все-ем! — нестройно ответили школяры.

— Тогда встаем и в путь. До вечера мы должны вернуться в город.