Самый лучший комсомолец. Том седьмой (СИ) - Смолин Павел. Страница 59

И без тоста опорожнил стакан. Тоже глоточек сделаю, пожалуй — место для «Пепси» освобожу, а то крепковато.

— А как тебя такого важного без присмотра оставишь? — риторически спросил Цвигун. — На территорит страны — члена блока «НАТО», где агентуры вражеской как у дурака фантиков?

— Меня не завербуешь! — гордо заявил Владимир Семенович.

— Не завербуешь, — подтвердил Семен Кузьмич. — А вот подставить так, что сам не поймешь, как так вышло — запросто.

— Это как? — изобразил утрированное любопытство Высоцкий.

А чего это у меня так быстро коктейль кончается? Эх, собака, хорошо сидим! Не ляпнуть бы спьяну чего лишнего.

— Бушар Гуиллом — знаешь такого? — спросил Цвигун.

— Скажешь — агент ЦРУ? — фыркнул Владимир Семенович.

— МИ-6, — покачал головой Семен Кузьмич.

— Не поверит Владимир Семенович, — влез я. — В его глазах там не вражеская территория, а культурный центр с приятными в общении, воспитанными людьми — не нам, сиволапым, чета.

— Ты тему не переводи, — повелся Высоцкий. — Мне Бушар ничего не предлагал, вопросов скользких не задавал — в ресторане посидели и разошлись. Нормальный мужик!

— А ему ни предлагать, ни спрашивать и не надо, — спокойно ответил Цвигун. — Ты в НИИ Точмаш №67 выступал? Выступал! Как тебя там встретили рассказывал? Рассказывал. Поздравляю — имена двоих кандидатов наук англичанам выложил, а нам за тобой дерьмо прибирать пришлось. Рассказать?

— А расскажи! — с вызовом посмотрел на него Владимир Семенович.

— Двадцать второго марта, в восемь часов вечера, в квартиру Григория Андреевича Пирогова позвонило двое представившихся сантехниками «воров в законе», — начал излагать Цвигун. — Григорий Андреевич — чистейшей души человек — их впустил. Дальше ему голову разводным ключом проломили, жену с сыном в ванной заперли и вскрыли сейф со стратегического значения документацией. Вот тебе, бл*дь, и «нормальный мужик Бушар».

Высоцкий помрачнел и опорожнил стакан.

— Не верите, — вздохнул я. — Во народ, бл*дь, ворье им лучший друг и образец для подражания, Бушары — «нормальные мужики», а родному КГБ веры нет.

— Разводите меня, — буркнул Владимир Семенович, распечатав вторую бутылку. — Вор на врагов работать не станет — западло.

— Ржака! — хохотнул я и опорожнил стакан.

— А ты им верь больше, — посоветовал Цвигун. — «Понятия»… Ну-ка, Сережка, как ты там говорил?

— «Понятия» — комплекс примитивных психологических манипуляций, направленный на отжатие ништяков у «фраеров», — ответил я. — В качестве «ништяков» может выступать, например, жопа сокамерника. Находясь большую часть жизни в местах не столь отдаленных, человек начинает жить одним днем, по принципу получения как можно большего количества удовольствий «в моменте». Зазеваешься — натурально вые*ет. А когда в побег идут, частенько берут «консерву», которую съедают, если дела пойдут плохо. Хороши «понятия»?

— Ты-то откуда знаешь⁈ — не выдержал Высоцкий. — Молокосос! Ты хоть знаешь, каково в лагерях⁈ Есть понятия «воровские», а есть — «людские». Человеком оставайся и живи спокойно! А если фраер сам ботинки в «очко» проиграл, кто ему виноват? Не умеешь играть — не берись!

— Я умываю руки, — отмахнулся и опорожнил стакан. — Классическая проблема Советского интеллигента: видит перед собой социопата и теряет голову, как обезьянка перед удавом Каа, — щедро сдобрив сарказмом, продолжил. — Всю жизнь по лагерям! Ни дня в жизни не работал! Мужиков в жопы е*бет, чифир пьет да в карты играет — ну очевидный сверхчеловек и образец для подражания.

— Будет меня еще малолетка жизни учить! — презрительно фыркнул Высоцкий и налил мне и себе.

Семен Кузьмич так первую порцию и цедит — здоровье бережет.

— Кто-то же должен, — хрюкнул я, смешав коктейль.

— Ты вообще что о жизни знаешь? У тебя дед — Генеральный! — разверзлись надо мной гроздья гнева. — В телек пустили, шлюху КГБшную подставили, а ты за это сапоги лизать готов!

Раненный в самое сердце, я отодвинул стакан и предложил:

— Извинись.

— Пф! — Высоцкий опрокинул стакан.

— Тогда пойдем выйдем, — я снял часы.

— Детей не бью, — отмахнулся он.

— Сколько тысяч х*ев Мариночка отсосала за роли? — спросил я.

Подача прилетела куда надо:

— Сученок! Сам напросился, — Высоцкий тоже снял часы.

«Ролексы».

— Сережа, может не надо? — попытался предложить мирное решение Цвигун.

— Да не боись, я твоих мордоворотов и один раскидаю, — ухмыльнулся ему Высоцкий.

— Под мою ответственность, Семен Кузьмич, — попросил я, положив куртку на скамейку. — А товарищи вмешиваться не будут — это моё личное.

Высоцкий избавился от кожанки, и мы вышли из беседки на газон.

— По яйцам не бить, — выкатил правило Цвигун.

Жаль, очень хочется. Враскачку сократив расстояние, я выкинул обманку правой и не смог пробить левой — Высоцкий ждать не собирался, выкинув довольно сносный джеб. Моментально переключив паттерн, я схватил его за руку и взял на прием, в результате которого любимый Советский бард оказался на земле. Подскочив, он попытался пробить мне «крюка». Я увернулся, «провалив» Владимира Семеновича и встретив его рожу правым апперкотом. Нос хрустнул, но Высоцкому и не такое прилетало — разорвав расстояние и поливая газон капельками крови, он предпринял еще одну попытку, получив тычок в пропитую печень. Вискарик вылился на газон вместе с кусками шашлыка.

— Я доволен, — поделился я чувствами. — За Марину извини. Мир? — протянул Владимиру Семеновичу руку.

— Сопляк, бл*дь, — прохрипел он, вытерев рот и нос рукавом, с трудом разогнулся и пожал руку. — Твои научили? — спросил Цвигуна.

— Мои, — не стал скрывать он.

— Хорош, — хлопнул меня по плечу Высоцкий.

И мы пошли наполнять его опустевший желудок заново.

Пьяные пальцы задевали совершенно ненужные струны, но никого это не смущало:

— Какой-нибудь педальный конь К груди примеривал ладонь, И напоследок по цене сменил ей масть! [ https://www.youtube.com/watch?v=5MXzxHXRK0E&ab_channel=%D0%97%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D1%82%D0%BE%D0%A8%D0%B0%D0%BD%D1%81%D0%BE%D0%BD%D0%B0] [Михаил Круг, «Летний день»]

— Душевно, сука, — смахнул выступившую слезинку Высоцкий.

Из носа Владимира Семеновича торчали ватки, под глазами наливалась синева, но нос ему вызвоненный из поликлиники хирург вправил — природная красота, прости-господи, не пострадала.

— Вот поэтому и нельзя такое петь! — заплетающимся языком — пятая бутылка вискаря в дело пошла, и, если бы не принудительно засунутая мне в рот Семеном Кузьмичом таблетка, я бы уже мирно дремал на скамеечке. — Яд почище морфия! Тот конкретного человека убивает, а «блатняк» — социум! Вот ты говоришь — «стукачи», но это же, блин, разрушение гражданского общества! По «понятиям» «терпила» не должен заявление писать — это ж «не по-пацански». Это вообще как? Мы тебя грабим, пи*дим, унижаем, а ты ничего не делай? Мы, бл*дь, не дети малые и не толстовцы пришибленные…

— Почему толстовцы? — перебил Высоцкий.

— Потому что Лев Николаевич концепцию христианского непротивления злу в свои книжки вкладывал. Нам с этим не по пути — это на капиталиста играет. Им — бабки, власть и бабы, а пролам — надежда на загробную жизнь. Но мы отвлеклись: в Европе быдло строем ходило всю историю, и друг на друга «стучит» много и охотно. Купил сосед подозрительно дорогую машину? Пишем заявление в налоговую: ну-ка проверьте законность происхождения средств! И проверяют, и по сусалам если надо дают. И никто, заметьте, не комплексует. Через это у них там орднунг образуется! А нам че, нельзя? А почему нельзя? Потому что «пи*ор — тот, кого е*ут»?

Запутавшись и потеряв нить, я махнул рукой и намахнул треть стакана «чистого».

— Книгу писать начал, про зону, — доверительно прогнусавил Высоцкий. — Про то как воров «суки» после войны душили. Выкину на*уй.