Уроки любви - Крамер Элли. Страница 22
Жозеф помрачнел, слез со стола, на который было взгромоздился, и пересел в кресло.
– Ты меня пугаешь, парень. Что все-таки случилось?
– Я хочу уехать.
– Что-о? Ты, часом, не ударился головой, когда вылезал из постели Вивианы?
Шейн вскинул на Жозефа помертвевший от ярости взгляд.
– Откуда ты взял…
– Спокойно. Не смотри на меня так, я вовсе не сплетник. Хотя сплетни про вас кипят, как спагетти в горшке. Верховодит, разумеется, Дикси Сеймур. Ты здорово прижал ей хвост, она до сих пор шипит, как кошка.
– Жозеф, я…
– Шейн, я работаю с людьми, как ни пошло это звучит. Мне достаточно посмотреть на человека, чтобы понять, влюблен он, разочарован в жизни или, скажем, просто страдает несварением. Про вас с Ви все ясно без слов. Она льнет к тебе, как вьюнок к дубу, глаза у нее светятся, а ты смотришь на нее, как католик на дарохранительницу. Вы завтракаете в «Колизее», кормите друг друга клубникой и думаете, что этого никто не видит. Могу только пожать плечами и сказать на это – вы ошибаетесь. За вами следят сотни глаз, десятки мозгов усиленно работают и делают выводы. Заметь, не всегда доброжелательные. Мне, в отличие от большинства, вы оба более чем просто симпатичны, я вас обоих неплохо знаю, так что мое фривольное заявление – не результат выслушивания сплетен, а собственный вывод из сложившейся ситуации. Если хочешь, я извинюсь, и покончим с этим. Так что с тобой? Куда ты собрался?
– Я… У меня ничего не получается.
– Неправда. Тебя похвалил один мой клиент, а он хвалит молодых бизнесменов приблизительно раз в десять лет. Фаррелл от тебя в восторге, а значит, Марго тоже. Вивиана… или мне нельзя упоминать это имя?
– Джузеппе, не язви. Я плохо выражаю свои мысли, только и всего. Дело не в бизнесе, там все ясно. Раз уж макак учат работать на ЭВМ, то и меня можно научить бухучету. У меня не получается жить, как все они.
– Почему? Ты – миллионер.
– Да. Я – миллионер. И мне надоело им быть. Когда я зарабатывал четыре сотни в месяц, я гордился собой. Я откладывал на телевизор, на новое ружье, на мотоцикл, я мог позволить себе пропустить кружку пива в субботу и с удовольствием ходил в кино по воскресеньям…
– Не пугай меня! Неужели ты спустил свои миллионы и живешь на хлебе и воде?
– Я зарабатывал своим трудом и тратил то, что заработал. В этом был интерес. Теперь я могу купить тысячу цистерн пива, линию по производству мотоциклов и оружейный склад – но мне не хочется этого делать.
– Бедный!
– Да нет же, Жозеф, не бедный. Я делаю то, что велит Фаррелл, я даже сам принимаю некоторые решения, но мне совершенно не хочется этим заниматься. Зачем? В стране и без меня полно таких фондов, в них просто прокручиваются большие суммы денег, чтобы превратиться в еще большие. Моего труда в этом нет.
– Шейн Кримсон! Вы – социалист!
– Не можешь нормально разговаривать – черт с тобой. Просто послушай. Дома, в Соммервилле, я был лучшим автослесарем на всю округу. Могу собрать и разобрать любую машину, починю любой трактор. Это я умею и люблю. Все, что я делал дома, было нужно людям. Все, что я делаю здесь, не нужно никому.
– Погоди. Ведь, насколько я знаю, ты занимаешься благотворительностью. Разве это не для людей?
– Для людей – это когда берешь в руки деньги и отдаешь их вдове с тремя детьми. Для людей – это когда приезжаешь на трейлере с оборудованием в приют и делаешь ремонт. Для людей – это когда накормишь двадцать пять КОНКРЕТНЫХ бездомных. А Фонд Марго Олшот – это не для людей. Это для престижа. Никто не видит этих денег, они плавно перетекают из одного банка в другой, а мне капают проценты. Выходит, я же еще и наживаюсь на благотворительности.
– Я ошибся. Ты – не социалист. Ты – коммунист. И революционер. Что ж ты хочешь? Разбросать деньги по городу? Что можно сделать против системы?
– Я, кажется, уже сделал.
– Шейн! Не пугай меня, я пожилой человек…
– Я перевел половину суммы на счет в банке моего городка. Этого хватит, чтобы разобраться со всеми тамошними бедами. И на дорогу, и на больницу, и на новые дома. А вторую половину… Я попросил представить мне информацию по самым нуждающимся детским приютам. Подчиненных у меня много, так что скоро она у меня будет. Из них я выберу наибеднейшие, лично объеду их все и сам составлю список того, что им необходимо в первую очередь. Понимаешь? Не лишний йогурт на завтрак, а протекающая крыша. Не плюшевые игрушки малышам, а зимнюю обувь для каждого, включая на вырост.
Жозеф грустно покачал головой.
– Шейн, ты не знаешь, за что берешься. И потом, это ведь капля в море…
Шейн улыбнулся.
– Жози, никто не может спасти ВЕСЬ мир в одиночку. Помогать всем – не помочь никому. Но если я решу проблемы хотя бы двух-трех детских домов, я буду знать, что потратил деньги и время не зря. А премии одаренным флейтистам из колледжа в Кентукки меня не интересуют. Как и гранты для молодых физиков.
– Тебе не жалко молодых физиков? Ты злой!
Наконец-то Шейн расхохотался.
– Знаешь, Жозеф, если уж у них хватило мозгов, чтобы выучить этот дьявольский предмет настолько хорошо, чтобы поступить в университет, то и на жизнь они смогут заработать. А вот пятилетние сироты без сапог зимой не проживут.
– Держу пари, всех окрестных попрошаек ты уже осчастливил, Как ты думаешь, они сразу пропили твои денежки, или нет?
– А меня это мало волнует. Я дал им шанс. Думаю, каждый человек этого заслуживает. Вдруг именно его им не хватало для того, чтобы вернуться к нормальной жизни?
– Что же, я рад.
– Чему? Ты же издевался надо мной.
– Я всегда так разговариваю. А рад я тому, что ты принял решение. Так что же тебя мучает?
Шейн посмотрел в глаза Жозефу таким лучистым и открытым взглядом, что визажисту стало не по себе.
– Так ты же догадался. Это из-за Вивианы.
– Так. Добрались до главного. Что с ней?
– С ней ничего. Но она – Олшот. А я – ковбой.
– Однако она выбрала тебя, а теоретически могла купить даже принца Монако.
– Дело не в том, кого выбрала Ви. Через пару недель, может, через месяц, я уже не буду миллионером. Разумеется, я оставлю себе небольшую сумму, да и работы у меня будет побольше, но вот к Ви это уже не будет иметь никакого отношения.
Жозеф нахмурился.
– Это ты за нее решил?
– И ты знаешь, что я прав. Я должен позвать ее за собой? Предложить ей домишко в Соммервилле и участь домашней хозяйки в городке, чье население меньше количества клиентов Жозефа Сантуццо?
– Так не уезжай.
– И остаться приживалом миллионерши?
– Почему приживалом? Можно мужем…
– Никогда! К тому же здесь я жить все равно не хочу.
Жозеф в отчаянии помотал головой.
– Ох, парень, заварил ты кашу. Что ты ей скажешь? Она же тебе верит, любит тебя…
– Я уеду. Она успокоится. Может, возненавидит. Забудет.
– Ее уже бросали. Собственная мать. Да и отец, если разобраться. Вдруг она не вынесет еще и твоего предательства?
Шейн вскочил. Теперь по смуглому лицу разливалась бледность.
– Я не предатель. И никогда им не был. Я люблю ее, люблю больше своей жизни, больше всего на свете, но я никогда не буду ее мужем!
Жозеф сердито встал из-за стола.
– Я совершенно не уверен, что это правильное решение. Скорее всего, оно в корне неправильно. Но убеждать тебя я не собираюсь. Каждый должен совершить собственные глупости самостоятельно. Прошу тебя об одном… как друга! Не обижай девочку. Она не заслужила этого.
Визит к Жозефу не принес желанного облегчения. Шейн медленно ехал вдоль тротуара, выискивая место для парковки. Сейчас он пойдет в ресторан, закажет себе мяса с картофельным пюре, грейпфрутовый сок и черничный пирог. Именно это готовила на его день рождения бабушка. Всегда, до самой смерти.
Он притормозил, выжидая, пока отъедет чей-то громоздкий черный лимузин, в этот момент дверца его машины распахнулась, и на соседнее сиденье небрежно уселась красивая женщина в весьма откровенном платье. На шее сверкало бриллиантовое колье, прическа была безупречна, ноги умопомрачительной длины обуты в изящные и дорогие туфельки – на искательницу приключений она никак не походила. Обалдевший Шейн молчал, рассматривая неожиданную попутчицу, а та повернулась к нему и защебетала: