Три жизни Алексея Рыкова. Беллетризованная биография - Замостьянов Арсений Александрович. Страница 37
Партия росла, быстро пополнялась новыми активистами. Подчас большевиками становились непроверенные, политические незрелые, случайные люди, просто недовольные действительностью и подхваченные революционным ветром. Рыков скептически говорил старым приятелям: «Сегодня партия разрастается. По тысяче новых большевиков в неделю! А завтра? Все это может превратиться в карточный домик. Ничего и не останется. Разве настоящих активистов, настоящих борцов стало больше?» Так в те дни думали многие. Но Ленину требовались впечатляющие цифры роста. Он понимал: к победителям присоединяются. А одно из главных противоречий, с которыми приходилось в те дни иметь дело Рыкову и его однопартийцам, можно сформулировать так: имеет ли смысл укреплять авторитет Владимира Ленина в партии и, соответственно, в русской политической жизни.
И перед Временным правительством, и перед оппозицией стояли вопросы, требовавшие немедленной реакции. Как сохранить территориальную целостность Российской империи и стоит ли ее сохранять? События Первой мировой развивались так, что появление на западных рубежах страны независимой Польши стало почти неизбежным. Да, у социалистов там было немало единомышленников, но отказаться от борьбы за национальный суверенитет они не могли — даже ради марксистских идеалов соединения пролетариев всех стран. Власть центра стала призрачной и для других окраинных территорий — от Финляндии до Туркестана. Большой проблемой для Петрограда оказались и политические маневры на Украине, с которыми иллюзорная, ожидающая Учредительного собрания Российская республика справиться явно не могла. В то время это были еще очень осторожные шаги к «незалежности», но и они уже летом 1917 года не позволяли говорить о «единой и неделимой».
Опорой власти в столице в те дни стали офицеры и солдаты Петроградского военного округа, который поначалу возглавлял все тот же кандидат в Бонапарты, человек крутого нрава — Лавр Корнилов. Но еще в конце апреля генерал, не скрывавший политических амбиций, пошел на конфликт с правительством и объявил о своей отставке, «не считая возможным для себя быть невольным свидетелем и участником разрушения армии».
Не менее заметные перемены произошли в настроениях крайне левых, то бишь большевиков, левых эсеров, анархистов. Еще в начале апреля почти все воспринимали боевитые идеи Ленина как преждевременную блажь. Они еще не успели надышаться воздухом Февральской революции, не передохнули вдоволь после ссылок и подпольных мытарств. Но Ленину титаническими усилиями удалось, как тогда говорили, «перевооружить» партию, против воли соратников превратить ее в революционную, готовую к экспансии. Он всерьез продумывал захват власти, понимая, что гораздо легче подчинить ослабленную политическую систему, чем устоявшуюся.
Троцкий вспоминал, что Сталин (его недруг) еще в 1924 году вынужден был признать все болезненные противоречия апрельского поворота: «Понадобились знаменитые апрельские тезисы Ленина для того, чтобы партия смогла одним взмахом выйти на новую дорогу». Правда, Троцкий был необъективен и стремился всячески «отдалить» Сталина от Ленина. Но дело не в этих невинных интригах. А в атмосфере оцепенения и опаски перед идеями Старика. Рыков относился к тем, кто опасался его авантюр наиболее последовательно и аргументированно. Но после июльских событий и он стал, в широком смысле, готовиться к войне.
Рыкову уже прочили одну из центральных ролей в этой драме — репутация великого конспиратора, знающего насквозь все центральные большевистские организации, говорила сама за себя. Февраль дал простор для партийной работы. Многие «вожди» оставались в эмиграции и только готовились к возвращению в родные палестины. Большую часть предоктябрьских месяцев Алексей Иванович провел в Москве — там, где большевикам было труднее всего.
Рыков не расходился с Лениным и с большевиками-радикалами в видении исторической задачи. По крайней мере, Алексею Ивановичу казалось, что они в этом не расходятся. Оба считали необходимым мировой поворот к социализму. Оба верили в перспективу такого поворота для России. Только после признания этих общих признаков начинаются разнообразные «но». Рыков сомневался в том, что Россия может стать запевалой в мировом хоре социалистов. И уж точно не верил в возможности однопартийного государства, в котором большевики бы держали в руках штурвал власти. Стартовать раньше времени — значит погубить все дело. Эти тревоги сквозили во всех выступлениях Рыкова тех дней. И в фигурах умолчания, к которым он иногда прибегал, отчаявшись переспорить вождя.
А Ленин считал, что нужно использовать ситуацию, закусив удила. К тому же он знал, что к победителям обязательно присоединяется «политическое болото», включая исключительно полезных специалистов высокого класса — управленцев, инженеров. Старик не сомневался: успех рано или поздно притянет всех, кто нужен. И горе тому, кто связал судьбу с проигравшими. Главное — оставаться на гребне побед, любой ценой. И он почти угадал. Хотя, возможно, осенью 1917 года, наблюдая за пестрыми последствиями Февральской революции, и он не мог предвидеть масштабов Гражданской войны и «русской Вандеи», в которую превратился казачий Юг. За монархию весной 1917 года не поднялся сражаться никто — из миллионов вооруженных людей. Но попытка большевиков отнять у тысяч самых влиятельных людей России собственность вызвала сопротивление, сформировала круг меценатов будущих белых армий…
Рыков не успевал за быстротой маневров, которые предпринимали Ленин и присоединившийся к большевикам Троцкий. Алексей Иванович не готов был объявлять Советы контрреволюционными — даже если ленинской партии в этих органах все еще было далеко до большинства. По сути, Рыков в 1917 году не отрицал парламентскую борьбу, соревнование партий. И считал бы удачей, если бы к новому году большевики заняли в этом соревновании второе-третье место. А главной задачей считал борьбу с кадетами, октябристами и близкими к ним беспартийными сторонниками (и практиками!) буржуазного развития. Для Ленина все это было отчасти пройденным этапом, он уже с головой ушел во «внутривидовую» борьбу социалистов.
Иосиф Сталин. Начало 1920-х годов [РГАСПИ. Ф. 56. Оп. 1. Д. 58. Л. 97]
6. Съезд без вождя
С 26 июля (8 августа) по 3 (16) августа 1917 года в Петрограде (сперва в Выборгском, затем в Нарвском районе) бурлил VI съезд Российской социал-демократической рабочей партии (большевиков). На нем присутствовали 267 делегатов, они представляли 240 тысяч членов растущей партии.
Съезд проходил полулегально, большевики тогда подвергались репрессиям. Ленин и Зиновьев в то время скрывались в знаменитом шалаше «у финских берегов». И для Троцкого, и для Рыкова этот съезд стал рубежным. Хотя Лев Давыдович присутствовал на нем тоже условно. Два Льва — Троцкий и Каменев — томились под арестом, но их кандидатуры съезд горячо обсуждал. Руководили съездом Яков Свердлов и Иосиф Сталин — недавние напарники по дальней ссылке, не слишком друг другу симпатизировавшие. Партия расширялась, но собираться большевикам пришлось, соблюдая осторожность, хотя и в столице, на Выборгской стороне, в просторном доме Сампсониевского братства (в наше время там располагается дом молодежи «Форпост»).
Вячеслав Молотов. Начало 1920-х годов [РГАСПИ. Ф. 421. Оп. 1. Д. 546]
На многолюдном собрании, конечно, встал вопрос о грядущей, назревавшей социалистической революции в России. Многие тогда (да и в последующем) тесно увязывали его с обстоятельствами мирового революционного процесса.
Рыкову на съезде доверили далеко не первую, но все-таки важную роль, более заметную, чем на прежнем партийном форуме, — работать в комиссии по подготовке резолюции о текущем политическом положении. На сей раз он одобрил курс на подготовку вооруженного восстания. Хотя не думал, что большевикам следует решаться на него в одиночку, без договоренности с другими социалистическими партиями.