Пересекающий время. Книга первая: Андрей Граф, хронотрансатор - Крапп Раиса. Страница 9

Андрей глубоко вздохнул, привалился к стене.

– Да, устал немного. Ты тоже, промокла, замерзла. Иди, Лота, ты мне очень помогла.

Женщина подняла смутно белеющее в темноте лицо, облепленное мокрыми прядями.

– А ты куда же?

– Мне далеко идти.

– Что ты? Куда ты такой, ночью? Идем к нам, переночуешь, отдохнешь хорошенько.

Андрей закрыл глаза. Болел каждый мускул, нерв, в голове стучали молотки, прикосновение рубахи к телу отзывалось неприятным болезненным ощущением. Это были фантомные боли, то, что он принимал от каждого, с кем работал. Один, два, даже пять раз это прошло бы бесследно. Но боли было слишком много, она накопилась, сконцентрировалась…

– Отдохнуть, это хорошо бы, – он оттолкнулся от стены. – Только рано еще, идти мне надо.

Было совсем темно, и Андрея раздражало, что он никак не может сориентироваться.

– Река в какой стороне?

– Там. Зачем тебе?

– В джайву мне надо, к Лиенте.

– Сейчас? – недоверчиво и испуганно переспросила Лота. – Ты что? Ночью в джайву не ходят, утром надо идти.

– Еще неизвестно где безопаснее – здесь или ночью в джайве, да ведь живете.

– А кто нас спрашивал? – вздохнула Лота.

– Ладно, – решил Андрей, – идем к вам. Я еще раз Гойко посмотрю.

– Идем! – обрадовалась Лота, мысль о доме не оставляла ее ни на минуту.

Она успокоилась, едва переступила порог своего убогого жилья. У горящего очага сидела мать Гойко, дети спали, заботливо укрытые стареньким одеялом.

– Спаси тебя Бог, добрый человек, – поднялась Андрею навстречу женщина. – Пока ты не открыл нашу дверь, было у нас горе, холод и голод. А теперь дети наши сыты и согреты, и за Гойко у меня душа уж не так болит.

Согрев руки над очагом, Андрей подошел к нему. Гойко дышал ровно и легко, лицо его порозовело. Парень должен был выкарабкаться с того света, если не возникнет осложнений.

– Ты поужинай с нами, – попросила Лота, когда Андрей вернулся к очагу.

– Поужинаю. Горячего бы чего-нибудь.

– Сегодня я вас отменно накормлю, – отозвалась свекровь Лоты, – погодите только чуток, вода уж закипает. Снеди я про запас набрала, как ты велел. Сегодня и соседи наши все сыты.

Андрей сел у огня, привалился спиной к стене, закрыл глаза. Голос женщины отдалялся, стихал; показалось – через минуту шершавая теплая ладонь провела по волосам, и он открыл глаза, но уже был накрыт стол, стояли дымящиеся чашки, лежало мясо, хлеб.

"Совсем расклеился!" – подосадовал на себя Андрей.

– Вставай сынок, повечеряем.

За стенами шелестел дождь, сквозь худую крышу в жестянку часто падали звонкие капли. Издали донесся приглушенный рокот.

– Что это?

– Должно, гроза будет.

Гроза. Да, после такого перепада температуры ее следовало ждать. Но сейчас она ему совсем ни к чему. Какие здесь бывают грозы, это Андрею ни у кого не надо спрашивать. И какими бешеными становятся реки, он тоже знал. В его теперешнем состоянии переправа запросто может стать последним купанием. Если он не самоубийца, следовало поспешить и попробовать обогнать непогоду. К тому же, в последнее время с грозами у него отношения напряженные.

Андрей встал, поднял с полу тяжелый плащ.

– Куда ты? В такую-то непогодь! А ужин?

– Мне пора. Извините.

Лота молча подала ему чашку с горячим бульоном. Пока он пил, набросила шаль.

– Я провожу тебя.

Почувствовав близость постов, Андрей остановился.

– Дальше не ходи.

– Поторопись. Ради всех святых, будь осторожен.

– Не беспокойся, я буду очень осторожным.

– Ты придешь еще?

– Да, обязательно.

– Мы будем тебя ждать и молиться за тебя.

Небо прочертил быстрый зигзаг, сухо треснул гром.

– Иди, иди, – заторопила Лота.

Дождь на время как будто притих, но скоро припустил с новой силой. Небо все чаще вспухало огненными росчерками, глухо рокоча, катался гром. А когда Андрей, покачиваясь, выбрался на противоположный берег, гроза бушевала почти над головой. Ослепительные зигзаги рвали небо в клочья, над джайвой непрерывно мерцало неверное голубое сияние; оглушительный треск, не затихая, катался из конца в конец; ливень сплошным потоком обрушивался на землю. Упругие струи слепили, плетьми секли спину, плечи, лицо. Андрей набросил плащ, чтобы хоть немного укрыться от них. Почва джайвы, и без того влажная, не успевала впитывать такое обилие воды, и она бешеными потоками неслась по земле, устремлялась в ложбины, низины, сливалась в мощные потоки. Мутные, грязные, они несли ветки и сучья, то и дело меняли русла, неожиданно били по ногам. Андрей почти на ощупь отыскал дерево с дуплом, где спрятал одежду. С небес низвергалась река, водопад, Ниагара. Андрея окружал не воздух, насыщенный каплями дождя, а лавина воды с небольшими промежутками воздуха. Оставалось только изумляться, как это море удерживалось там, наверху. Впрочем, Андрею, копошащемуся под ледяной лавиной, было не до изумления, было ему совсем худо. Толстый плащ моментально впитал пару ведер холодной воды, многопудовым пластырем облепил спину и плечи, мешал идти. Морозило, резало глаза, удары грома отдавались в голове болью. В какие-то мгновения сознание как будто пропадало, и необходимо было мучительное усилие, чтобы сформулировать простую и четкую мысль – куда он идет и зачем. Запнувшись за корень, Андрей тяжело упал, подминая низкий кустарник, круша сухостоины.

"Нет, так нельзя, – подумал он, отирая ладонью заляпанное грязью лицо. – К Лиенте нельзя идти таким измочаленным, слишком много зависит от этой встречи". Он встал, осмотрелся. Кажется, сейчас он недалеко от той избушки, под скалой.

Хижину знахарки он отыскал довольно быстро. Нырнул под крышу, захлопнул за собой дверь и оказался в кромешной темноте. Но в следующее мгновение снаружи полыхнуло, и холодный свет ворвался в маленькое оконце, разорвал темноту. В этих мгновенных слепящих вспышках Андрей рассмотрел очаг с кучей хвороста. От короткого голубого луча зажигалки затрещали, вспыхнули сухие ветки. На черных от старости и копоти бревенчатых стенах заплясали оранжевые блики, потянуло теплом.

С Андрея на пол натекла здоровенная лужа. Он выпутался из плаща, бросил в угол перевязь с мечом. Из всего вороха одежды, которую он старательно прятал под плащом, сухими остались только его рубашка, брюки и куртка благодаря тем материалам и свойствам, которыми наделила их высокоразвитая технология… Цивилизации, в которой еще вчера жил Андрей.

Натянув штаны и рубашку, он отжал плащ и осмотрелся, прикидывая, как приладить его просушить. И тут обнаружилось, что в хижине не один он прячется от непогоды. Андрей поднял горящую ветку и рассмотрел в углу молоденькую девушку, девчонку. Она съежилась в комочек, вжалась в черные бревна, в огромных черных глазах плясали отблески пламени.

– Откуда ты здесь взялась? – спросил Андрей.

Она, видно, тоже побывала под дождем: мокрое платье облепило плечи и ноги, и девчонка дрожала толи от страха, толи от холода, а, скорее всего, от того и другого.

– Иди к огню. Да не бойся, обсушись иди.

Андрей протянул руку – она отпрянула, глаза плеснули таким отчаянием, что Андрею стало не по себе.

– Вот дуреха, – покачал он головой, и от этого движения девчонка вместе со стеной вдруг поплыла куда-то в сторону, земляной пол избушки накренился и мягко толкнул в ноги. Андрей потер лоб ладонью, устало сказал:

– Ну, как хочешь.

Он подошел к огню, поворошил хворост, подбросил еще веток потолще.

"Ничего, – подумал он, – скоро в избушке тепло станет, отогреется".

Из стен во множестве торчали деревянные колышки – хозяйка развешивала на них пучки трав. Андрей растянул на них рубаху и плащ. Тут же, у стены, было навалено сено, – наверно, у ведуньи была коза или корова. Андрей бросил поверх куртку, устало вытянулся, заложил руки за голову. Подумал об утренней встрече с Лиентой, об испуганной девчонке, что жалась в углу, о дурманящем запахе сухих трав, который будил в памяти что-то приятное, но что именно, он уже не успел вспомнить – мысли поплыли, спутались, пропал и лес, и гроза, и девчонка…