Плохая война - Конофальский Борис. Страница 10

– Вы привезли деньги? – крикнул он.

Болтун осекся на полуслове, замолчал, и только теперь заговорил сам Вехнер. Он сделал шаг вперед, едва заметно кивнул Волкову и сказал:

– Совет кантона Брегген решил пойти на ваши условия и выплатить выкуп за плененных вами наших людей в размерах, вами требуемых. Но не высокомерием вашим мы покорены, а лишь ради заботы о наших людях идем мы на такое унижение.

– Да-да, знаю, знаю, – крикнул ему кавалер со своего холма. – Давайте уже деньги. Несите сюда мое серебро.

Вехнер сделал знак солдату, что держал мешок, и тот прошел вперед, отдал свою ношу одному из сержантов Рене.

– Ротмистр, – специально громко велел Волков, – пересчитайте деньги, я этим людям не доверяю.

– Конечно, – отвечал Рене. – Сейчас же.

Услыхав это, Вехнер состроил высокомерную мину. Глядя, как серебро из мешка высыпается на дерюгу для пересчета, он снова начал:

– Совет кантона Брегген постановил выплатить вам деньги за граждан кантона Брегген, но не платить за всех остальных.

Волков, уже косившийся на кучу серебра, перевел удивленный взгляд на члена совета:

– Что это значит, Вехнер?

– Сие значит, что народ кантона Брегген не будет платить за райслауферов, – с каким-то глупым высокомерием отвечал глава гильдии лесоторговцев и член консулата кантона Брегген. – Возьмите выкуп с их семей.

– Не будет? – удивленно переспросил кавалер.

– Нет, не будет, – чуть ли не радостно подтвердил Вехнер. – Совет и эти деньги выдал из-за спешки, выдал без одобрения ландтага кантона, на свой страх и риск.

– Ах вот как! – пробурчал Волков.

И все, кто знал его, сразу по его тону поняли, что добром это не кончится. И Максимилиан, и ротмистр Рене смотрели на кавалера с опаской: этот его тон они знали.

«Значит, кантон не хочет выкупать своих наемников? Ну, что ж, тем хуже для наемников и для кантона». То ли мелочность и жадность этих богатеев из кантона, то ли тон Вехнера, то ли то, что ему не достались все деньги, а может, и все это вместе кавалера разозлило.

– Рене! – негромко позвал он.

– Я тут, кавалер, – откликнулся ротмистр.

– Ваши солдаты еще хотят отомстить горцам за их жестокости?

– Уверен, что желающие найдутся, – сразу ответил Рене.

– Что ж, господин Вехнер и кантон Брегген вашим солдатам дают право насладиться местью, – с ледяной улыбкой произнес кавалер. – Максимилиан.

– Да, кавалер.

– Сыча мне сюда.

– Я здесь, экселенц! – тут же отозвался Фриц Ламме. Он был недалеко и немедленно приблизился к Волкову. – Что надобно, экселенц? Порезать солдатишек, за которых эти горные господа не заплатили?

Волков все еще не мог привыкнуть, что его Фриц Ламме вдруг стал чуть шепелявить из-за выбитых зубов и что на крепком некогда теле шуба висит мешком. Кавалер положил руку Сычу на плечо.

– Нет, не так, Фриц. – Он говорил так, чтобы приплывшие с того берега господа слышали. – Я хочу, чтобы вся река знала о том, как благороден и великодушен кантон Брегген.

– Ну так кинем их в воду, экселенц, – тут же предложил Сыч.

– Они потонут.

– Привяжем к ним чурки, с чурками они далеко уплывут, – размышлял вслух Фриц Ламме, – да, до самого Хоккенхайма доплывут.

– Вот и отлично, – согласился кавалер. – Возьми у ротмистра Рене охотников в помощь и делай.

– Сделаю, экселенц, уж сделаю, я этим собакам горным все припомню.

– Шубу не попорть, – напомнил ему Волков.

– Ни в коем случае, экселенц, ни в коем случае, – пообещал Фриц Ламме.

Пока офицеры Волкова считали деньги, а приехавшие господа сверяли список, что у них был, на наличие оставшихся в живых, чтобы не переплатить за умерших, с райслауферами начали расправляться прямо тут же, на берегу. Наемники из других кантонов, что пошли воевать за Брегген, уже всё поняли. В живых к этому часу их осталось не больше тридцати, остальные померли, к своему счастью. Добровольцы из людей Рене бодро нарезали веревки и брали из собранных дров поленья побольше.

– Эй, Брегген, что ж, за нас трех сотен талеров не нашли?! – со злобой кричал один из пленных.

Господа из Бреггена делали вид, будто не слышат. Они ходили со списками среди своих пленных, выспрашивая их по именам, чтобы никто чужой не затесался. Переплачивать нельзя!

– Сволочи, будьте вы прокляты! – орал другой.

– Заплатили бы за нас, мы бы вам потом вернули! – кричал третий.

А тем временем первого, самого горластого из наемников, уже схватили солдаты, заломив ему руки за спину, вязали к ним небольшой чурбан. Вязали крепко, со злобой, так что кости у несчастного ломались от веревок. Чтобы те горцы, что живы остались, другим рассказали, что за их злобу, за злую войну, за убийство пленных, за пытки, за изуверское добивание раненых и им может воздаться.

Первого связанного с чурбаном за спиной затолкали в воду по пояс, и для пущей надежности, а может, просто от злобы один из солдат ударил его шипом алебарды в почку, так что шип вышел из живота.

– Плыви, паскуда горная! – крикнул солдат, и наемник повалился в серую ледяную воду реки.

Без стона и крика плюхнулся и поплыл, отставляя после себя тонкий бурый след. А солдаты уже крутили руки другому, и следующему, и следующему. Так дело и шло. Пока господа из кантона всех своих людей пересчитали; пока требовали часть денег назад, потому как несколько человек померло, а за мертвых они ничего платить не собирались; пока первых пленных стали на лодки грузить, Сыч и солдаты из роты ротмистра Рене уже два десятка наемников по реке вниз пустили. И не просто они их спускали, руки к дровинам привязав, обязательно их перед этим либо прокалывали копьем или алебардой, либо и вовсе животы вспарывали. Так и плыли выкупленные жители кантона Брегген в лодках к себе домой, а райслауферы с привязанными к рукам палками – вниз по реке. А господа, прибывшие за своими людьми, делали вид, что они ничего этого не видят.

Волков не уходил с берега. Ветер разогнал облака, и за многие дни впервые появилось на небе солнце. Это был хороший день. Кавалер смотрел, как отплывают пленные, как уплывают в ледяной воде наемники, как деловито суетятся приплывшие с того берега чиновники и его офицеры, считая людей и деньги. Да, это был хороший день. И черт с ними, с тремя сотнями талеров, что он не выручил за райслауферов. Ничего, он обойдется. А вот если кантон Брегген захочет в следующий найти людей повоевать за свои интересы, так после сегодняшнего дня это будет непросто, а те, кто и согласится, запросят денег вдвое больше обычного. Особенно если кантон будет звать их воевать против господина Эшбахта. Так что день и вправду выдался неплохим, да еще солнце пригревало, ни ветра тебе, ни дождя со снегом.

Вскоре дело было закончено. Пленные уплыли к себе на свой берег, наемники пущены по реке все до единого. Еще в реку пришлось бросить всех умерших от ран и холода горцев. Вехнер просил отдать их, чтобы захоронить по обряду, но платить за них отказался, даже по талеру за мертвеца. Говорил, что не уполномочен выкупать мертвых, и поэтому Волков их не отдал, а приказал скинуть мертвецов, пусть плывут вслед за наемниками.

Горцы уплыли злые, да и черт с ними, уж от кого он не ждал ни добра, ни милости, так это от них – и впредь ждать не будет. Кавалер знал, что они злопамятны, и ему этого дня они не простят. Знал, что война совсем не кончена и что к лету надо готовиться к новой кампании.

Но пока день был хорош, перед ним лежал большой мешок, в котором мягко звенело серебро. И солдаты, и офицеры его были довольны. И это сейчас главное. Волков позвал к себе Рене, Джентиле и Роху и сказал им:

– Передайте людям своим и людям фон Финка, что все, что взято нами в этой войне, и это серебро тоже, будет поделено по солдатскому закону, а я от своей доли отказываюсь, делите и мою долю меж себя честно.

– Слава Эшбахту! – закричал сержант из людей Рене, что слышал эти слова.

Солдаты, что были рядом, собирались ближе, спрашивали и переспрашивали, о чем говорят офицеры, и, когда узнавали, тоже кричали и славили его.