Храм украденных лиц - Красавина Екатерина. Страница 3

Допрашивать сотрудников, сидя на диване, было неудобно. Диван был мягким, на нем хотелось откинуться и отдохнуть.

— У вас есть стулья? — спросил он Лазареву.

— Да. А сколько вам надо?

— Три.

— Сейчас принесут.

Стулья принесли. Губарев расставил их вокруг журнального столика. На расстоянии. А столик отодвинул от дивана. Теперь можно было приступать. Он посмотрел на Лазареву. Она стояла перед ним. На лице были видны следы слез. Она была в халате нежно-бирюзового цвета. Волосы спутались и падали на лицо неровными прядями. Время от времени она откидывала их назад.

Заместитель должна быть в курсе всех дел, подумал майор. Правая рука главного.

— Присаживайтесь, — указал Губарев на стул. Сам он сел напротив. Витя опустился на диван. — Вы давно работаете с Лактионовым?

— Три года.

— С момента основания клиники?

— Нет. «Ваш шанс» был основан шесть лет назад.

— Вы раньше знали Лактионова?

— Нет.

— Он сам выбрал вас на должность заместителя?

— Да.

— Каким образом?

— Мы встретились с ним на конференции Всероссийской ассоциации хирургов. Познакомились. Разговорились. У нас оказались общие интересы. Он читал мои статьи в специализированных журналах. Ему захотелось со мной работать. Так… все и получилось.

— Что вы можете сказать о нем как о специалисте?

— Он был талантливым хирургом. Лучшим в своей области! К нему обращались многие звезды кино, театра, эстрады. Вы, наверное, понимаете, что эта тема деликатная. Мы не всегда можем афишировать имена наших клиентов. Врачебная этика…

— Так… — Губарев испытующе посмотрел на Лазареву. — А были ли у Николая Дмитриевича неудачные операции? У каждого, даже выдающегося, профессионала случаются ошибки и провалы.

— Н-нет, — для большей убедительности Лазарева помотала головой. — Не было такого никогда. Николай Дмитриевич — гений.

Второй раз за день Губарев слышал эти слова. Гений без страха и упрека. Памятник самому себе. Хирург мог сделать «не то» лицо, и человек решил отомстить. Вдруг это какая-нибудь звезда, которая ожидала, что станет новой Мэрилин Монро, а увидев результат, пришла в ярость. Люди творческие, они все импульсивные, эмоциональные.

— У вас оперировались только известные люди?

— Нет. К нам мог обратиться любой человек, располагающий необходимой денежной суммой. Со стороны. Мы никому не отказывали.

— У вас дорогая клиника?

— Не дешевая. Высококачественные услуги всегда стоят дорого. Можно закурить? — спросила Лазарева.

— Пожалуйста. — Он придвинул к ней пепельницу. Лазарева достала из кармана халата пачку «Кэмела» и закурила. — Вы работали каждый день?

— Шесть раз в неделю. Четыре дня — с девяти до шести. Два — с одиннадцати до восьми.

— Вы хорошо знали Лактионова?

— Как — хорошо? — Лазарева пожала плечами. — Отношения между нами были сугубо профессиональными. Вы это хотели узнать? — И она в упор посмотрела на него.

— В общем, да. — Губарев решил не церемониться. Не ходить вокруг да около. Да и сама Лазарева представлялась ему женщиной решительной, без предрассудков и условностей.

— Были ли у Лактионова любовницы среди сотрудников, точнее, сотрудниц клиники?

— Нет.

Губарев подумал, что он упорно старается сузить поле своей деятельности, очертить ареал поисков. Но ему это никак не удается. Он чуть было не задал вслух вопрос: почему? Почему у Лактионова не было любовниц в клинике? Но вовремя спохватился.

— Вы были в курсе всех дел начальника?

— По работе — да. Я так думаю, — поправилась Лазарева. — Но быть в чем-то до конца уверенной…

Это точно, подумал про себя Губарев. Она могла и не знать о тайной любовнице шефа. Стал бы он афишировать эту связь? Зачем ему это надо? «Доброжелатели» в момент донесли бы жене! А вдруг у него и правда никого не было? Дина Александровна — интересная женщина. Но, с другой стороны, они все-таки семь лет женаты…. Лактионова могло потянуть на сторону… «Черт его знает, как все было на самом деле, — рассердился на себя Губарев. — Я сижу и гадаю на кофейной гуще! Совсем спятил на старости лет». Однако по опыту своей работы майор знал, что запутанные семейные отношения и наличие левых любовниц часто становятся причиной криминальных разборок со смертельным исходом.

Лазарева сидела и смотрела куда-то мимо него. Сигарета в ее пальцах уже почти догорела.

— Заметили ли вы в поведении Лактионова в последнее время что-то необычное? Может быть, он нервничал? Или ходил подавленным?

Лазарева замотала головой:

— Нет. Он был… как всегда.

— Что вы можете сказать о его характере? Каким он был?

Ирина Владимировна с удивлением посмотрела на него.

— Каким?.. — растерянно переспросила она.

— Да. Как бы вы его охарактеризовали? Представьте, что вам надо написать сочинение на тему «Мой шеф».

— Высокого роста. Широкоплечий. Глаза — карие. Волосы — каштановые…

— Сколько ему было лет?

— Сорок пять.

— А характер: взрывной, спокойный?

— Скорее спокойный.

— Повышал ли он голос на своих сотрудников?

— Никогда. Он мог делать замечания и устраивать разнос, но в мягкой форме.

— Он нравился женщинам вашего коллектива?

— Ну и вопросы! — выдохнула Лазарева и потушила окурок в пепельнице. — Я не знаю. В душу ни к кому не лезла. Но фамильярности Николай Дмитриевич терпеть не мог. И не позволил бы своим сотрудницам слишком явно флиртовать с ним.

— Вы знали его жену?

— Жену? — Лазарева сцепила руки. — Несколько раз она приходила сюда. Нормальная женщина.

— Вы не были вхожи в его семью?

— Нет, я уже говорила вам. Наши отношения носили чисто служебный характер.

— Каково финансовое состояние вашей клиники? Вы были кому-нибудь должны?

— Об этом лучше спросить у главного бухгалтера. Правда, сейчас она болеет. Но дня через два обещала выйти.

— Бывшие жены Лактионова сюда не приходили?

— Любовь Андреевна — нет. Ванда Юрьевна — да. Пыталась наведываться к нам. Но Лактионов приказал ее больше не пускать.

— Откуда вы знаете про его первую жену? — вставил Витька.

Молодец, подумал Губарев. Вопрос абсолютно по существу.

Лазарева на секунду растерялась.

— Николай Дмитриевич как-то рассказывал о своей жизни.

— Значит, все-таки вы общались в неформальной обстановке?

— Конечно, мы же живые люди. Иногда расслаблялись в коллективе. Но это бывало редко.

— И последний вопрос. Кто, по-вашему, мог убить Лактионова?

— Понятия не имею. Правда! Ума не приложу, кто бы это мог сделать. Может быть, псих? Сумасшедший. Маньяк…

Сегодня Дина Александровна тоже выдвинула эту версию. Пришел маньяк и убил Лактионова. Просто так. Потому что он маньяк. М-да!

— А конкуренты? Вы — процветающая клиника…

— Работы хватает всем. И дорогу мы никому не перебегали.

— Спасибо. Вы можете идти. Да… — остановил ее Губарев. — Ирина Владимировна, оставьте, пожалуйста, ваш домашний телефон и дайте мне список сотрудников фирмы. Пусть входят по одному. Сначала — секретарь. Потом — охранник.

Лазарева подошла к секретарской стойке и, порывшись в ящике, достала несколько скрепленных листов бумаги. Она вернулась к Губареву и протянула их ему. Когда она шла к двери, Губарев почему-то обратил внимание на ее ноги. Крепкие. С полными икрами. Халат доходил до колен. И в светлых чулках хорошо были видны очертания ног. Он отметил: как уверенно ступает она. Не так, как Дина Александровна: скользяще-бесшумно.

— Хо-ро-шо, — по слогам сказал Губарев, скользнув взглядом по списку. — Первым пригласите секретаря. Как я уже сказал.

— Сейчас посмотрю: приехала ли она. Непонятно, почему, но она сегодня опоздала. Вот вам моя визитка. Домашний телефон написан внизу.

Лазарева ушла. Когда они остались одни, Губарев переглянулся с Витькой.

— Может, нам кофе попить? Ты хочешь?

— Не отказался бы.

В двери приемной показалось хорошенькое девичье личико.