90-е: Шоу должно продолжаться (СИ) - Фишер Саша. Страница 14

И группа «Папоротник», потряхивая хайром, замедленной рысцой пересекла фойе. Под обалделым взглядом сонной гардеробщицы.

— А вы кудааа? — сиреной взвыла она. К счастью, в этот момент дверь за последним музыкантом захлопнулась.

— Сударыня, все в порядке, — улыбнулся я. И вполголоса добавил. — Мы по договоренности с Иваном Степановичем…

— С каким еще Иваном Степановичем? — квакнула она.

— Как, вы не знаете Ивана Степановича? — я округлил глаза.

— Дак это… Меня не предупредили… — она захлопала глазами. А потом высунулась из своего окошечка и заголосила. — Миша! Миииша!

Эх, вот только Миши нам здесь не хватало… Что еще, блин, за Миша? Вышибала?

Вообще, Света, конечно, молодец. Своди их, говорит, в «Киневские зори», а то у нас Гусь обблевался и унитаз разбили. А ничего, что «Киневские зори» были рассадником всякого криминала, еще когда вся страна хором пела про нерушимый Советский Союз и шутила шутки про брови Брежнева? Лучше бы уж в кустах поссали, там хотя бы пулю не словишь. Наверное.

— Что за дела? — из звенящего бокалами и грохочущего очередным попсовым хитом в исполнении лабухов местного разлива зала вынырнул куцый дядечка в черном костюме и косо сидящей бабочке. Залысинки почти до затылка, пузико, стыдливо прикрытое едва сходящимся пиджаком. Явно не вышибала, а какой-нибудь администратор. — Лариса Геннадьевна, из-за чего шум?

— Совершенно без причины, — я шагнул ему навстречу, пока она не успела начать жаловаться. — С видными деятелями культуры случился небольшой конфуз, вот и пришлось воспользоваться уборной вашего прекрасного заведения. Можно сказать, вы спасли светило мировой величины.

— Да что еще за… — гардеробщица советской закалки от возмущения даже задохнулась.

— Вот скажите, Михаил… как вас по отчеству? — я доверительно приобнял лысеющего администратора.

— Георгиевич, — машинально ответил он, разглядывая меня с непередаваемым выражением лица. Вообще его можно понять. Если бы ко мне какой-то юный говнарь полез обниматься, я бы тоже обалдел. И даже не сразу бы его стукнул.

— Михаил Георгиевич, вы мечтали в жизни совершить что-то великое? — подражая напевной речи очкарика спросил я. — Прикоснуться, так сказать, к прекрасному? Спасти культурное наследие или оставить свой след в искусстве?

— Я не понимаю, — он часто-часто захлопал глазами и попытался снять мою руку со своего плеча. — Что вы мне голову морочите?

— Там в туалете… — начала махать руками гардеробщица.

— Однажды великий учитель дон Хуан подошел к реке, — заговорщическим тоном заговорил я в самое ухо не успевшего опомниться Миши. — А на берегу сидело три рыбака. Один кидал в воду камни, второй разглядывал в воде свое отражение, и только у третьего была в руках удочка. Увидели они дона Хуана, пали ниц и вопросили, заламывая руки. «Это плохая река, великий учитель! Здесь нет рыбы! Мы останемся голодными и умрем в нищете!» Развел дон Хуан руками, расступились речные воды, а на дне рыбы лежат. Хвостами шлепают и ртами делают вот так: «Уоп!Уоп!» Закричали тогда рыбаки: «Рыба! Рыба!» и бросились вперед, чтобы собрать улов голыми руками. Хлопнул дон Хуан в ладоши, воды сомкнулись.

Я сделал короткую паузу, чтобы перевести дух. Главное, не заржать сейчас. Какую чушь я несу, просто жесть! Кажется, я надышался парами тех веществ, которые принимает «Папоротник» в свободное от выступлений время. Но мне нужно было что-то говорить, чтобы склочные церберы ресторана не кинулись выгонять наших московских звезд из сортира ссаными тряпками. А для этого надо было завладеть их вниманием. То есть, что-то болтать.

— Вы думаете, дон Хуан хотел убить этих несчастных? — я со значением поднял палец. — Конечно же, нет! Эта река была совсем мелкой. И сомкнувшиеся воды едва доходили им до пояса. «Идиоты! — сказал дон Хуан мокрым рыбакам. — Я вовсе не собирался делать за вас всю работу, я просто показал вам цель!» Развернулся и ушел. А три рыбака еще долго бежали за ним, оставляя на дороге мокрые следы…

— Это шедеврально… — завороженно произнес очкарик, стоя в дверях туалета.

— Да кто вы вообще такие? — завопил администратор, отталкивая меня. Тут я не выдержал и заржал.

— Быстро убирайтесь отсюда, я сейчас охрану позову! — рвал и метал Миша. Из дверей сортира выскочили волосатики из «Папоротника». Может они и выглядели слегка не от мира сего, но они все-таки были рок-музыкантами еще со времен Советского Союза. Так что команду «быстро линяем!» понимали на отлично. Погогатывая и подскакивая, они обошли бушующего и истерящего Мишу, каждый скорчил рожу гардеробщице, и все толпой вывалились на темную улицу. Я покинул помещение последним. Мельком отметив, что из туалета выползают струйки дыма с подозрительно не табачным запахом.

— Прошу прощения за беспокойство, — отвесив шутовской поклон изрек я, и быстро захлопнул дверь.

— Вы там накуривались что ли? — спросил я.

— Понимаешь, Велиал… — очкарик положил руку мне на плечо. — Когда мы зашли в это вражеское место, я понял, что должен… нет, просто обязан оставить здесь какой-то след. Опускаться до пошлости и писать на стенах — моветон.

— Кроме того, у нас не было с собой краски, — добавил второй.

— Ах да, понял, — я покивал. — Это была не накурка. Это был своего рода ритуал очищения сортира «Киневских зорь» от скверны попсы!

— А ты прикольный, — с уважением сказал очкарик, когда мы отсмеялись. — Как называется твоя группа?

— Ангелы Сатаны, — ответил я. — Мы выступаем во втором отделении.

— Знаешь, Велиал, если бы я был просто вежливым лицемером, я бы сказал, что обязательно послушаю вашу музыку, — заглянув прямо мне в глаза, вкрадчиво произнес очкарик. — Но я честный человек, и не смогу врать даже повелителю лицемерия. Ко второму отделению я собираюсь быть уже в полностью измененном состоянии сознания. Так что…

Он многозначительно переглянулся с остальным «Папоротником». Потом опять заглянул мне в лицо.

— Мы продолбались с билетами на поезд, так что останемся в Новокиневске еще три дня, — сказал он почти нормальным голосом. Без завываний и сказочности. — И один местный художник устраивает нам квартирник послезавтра вечером. Только для своих и проверенных. И я официально приглашаю тебя, Велиал, к нам присоединиться.

— Одного? Или с моей группой? — спросил я.

— Это уж ты сам решай, — очкарик покровительственно похлопал меня по плечу. — Тебя я буду рад видеть, мы с тобой явно на одной волне. А брать или не брать с собой кого-то… Подумай сам. Если думаешь, что им кто-то будет рад, то бери.

— Ясно, — усмехнулся я. И подумал, почему-то про Бельфегора. Вечно голодный Бегемот и Астарот, истеричка, с больным самомнением, вряд ли подходят под определение «им кто-то будет рад». А наш рыжий — чувак обаятельный и безобидный.

Мы поднялись на крыльцо служебного входа, я нашарил в кармане ключ и отпер дверь. Проводил «Папоротник» до их каморки, их очкастый лидер затащил меня внутрь, долго листал свою записную книжку, пока нашел нужный контакт. Вырвал страницу и сунул мне в карман куртки.

— Высшие силы мне подсказывают, что наш поход в уборную оставил неизгладимый след на скрижалях истории, — с пафосом сказал он. — До встречи послезавтра, если в суете фестиваля сегодня больше не пересечемся.

Я вышел из комнаты «Папоротника» и достал бумажку из кармана. Улица Монтажников, дом тридцать, квартира двадцать девять. И шестизначный телефон. Шутихин Геннадий Львович.

Ага, это, должно быть, тот самый художник, который к себе на квартирник собирает. И адрес… Ну да, это высотка на кольце, там наверху высоченные окна художественной студии. Я аккуратно сложил бумажку и для верности сунул ее в свой паспорт. В любом времени и любом месте самое ценное в этом мире — это связи. А этот очкарик… Тут я понял, что понятия не имею, как его зовут. Он не представлялся, потому что, ну, кто же не знает солиста «Папоротника»? И того парня в лоскутной жилетке, который ему на флейте подыгрывает… Надо будет буклет «Рок-провинции» почитать, в гримерке видел, валялся этот образец кустарной печатной промышленности. Наверняка там есть все имена-фамилии-прозвища.