90-е: Шоу должно продолжаться (СИ) - Фишер Саша. Страница 16
Потом запел «Папоротник». С флейтами, каким-то свистелками-звенелками и бубном.
Через полчаса музыки со сцены, я подумал, что мои ехидные мысленные комментарии — это полная чушь. Ну, убого, да. Звук так себе, свет еще хуже. Так, с другой стороны, неоткуда взяться роскоши и хорошему оборудованию. Группы сменяли друг друга, и музыканты перед тем, как начать петь, говорили несколько слов о том, как они добирались. Кто на электричках, кто автостопом, кому-то пришлось ударника прятать в багажном ящике плацкарта, потому что денег не было, чтобы всем билеты купить.
Что-то было такое… обаятельное… во всем этом нищенском шалмане. Какая-то чертовщинка, ожидание чуда, опьянение свободой… Я что-то такое помню в старшем подростковом возрасте, но очень смутно. Война практически стерла из головы эти пубертатные воспоминания.
И вот сейчас я видел это снова.
В узком пространстве перед сценой «колбасились» те, кому повезло пролезть туда первыми. Никакого тебе оцепления или видимой охраны. Бейджей каких-то особых тоже ни на ком я не увидел.
Я посмотрел на своих «Ангелов Сатаны». Они сидели на спинках кресел, подпевали, махали руками. Глаза у всех блестят, даже Астарот расслабился. Вот и славно, значит, сработало.
— Подожди, не дергайся, я вот тут грим подправлю! — Бельфегор крутился вокруг сидящего на каком-то ящике Астарота. После перерыва мы вернулись в гримерку, а потом выползли за кулисы, ждать отмашки Светы. Я ее встретил еще несколько раз, она бегала туда-сюда, что-то там суетилась, хотя, как мне показалось, уже всем было пофиг. Конферанс от Банкина был, мягко говоря, непрофессиональным, что означали эти картонные номерки — хрен знает. Может потом голосование какое-нибудь по ним будет. Очередность выступлений прямо на моих глазах менялась трижды. По самым уважительным причинам — клавишник убежал в сортир и еще не вернулся, не можем найти басиста, где-то он тут, но пропал, и прочие «подожди, мы тут новую песню сочинили, дай пять минут на репетицию!»
— Это какой-то кошмар… — каблуки Светы-Клэр прогрохотали за задником, потом ее голова показалась из-за занавеса рядом с нами. Она недоуменно осмотрела «Ангелов Сатаны», как будто вообще не понимала, кто это такие. Потом взгляд сфокусировался на мне.
— Да-да, вот эти ребята, — покивал я. — Пора выходить?
— Да! — выпалила она. — Сейчас «Вертолетик Хру» закончит композицию, и вы тогда выходите!
— Есть, мэм! — я широко улыбнулся и отдал честь. Голова Светы скрылась, каблуки прогрохотали в обратном направлении. А я повернулся к своим. — Ну что, команду слышали? Песню дослушиваем, и вперед!
— Ой, мамочки… — прошептал Бельфегор и сделал большие глаза.
— Наконец-то… — пробурчал Астарот. — Уже час ждем…
— Я так жрать хочу, что у меня желудок к позвоночнику прилип, — проныл Бегемот.
Только Кирилл молча смотрел на всех обожающими глазами.
— Давайте, вжарьте рок в этой дыре! — ободряюще произнес я и сжал руку в кулак. — А я помчал из зала на вас посмотрю.
Обходить зрительный зал я не стал, атмосфера концерта была такая, что можно было наплевать на такие условности. Так что я просто вынырнул из-за кулисы и спустился по боковой лестнице прямо в толпу тусующихся перед сценой.
Честно говоря, я ожидал ощущения лютого испанского стыда. Я же слышал, как мои поют и играют. И уровень это, мягко говоря, такой себе. А тут зрители, все дела. Астарот психанет, начнет пищать фальцетом, Бегемот в самый неподходящий момент уронит палочку, Кирилл растеряется и будет смотреть на всех круглыми испуганными глазами. В общем, предвкушал я что-то такое. И даже был к этому готов.
Но реальность была снисходительна. То ли я уже слегка проникся местной атмосферой анархии, вседозволенности и пофигизма, но испанский стыд не приходил. Даже когда Бегемот выронил палочку, еще не дойдя до барабанной установки.
Не знаю, куда я больше смотрел — на сцену или на публику. Колбасящимся первым рядам, кажется, было уже все равно, что слушать. Они прыгали и голосили даже громче музыкантов. Мои отыграли… ну… скажем так… нормально. Даже чуть лучше, чем я опасался. Во всяком случае, никто не бросил инструмент и не сбежал в панике. К концу их выступления я даже начал ими гордиться. Освоившийся на сцене Кирилл даже запилил пару замысловатых рифов, которых в оригинале песен не было, чем вызвал рев восторга.
А когда Астарот сказал финальное «Спасибо!» в микрофон, я даже почти прослезился. Что-то вроде отцовской гордости что ли в душе появилось. Все-таки, я приложил руку к тому, чтобы это выступление состоялось, и ребята урвали свою минуту славы.
Когда я снова оказался в фойе, там царило оживление. И у него было два очага — тусич вокруг «вышедшей в народ» группы «Папоротник» и рядом с камерой телевизионщиков. За своих я теперь не волновался, они остались надувать щеки в обществе каких-то лохматых девиц. А я пошел поискать, где можно попить чего-нибудь безалкогольного. И меня как-то течением прибило к телевизионщикам. Их было трое — оператор с камерой, человек с саквояжем неясного назначения и молодая женщина с микрофоном. Она смотрела в камеру и вещала.
— Уважаемые зрители, мы ведем наш репортаж из Дворца Культуры Новокиневского Химзавода, где сегодня происходит знаковое для нашего города событие — фестиваль Рок-Провинция, — жеманно улыбаясь, говорила она. — Уже прошли выступления множества самых разных коллективов, как из Новокиневска, так и других городов. Как сообщили организаторы, география фестиваля оказалась даже для них самих оказалась неожиданностью — рок-группы приехали буквально отовсюду — от Москвы до Магадана. И сейчас мы пообщаемся с простыми зрителями рок-фестиваля, которые как раз вышли на перерыв и могут поделиться свежими впечатлениями.
— Вова, — чья-то рука опустилась на мое плечо сзади. — Это же ты?
— Клэр? — я повернулся к девушке. — Надо чем-то еще помочь?
— А? — рассеянно отозвалась она. — Да нет, уже все почти. Выйдешь со мной покурить?
— Конечно, о чем разговор, — я кивнул, и мы направились к выходу. На этот раз центральному. — Хочешь свежим воздухом подышать? Так-то вроде прямо тут все курят.
— Ага, — кивнула она. Я посмотрел на нее с сочувствием. Устала, бедненькая. Организация мероприятия — это тот еще геморрой. Все, что может пойти не так, идет не так. Мы вышли на крыльцо. Света вытащила из кармана мятую пачку «Явы», вытряхнула дрожащими руками одну, сунула в рот. Протянула пачку мне, но я отказался.
— Знаешь, Вова, а ведь я тоже мечтала, что буду петь, — задумчиво проговорила она. — Я ведь поэтому и пришла в рок-клуб. Думала, что найду группу, стану солисткой… Радовалась, что теперь свобода. И что наконец-то все поймут, как я талантлива. Женю слушала, как бога. Кофе ему варила. Помогала во всем. Всегда.
Она замолчала, сглотнула слезы. Я обнял ее, накрыв плечи своей курткой.
— Иногда я думаю, что все это какой-то обман, — сказала она, глядя в пустоту. — Что я суечусь, что-то делаю, остаюсь крайней… Но все равно меня никто не замечает. Будто я пустое место. Женя даже не всегда может вспомнить, как меня зовут. Только когда ему что-то надо. Обещал, что послушает мою музыку. Ну да, как же…
— Посмотри на это по-другому, Клэр, — сказал я. — Если бы не ты, этого фестиваля бы не было, верно? Телевизионщики бы тут не крутились. А вон там курят явно акулы пера, с блокнотами. Этот фестиваль запомнят, значит все было не зря.
— Но меня-то нет! — она всхлипнула. — Меня даже нет в списках организаторов! Какая-то девочка, кто-то привел! Да я их за ручки всех водила, чтобы они вовремя на сцену выходили… Они же как дети…
— Никто не знает всех строителей какого-нибудь Исаакия в Питере, — усмехнулся я. — Но чтобы он стоял, нужен был каждый. Про этот фестиваль и через тридцать лет будут помнить. А может и через сто.
— Что-то не верится… — она вздохнула.
— Точно тебе говорю! — я сжал ее покрепче, чтобы подбодрить. — Давай считать, что я путешественник во времени, и только что прилетел из будущего, чтобы тебе рассказать, как оно там.