90-е: Шоу должно продолжаться (СИ) - Фишер Саша. Страница 19

Не будет среднестатистический человек с пристрастием допрашивать другого среднестатистического человека, чтобы вывести на чистую воду нелегального жильца внутри его головы.

Я фыркнул и закашлялся. Смешно почему-то стало от такой мысли.

— Над чем веселимся? — тут же отреагировал отец.

— Да так, — хмыкнул я. — Подумал, что если бы инопланетяне умели вселяться в человеческие мозги, то их никогда бы не вычислили.

— Это почему еще? — отец даже отвлекся от зашнуровывания ботинок. — Все близкие тут же бы заметили, что он ведет себя странно.

— И что? — я пожал плечами. — Ну то есть, да. Если бы он начал размахивать руками как мельница и лопотать что-то на альфацентраврском вместо русского, то его, скорее всего, сдали бы в дурку. А если нет? Ходит прямо, говорит внятно. Мыло есть не пытается, голую жопу вместо «здрасьте» не показывает. Кто заподозрит-то?

— Ну и фантазии у вас, молодой человек, — отец захохотал и снова наклонился к ботинкам. — Ерундой всякой маешься, лучше бы подумал, как поступать будешь в следующем году. А то опять провалишься, позорище. Перед родней даже неудобно.

«Что и требовалось доказать», — подумал я. Усмехнулся.

— Ну сорян, не получилось из меня сына маминой подруги, — сказал я. Судя по тону отца, разговор был привычным таким ритуалом. У обоих родителей — вышка, а сынуля экзамены провалил. Пришлось сунуть взятку на медкомиссии, чтобы признали негодным. И беззлобно шпынять, что мозги у кого-то в длинные волосы ушли. Обратная зависимость между длиной волос и умом — это не всегда только про женщин. Ну и все такое прочее. За время, пока мы завтракали, я услышал несколько подколов в этом примерно ключе.

— Сорян? А это еще что значит? Очередной молодёжный жаргон? — спросил отец. — Или как правильнее — слэнг?

— А это, батя, от английского «сорри», — ответил я. — Ну, простите, типа. Виноват, исправлюсь. И все такое.

— Эх, оболтус ты, оболтус! — засмеялся отец, взял ящик с инструментами и шагнул к двери. — Ладно, я в гараж. Надо для Галины Ильиничны изголовье кровати закончить, давно уже обещал. Дома чтобы не курил!

— Ага, — кивнул я и закрыл за отцом дверь.

Теперь огромная родительская квартира была в моем полном распоряжении. Мама на работе, не знаю пока, на какой. Ох… Забыл же ей передать от медички просьбу! Ладно, потом. Успеется. Отец в гараже. Сестра в школе. Как минимум, несколько часов на исследование у меня есть. Пока моя семья мне очень нравится. Деньги у нас водятся, с продуктами явно перебоев нет. Квартира неплохая. Родители вменяемые. Сестра… Ну, еще познакомимся. Пока я даже не понял, сколько ей лет.

Я прошелся по квартире, открывая двери во все комнаты. Ага, это спальня родителей. Ого, какая кровать! Прямо царское ложе с изголовьем в форме раскрытого лотоса, обитого бледно-розовым гобеленом. Ну вот пазл и сложился. Мои отец и мать работали на одном заводе — НЗМА. Завод благополучно встал. Мама оказалась дамочкой с коммерческой жилкой, и по-быстрому что-то там такое организовала кооперативное. А отец, чтобы не лезть на стену от безделья в бессрочном отпуске, вспомнил, что у него руки растут из плеч, и обставил квартиру новой мебелью. Неплохой, надо заметить. Сделано явно со вкусом и любовью. Шкаф в прихожей, диваны в гостиной, кровать эта вот… Да и всякие декоративные элементы с резьбой — похоже, тоже его рук дело. Друзья семьи это дело прочекали и принялись клянчить себе такие же штуки. Даже, возможно, за деньги.

На ручке двери следующей комнаты висел самодельный дорхенгер, старательно вырезанный из картона и раскрашенный фломастерами. Буквами было написано NO ENTER! И нарисованы череп с костями.

А на уровне глаз пришпилен альбомный листок с жизнерадостным пророчеством: «Вошел без стука — вылетел без звука!»

Ну что, делаю ставки? Моя комната или это сестра такая гостеприимная?

Толкнул дверь.

Нда. И проиграл сам себе. Думал, это я так свое неформальское личное пространство защищаю. Явно сеструхина комната. Низкая тахта, пушистое розовое покрывало, десяток подушек с вышивкой. Интересно, ее рукоделие? На стене над тахтой пришпилена тюлевая драпировка, как некая фантазия на тему прицессиного балдахина. А стена напротив уклеена постерами позднесоветских «сладких мальчиков». Пресняков, Маликов, группа «Ласковый май». На однойго из «майцев» иголочкой пришпилено розовое сердечко. Ага, ну значит не в первом классе учится, а как минимум в седьмом-восьмом. И по музыкальным вкусам мы явно не совпадаем.

Детально исследовать не стал. Из уважения к частной жизни. Да и незачем, и так все понятно. Что там с моей комнатой?

Как я и подозревал, она оказалась за следующей дверью. Тахта, черные шторы, шкаф, письменный стол. На стенах — постеры. Тоже предсказуемые — «Коррозия металла», «Кисс», «Секс Пистолс». Неплохой такой музыкальный центр. Подставка для кассет, забитая разномастным роком, русским и зарубежным. Пачка виниловых пластинок на виду. Балуют меня родители, как я погляжу.

Брр… В нос опять ударил запах курева от одежды. Душ, точно.

Я открыл шкаф. Присвистнул. Это я такой идеальный порядок поддерживаю, или у меня до сих пор мама в комнате убирается? Белье и одежда сложены идеальными стопочками, трусы-носки-футболки. Черные джинсы, тоже несколько пар.

Ладно, остальное пока подождет. В душ. Немедленно. И патлы свои жуткие промыть-прочесать, а то ощущение такое, что у меня воронье гнездо на голове.

Я сидел на кухне, прихлебывал чай и листал журнал «Парус», пачку которых я нашел в своей комнате. Ну и переваривал полученную информацию еще. После душа я прошелся по квартире более вдумчиво. Потом нашел, что искал — ящик, который был у любой советской семьи. С документами. Перебрал всякие свидетельства о рождении, дипломы, аттестаты. Оказалось, что у отца целых два высших образования. Геологическое, новокиневского университета, и гидравлические машины и гидропневмоагрегаты, местного же политеха. Мой аттестат о среднем образовании сообщил мне, что звезд с неба я в школе не хватал. Две тройки — по истории и почему-то геометрии. Три пятерки — по алгебре, физкультуре и химии. Остальные четверки. Закончил я восьмидесятую школу… Напряг мозги, чтобы вспомнить, где она. Ну да, понял. Недалеко, на Коммунистическом. По месту жительства учился.

Сестре моей, судя по ее свидетельству о рождении, было шестнадцать лет. То есть, последний класс. Десятый? Или уже одиннадцатый?

Дипломов из музыкалки нет, значит на гитаре я играю любительски. Это хорошо.

Я пошевелил пальцами ушибленной руки. Все работает. Надо будет перед репетицией замотать руку эластичным бинтом. А потом… Потом еще что-нибудь придумаю.

В двери заскрежетал ключ, из коридора раздалось девичье хихиканье. А вот и сестра, собственно. Рановато, время всего двенадцать. Уроки прогуливают, мелкие оторвы.

— А почему ты дома? — требовательно заявила она с порога вместо «привет» и «как дела?»

— У меня есть два варианта ответа, один вежливый, другой не очень, — усмехнулся я. — Тебе с какого начать?

— Ой, ты как всегда, — девушка дернула плечом и сбежала с кухни. В коридоре снова зашушукались и захихикали.

— Нам надо уроки делать! — громко сказала сестра, явно обращаясь ко мне.

— Ну так делайте, я же не мешаю, — я встал из-за стола, сполоснул чашку и поставил ее на сушилку.

— Мешаешь! — вызывающе выпалила сестра. И снова раздался смех. С двумя подружками пришла. Как она выглядит, я знал до того, как она вернулась. Видел пару фотографий. Она была похожа скорее на отца, чем на мать. Такая же невысокая и с темными кудрявыми волосами. Только отец был скорее худым, а сестрица была довольно пышненькой. Круглую попу обтягивала короткая трикотажная юбка. На ногах — пестрые колготки, от взгляда на которые начиналась морская болезнь. Пушистый розовый свитер. В ушах — здоровенные пластмассовые сережки. А в волосах — заколка-краб. И тонкая косичка справа от лица. С вплетенным в нее кислотно-розовым же шнурком.