Князь Святослав - Васильев Борис Львович. Страница 24
— Берендеи и черные клобуки будут следовать Дикой степью. Черные клобуки — вдоль побережья Черного моря, берендеи — по северным степям.
— Я знаю.
— Не для тебя напоминаю, великий князь. Для командиров твоих дружин.
— Предупрежу.
— Побед дружине и славы тебе, великий князь Святослав!
— Добуду, — усмехнулся князь. — Дружина, проводить с честью моего гостя!
Дружина мгновенно построилась в два ряда. Дружинники выхватили из ножен мечи и, потрясая ими, громко трижды вскричали:
— Слава! Слава! Слава!..
Неслых вернулся из стойбища князя Святослава в отменном настроении. И все — слово в слово — пересказал Свенельду.
— Как наш сын? — с привычной тревогой спросила великая княгиня, когда воевода доложил о свидании с Неслыхом.
— Стяжает себе славу, которая переживет века, моя королева.
— И по дороге к этой славе уничтожит Великое Киевское княжение, — горько вздохнула Ольга. — Я помню каждое его слово.
— Мало ли о чем болтают незрелые вожди, моя королева.
— Если бы он болтал… — Ольга опять вздохнула. — Он не умел болтать, как не умел улыбаться. Нет, нет, он уничтожит наше княжество. Непременно уничтожит, я слишком хорошо его знаю.
— Тогда… — Свенельд замолчал.
— Что — тогда?
В голосе Ольги слышалась напряженность, и воевода улыбнулся.
— Тогда придет черед нашего младшего сына, моя королева. — Но Святослав не должен знать, что у него есть брат.
По решительному настоянию Морозко Святослав с неохотой согласился попросить Свенельда повлиять на вятичей, чтобы они не препятствовали проходу боевых дружин Святослава по берегу Оки до впадения ее в Волгу. Вятичи согласились, но то, что великого князя Святослава одолжили этим невмешательством, оскорбило его самовлюбленную душу, и обиду он затаил.
Требования опытного Морозко основывались на том, чего Святослав пока не понимал. Русские дружины того времени воевали только в пешем строю, а к месту боя добирались на конях, чтобы дружинники не устали тащить на собственных плечах тяжелую броню, оружие и продовольствие. Ездить на конях они, естественно, умели, но выезженных специально для боя коней у них не было. Это был всего лишь транспорт, средство передвижения, и Морозко совсем не был уверен, что лошади не понесут вскачь при первой же вражеской стреле.
Поэтому до устья Оки их сопровождали коноводы, которым дружины и отдали коней. Их уже ждали насады, и в первую они погрузили вооружение, заводных коней и кое-какие припасы не только для еды, но и для походного ремонта брони и оружия под охрану новгородских добровольцев. Новгородская ватага не пряталась, поскольку на Волге к ним привыкли. Потом залезли сами во вторую насаду и на всякий случай легли на донные доски, под грузовой палубой, чтобы их не заметил кто-либо из людей, не посвященных в их намерения.
Лежали в трюмном сумраке на сырых досках в броне и полном вооружении. Ставка была слишком высока, и великий князь приказал и дышать-то через раз. Хазарские соглядатаи приглядывали за волжскими караванами, и опасность, что русские дружины могут заметить раньше времени, оставалась вполне реальной.
Осторожный Морозко велел загрузить палубу тюками с обычным товаром, спрятав среди тюков легких лучников. На Волге пошаливали ушкуйники, и держать под рукою людей, способных дать им быстрый и внезапный отпор, было вполне уместно.
А караван сплавлялся мучительно медленно, подолгу застревая на перекатах. Воины мучились от неподвижности, конечности их затекали, ныли спины и суставы, но великий князь был неумолим. Он и сам страдал, позволяя себе размяться на верхней палубе только по ночам. И то, если ночи были беспросветно темными.
Он вторгался в могущественный Хазарский каганат, имевший многочисленную и хорошо вооруженную армию. И поэтому самым главным его оружием была внезапность нападения с севера. Он верил в мастерство своих дружинников и в собственную счастливую звезду.
Среди купцов и экипажа насад были люди Неслыха. Тот предупредил об этом Святослава, но не назвал ни одного имени.
— Они сами найдут тебя, великий князь. Когда придет время.
И — нашли.
На товарную палубу, под которой лежали дружинники со своими командирами, спустился купец с круглой новгородской бородой. Осмотрел тюки, чуть приоткрыл люк в трюм.
— Перед утренней зарей войдем в земли Волжской Булгарии. Готовься, великий князь.
Выгрузились на границе Волжской Булгарии. Великий князь построил войско, сказал Сфенклу:
— Скажи им мое «Иду на вы!».
И тут внезапно вмешался совершенно незнакомый мужчина.
— Прости, великий князь, но булгары убьют твоего побратима, если не сдадутся сразу. А они не сдадутся, и поэтому пойду я.
— Но тебя тоже убьют.
— Я — человек Неслыха. Он предугадал этот случай и повелел мне умереть.
— Прими мою благодарность, человек Неслыха. — Великий князь прижал руку к сердцу и склонил голову. — Мы справим добрую тризну на твоих похоронах. Ступай на подвиг и успей сказать мое слово.
— Что я должен сказать, великий князь?
— Иду на вы!..
Всю свою последующую боевую жизнь Святослав мучительно стыдился битвы с волжскими булгарами. Ударить с ходу одной, по сути, еще никогда не сражавшейся с профессиональными воинами личной дружиной, забыв про дружину Морозко, про непременное окружение противника, про разведку, наконец.
Спасла его только удача. В городе вдруг, сразу во многих местах, вспыхнул пожар. Заметались женщины и дети, все ворота, кроме тех, возле которых шла битва, оказались закрытыми, и жители в панике бросились в них, сметая собственных защитников и увлекая их за собою. Толпы ринулись к Волге, в то время как в городе полыхал пожар, металась брошенная скотина, с треском рушились обгоревшие скелеты зданий.
И тут из ворот горящего города вышел улыбающийся Морозко.
— Ты так остервенело работал мечом, великий князь, — сказал он, — что булгары растерялись и не заметили, как я с дружиной проник в город. Ну и запалил его со всех сторон, пока мои дружинники добивали там вооруженных мужчин. Все просто, только учти, что хазары и сами хитры. И ты, прежде всего, думай об их хитрости, а не уповай на собственное нахальство.
Великий князь на этот раз не обиделся. Морозко был прав, и он, виновато вздохнув, искренне поблагодарил его.
— Отдать дружинникам воеводы Морозко всю добычу, — сурово распорядился он — Кто позарится хоть на колечко, выгоню!
— Какая там добыча… — отмахнулся Морозко.
Святослав сурово глянул на него, и воевода сразу примолк.
— Похоронить человека Неслыха с великой честью. Как варяга, в ладье. Вокруг уложить сорок отрубленных голов вражеских воинов и одну заколотую женщину…
— Это уж слишком, великий князь…
— Они совершили неслыханное злодеяние! — выкрикнул Святослав. — Они убили посла, и пощады им быть не может. Исполнить, как я повелел!
Морозко вместе с дружинниками уложили убитого посла, бросили к его ногам сорок отрубленных голов воинов, мертвую девушку и три сломанных меча. Затем труп посла обложили ветвями можжевельника и берестой, подожгли и оттолкнули от берега.
Потрясая мечами, дружинники кричали «Слава!», пока горящая лодка не скрылась с глаз.
Три дня великий князь Святослав праздновал тризну по погибшему послу. А потом огнем и мечом прошел по всей Волжской Булгарии, сжигая дома и беспощадно убивая мужчин. Волжская Булгария практически перестала существовать.
После кровавого разгрома Булгарии Святослав велел дружинам грузиться на суда прежним порядком и сплавляться далее вниз по Волге. Движение громоздких судов и здесь было осложнено многочисленными блуждающими отмелями, а потому продвигались они медленно. С песчаных заносов насады вытаскивали новгородцы без оружия, чтобы не привлекать внимания посторонних глаз. Повелев дружинникам прятаться в сырых трюмах, великий князь вместе с Морозко лежал на палубе в холщовой рубахе и таких же портках. Лежал, прикрыв веки и делая вид, что дремлет, тщательно обдумывая, как бы поближе подкрасться к Хазарскому каганату. Поэтому и выслал вперед две лодки-однодеревки с глазастыми проверенными друзьями, Сфенклом и Радыпей, которого оценил в первых же стычках с булгарами. Они должны были не только находить дорогу среди отмелей, но главным образом приглядывать за берегами.