Там, за зорями - Хващевская Оксана. Страница 17

Злата знала, что и Лешка привязан к ней не меньше, может быть, и она для него стала кем-то вроде близкого друга, которого у него почему-то никогда не было, но в Минске у него девушка, там любовь и все такое… А любовь, как известно, страшная сила. Вот Блотский сейчас говорит, что будет звонить и ждать звонков от нее, а Полянской почему-то казалось, что скоро он о ней забудет.

— Я буду скучать по тебе, но я все равно рада за тебя. Ты ведь мечтал об этом, стремился… И вот твоя мечта осуществилась. Как бы я хотела, чтобы и моя мечта когда-нибудь стала явью, я бы все на свете за это отдала, и, наверное, мне уже ничего и не нужно было в жизни, только писать романы и жить в тишине и благодатном покое этих мест. Ты счастлив, Лешка? Вот скажи, что ты чувствовал, когда узнал? — Полянская прогнала прочь грусть, не желая омрачать Лешкиного счастья, и улыбнулась ему.

— Конечно, радость. Ликование. Хотелось кричать «Ура!» и как говорится, в небо подбрасывать шапку. А еще некое чувство опьянения и окрыленности, когда кружится голова и кажется, будто весь мир лежит у твоих ног! И мне все еще не «верится в это! — сказал парень и улыбнулся, только улыбка не отразилась в его голубых глазах, они по-прежнему оставались серьезными.

Его так и подмывало взять ее за руку и позвать с собой в Минск, ему пришлось даже сжать ладони в кулаки, чтобы не поддаться порыву.

Возможно, это и стало бы любовью. И они были бы, безусловно. красивой парой, если бы ему не нужно было завтра уезжать Если бы он смог найти слова которые мог ли бы убедить Злату поехать с ним в Минск. Ему казалось, он смог бы сделать все для того, чтобы она была счастлива, позабыв обо всем.

Но Леша так и не решился протянуть руку, а слова застревали в горле, стоило лишь увидеть ее голубые глаза, которые туманились мечтательностью, когда она смотрела на окружающий мир. Это был ее мир такой яркий, сияющий, волшебный, как этот весенний день. Поля, зеленеющие озимыми, простирались к горизонту. Луга, на которых пробивалась молодая трава и тянулись к небу анютины глазки. Леса, одетые в молодую листву.

Дальше они шли молча. Миновав огороды, свернули на проселочную дорогу, которая вела к лесу. Со всех сторон их обступили молоденькие березки с резными полупрозрачными листочками, яркими, сочными, пронизанными солнечными лучами. Они трепетали на ветру, и едва уловимый шепот, как напев, разливался в воздухе. Пряный теплый воздух, наполненный запахом молодой листвы, смолы и цветов, дохнул им в лицо, когда они ступили под сень деревьев.

Здесь, недалеко от дороги, была небольшая поляна, которая ближе к лету зарастала травой и лесными колокольчиками, а сейчас трава только пробивалась, и к по ляне с леса подкрадывались пролески, которые в деревне называли подснежниками. Сюда, на эту поляну, приходили с давних пор. И мама Златы, будучи еще девчонкой, собиралась здесь с подружками, и, возможно, бабушка тоже, ведь она родилась и выросла в этих местах.

Они расстелили покрывало посреди поляны и сели. Девушка туг же принялась разбирать пакет с едой, вытаскивая большую запотевшую бутылку с квасом, которую им мама положила на дорожку, и, открутив пробку, припала к горлышку. Есть не хотелось, они ведь только из-за стола, а вот пить — жутко…

Они еще немного посидели, непринужденно болтая и смеясь, а потом Злата улеглась на покрывало и, закинув руки за голову, стала смотреть на небо, такое пронзительно-синее, чистое, высокое и полупрозрачное, и облака, похожие на шелк проплывающие мимо. Под покрывалом, у самого уха, в траве копошились букашки и жучки, шурша сухой прошлогодней травой и. листвой. Где-то в густых зарослях заливался соловей, а из глубины лесной чащи ему отвечала кукушка, беспрестанно отсчитывая года…

Глаза закрылись сами собой. Леша, кажется, еще что-то говорил, не требуя ответа, но смысл до девушки уже не доходил. Обласканная солнечным светом, убаюканная звуками леса, она погрузилась в сладкий сон…

Леша замолчал и тихонько лег рядом. Спать не хотелось. Повернувшись на бок, он подпер голову рукой и стал смотреть на девушку. Сон разгладил ее черты, сделав их безмятежными и невинными, как у ребенка, а улыбка подрагивала в уголках ее красивых губ. Ветерок трепал золотистый локон, выбившийся из прически, и щекотал щеку. Леша осторожно убрал его, и пальцы коснулись её нежной шелковистой кожи цвета персика. Наклоняясь совсем близко, он видел едва заметную россыпь веснушек на носу, которых почему-то раньше не замечал.

Он смотрел на нее так, как будто пытался вобрать в себя ее образ, каждую черточку ее лица, чтобы потом воскрешать в памяти теплыми весенними ночами… Сейчас Блотский не думал о Маше, с которой встречался не один год. Избалованной своенравной городской кокетке, в которую когда-то влюбился с первого взгляда. О ней он теперь вспоминал так редко… Сейчас он думал о том, что оставляет здесь куда больше, чем мог себе признаться.

Парень не собирался спать, но мерное дыхание Златы, наверное, все же подействовало на него усыпляюще. Он опустил голову и, прижавшись щекой к ее виску, закрыл глаза…

Первая крупная дождевая капля упала Злате на щеку. Девушка зашевелилась и, по-прежнему не открывая глаз, попыталась смахнуть ее и ударила Лешу по носу.

— Ой! — испуганно воскликнула она и открыла глаза.

Первое, что увидела Злата, бы ли тучи Темные, зловещие грозовые тучи, так низко, что до них, казалось, можно достать рукой. Они поглотили солнце, и мир вокруг уже не казался таким ярким и радостным. Тревожно шумел лес, смолкли птицы и даже цветы сомкнули лепестки.

— Лешка, — позвала парня девушка, поворачивая к нему лицо — Кажется, сейчас будет гроза!

И словно в подтверждение ее слов где-то рядом раздались первые раскаты грома, прокатившиеся глухим эхом по лесу.

— Мамочки! — только и смогла вымолвить Злата, и глаза ее от страха сделались огромными.

Ничего на свете Злата Полянская не боялась так, как грозы. Вскочив на ноги, она заметалась по поляне, хватая то сумку с едой, то покрывало, на котором сидел Леша и, ничего не понимая, смотрел на девушку.

— Лешка! — закричала она.

И тут темное небо пронзили молнии. Полянская вскрикнула и, отшвырнув сумку в сторону, бросилась бежать, теряя голову от страха.

— Злата! — крикнул Леша, но его крик потонул в глухом раскате грома. Да и не остановил бы он девушку, даже если бы она его услышала. Втянув голову в плечи, она добежала до дороги, но там споткнулась и плашмя упала.

— Злата! — испуганно вскрикнул Блотский, схватив сумку и покрывала, бросился следом.

Дождь усилился, но не это сейчас заботило парня. Там, на дороге, лежала Злата и не шевелилась.

А Злата хватала ртом воздух и не могла восстановить перехватившее дыхание.

— Злата, ты что? — подоспел Блотский и опустился перед ней на корточки. — Ты ударилась? Ты не можешь подняться? Тебе плохо? — его голос звучал испуганно.

— Все нормально, Леша, — смогла, наконец, обрести дар речи девушка и стала подниматься. — Но нам нужно поскорее выбираться отсюда! В лесу мы не можем от грозы спрятаться, нельзя в лесу и грозу! И на открытом пространстве опасно, может убить! — в голосе девушки звучала неприкрытая паника. — Господи, как же мы теперь до дома доберемся..

Договорить она не успела, новый разряд молнии заставил ее броситься к парню и до боли прикусить нижнюю губу, чтобы не закричать.

— Злата. Злата, ну что ты? Девочка моя, ну, подумаешь, гроза! Ну, ничего с нами не случится, правда, промокнем до нитки, но это пустяки. Я и не знал, что ты боишься грозы!

— Еще как боюсь! — прошептала девушка, обхватив руками его шею и уткнувшись лицом в плечо. — Что же делать? спросила она.

— Пойдем домой! Сейчас мелкими перебежками до деревни, а там, если тебе уж совсем страшно станет, попросимся в первую попавшуюся хату! — решительно сказал Лешка.

Осторожно поднявшись на ноги и придерживая Злату за талию, он увлек за собой девушку, которая цеплялась за него и не отпускала.

Дождь превратился в ливень, и когда они, наконец, добрались до деревни, оба были насквозь мокрые. Каждый раз, когда молния рассекала небосвод, Злата, приглушенно вскрикивая, сжималась в комок и, зажмурившись, прижималась к Леше. Пока они шли, Блотский не раз предлагал девушке зайти то к бабе Нине в дом, то к Максимовне, чтобы переждать грозу. Но Полянская упрямо качала головой, и они продолжали путь.