Душеприказчик - Краснов Антон. Страница 12
Впрочем, поминальная трапеза подходила к концу. Приближался торжественный момент прощания с ушедшим, после чего все те, кто не входит в Ближний круг князя Гьелловера, должны были покинуть священную рощу на склоне горы и вернуться в небо, в Плывущий город. Рэмон вскинул глаза и с явным сожалением посмотрел на мощный склон горы, по которому ползли первые сумерки, на кроны деревьев, сквозь которые просачивались бледно-лиловые, с зеленоватым оттенком, лучи заходящего светила.
Он глубоко вздохнул и уловил теплый аромат земли и пряных трав. В Галиматтео пахнет совсем по-другому!.. В Плыву-щем нет таких ярко выраженных, таких свежих и сильных запахов. Синтетики, ароматизаторы, тепличные оранжереи… На нижних уровнях – кисловатый дух, распространяющийся от охладителей Первого антиграва. Жилые кварталы огромного Плывущего распространяли массу других запахов – от незаметных, почти несуществующих, до тяжелых, кажущихся практически осязаемыми, от резких до ненавязчивых, от сладких до металлических, от тревожных до будоражаших; запахи огромного города застревали в ноздрях или, напротив, улетучивались при первом же повороте головы. Они шли вязкой, последовательной чередой или обрушивались, как груда камней… но нигде, нигде ТАМ, наверху, не встретить этих ароматов остывающей планеты, как здесь, в священной роще.
Рэмон поймал себя на крамольной мысли, что он в чем-то даже завидует этому незадачливому князю Гьелловеру, существу с такой странной кровью. Он зябко передернул плечами и опрокинул в горло остатки содержимого фляжки. Лысоватый человек, отчеканенный в профиль на ее поверхности, казалось, лукаво косил на Рэмона прищуренным глазом…
Потянулась утомительная церемония прощания. Предстоятель Астаэр сам произносил слова обряда, но до Рэмона они доходили откуда-то сбоку, приглушенно, размыто. Он обнаружил, что нетвердо стоит на ногах. Ну конечно, этот предательский зиймалльский напиток!.. Он сжал в руке бигойю, непонятно зачем взятую с собой. Столовый прибор был скользким и липким от сока свежих фруктов, к белому металлу пристало несколько маленьких кусочков. Рэмон Ррай поднял глаза и только тут увидел, что подходит его очередь прощаться с князем Гьелловером.
Это совсем, совсем просто. Нужно только постоять над телом князя, все так же лежащим на холмике свеженасыпанной земли на краю глубокой пятиугольной ямы. Нужно коснуться лбом его холодной руки, а потом бросить в его изголовье маленькую горсть земли.
Вот, собственно, и все.
«М-да, – лениво думал Рэмон, – значит, ткнуться лбом в его руку, а потом бросить… напридумывали непонятно чего!.. Везет ему, вон как спокойно лежит, никто его не трогает, не заставляет разные ритуальные глупости делать… Эх, ладно! А что это на меня отец уставился? Вечно ему что-то не нравится!..»
И Рэмон Ррай взмахнул правой рукой с зажатой в ней би-гойей, да так, что едва не отхватил острой стороной столового прибора ухо Вийлеллю, который пристроился вслед за ним. Тот едва успел посторониться и чуть не упал на руки стоявших позади гостей. Рэмон широко шагнул к насыпному холму и остался один на один с покойным. Кажется, полагалось еще что-то говорить, но Ррай напрочь забыл, что именно. Хотя над плечом кто-то пытался подсказывать злым шипящим шепотом.
Напротив стоял Предстоятель Астаэр и буравил незадачливого молодого арранта пронизывающим взглядом.
– Смотрит, смотрит… Как будто я сам не помню, что нужно делать, – неизвестно к чему забормотал Рэмон, сжимая в руке совершенно не нужную сейчас бигойю. И если язык еще с грехом пополам слушался своего хозяина, то ноги в данное мгновение вдруг решили не повиноваться совершенно. Левая выписала какой-то затейливый пируэт и ткнулась в разрытую землю так, что тупая боль брызнула по пальцам и далее по всей ступне; правая начала подгибаться, и только недюжинным усилием Рэмон Ррай сумел выровнять собственное свое тело, вдруг ставшее чужим и неуправляемым. О предательский иноплеменный напиток! О мера вешей! Рэмон явственно почувствовал, как в спину втыкаются взгляды – ироничные и осуждающие, суровые и смеющиеся.
Он неловко, как-то щекой, ткнулся в мертвую руку князя Гьелловера. Рука была холодная, как безнадежно остывшая свекольная котлета. После этого он наклонился, захватил пальцами горсть земли… Рэмон Ррай торжествующе улыбнулся самому себе (пока никто не видел его склоненного лица): дескать, могу же, если хочу! Он начал выпрямляться, медленно – как ему казалось, с нарочитым чувством собственного достоинства, хотя со стороны это, наверно, выглядело смехотворно.
И тут поехала уже правая нога.
Рэмон слишком поздно осознал, что кренится и падает. Ноги, ноги!.. Он отчаянно замахал руками, чтобы удержать равновесие…
– Э-э-э! – предостерегающе закричали сразу несколько присутствующих, и уже протянулись чьи-то руки, чтобы подхватить недотепу, но было поздно.
Рэмон вскинул обе руки и грянулся прямо на могильный холм князя Гьелловера. При падении его немного развернуло, и он упал так, что уткнулся головой в тучный бок покойного. Левая рука вцепилась в острую коленную чашечку князя, на ощупь не отличимую от подмороженного свиного пятака. Правая же…
ПРАВАЯ рука…
– О Единый!!!
Крик этот вырвался у всех стоявших неподалеку и видевших, ЧТО произошло. Те, кто не видел, но слышал, напирали сзади, и в короткое время в священной роще воцарились сутолока, давка и даже смятение – явления, совершенно не характерные для похоронных торжеств на Аррантидо в частности и быта аррантов в целом.
Было на что посмотреть…
Правая рука Рэмона Ррая – с судорожно зажатой в ней би-гойей, влажной и липкой – описала незамысловатую дугу и упала на левое плечо и шею князя Гьелловера. Одно такое касание, со стороны сильно похожее на удар, выглядело бы по меньшей мере непочтительно. Если не сказать – кощунственно. В присутствии же Предстоятеля Храма и двух Предвечных, перед лицом градоначальника Галиматтео, а также мудрого Бальтарр-бер-Кайля, Верховного Судьи… Едва ли можно подобрать менее удачную аудиторию для демонстрации выходки, какую позволил себе Рэмон Ррай. И ладно бы он просто хлестнул покойника наотмашь. И не так страшно, не будь в его руке ничего. Но этот злополучный прибор, столь удобный для поедания любых фруктов, эта бигойя, прихотливая комбинация ножа и ложки…
Липкий нагретый металл в руке Рэмона, обрызганный терпким соком, с налипшими ароматными кусочками вкуснейших лакомств, – этот металл вошел точно под подбородок князя Гьелловера. Вонзился в холодное застывшее ГОРЛО, сквозь морщинистую синеватую кожу с неопрятными мятыми складками.
Конечно, в первый момент Рэмон даже не понял, что он сделал. Не было ни смятения, ни страха. Ничего. Напротив, когда он медленно поднял глаза и увидел подбородок и толстую шею Гьелловера, рассмотрел бигойю, косо всаженную в горло по самую ручку – глупая резиновая улыбка вдруг потянула уголки его губ в разные стороны.
Рэмон сощурился: в этом ракурсе князь вызывал ассоциации с умершей от старости домашней птицей, ощипанной для последующего копчения. Но уже через мгновение у него отпала как охота не к месту улыбаться, так и все мыслимые поводы для этого оскорбительного веселья. Бигойя в пальцах Рэмона Ррая вдруг запрыгала, как живая, запульсировала – Рэмон едва успел отдернуть руку, – и ВЫЛЕТЕЛА из шеи князя Гьелловера.
Испачканный столовый прибор упал на земляную насыпь, а из раны вдруг ударил фонтан крови! Брызнул, на мгновение зависнув в воздухе темно-красными развесистыми гроздьями! Капли, струйки и целые сгустки крови разлетелись в разные стороны, пятная одежду, лица, головные уборы, регалии собравшихся. Рэмону, как легко догадаться, перепало больше всех. Его буквально окатило мало похожей на аррантскую, густой, с тяжелым сладковатым запахом, кровью. Но главное состояло в том, что эта кровь, извергавшаяся сейчас из пробитого горла покойного, была ЖИВОЙ. Сначала она показалась Рэмону чуть теплой, как соус в слегка передержанном блюде, потом он явственно почувствовал, что она становится все теплее, потом почти горячей и, наконец, начала жечь кожу в тех местах, куда попали брызги!..