Душеприказчик - Краснов Антон. Страница 59

– Что он бормочет? – донесся голос Груздева, и Рэмон Ррай распахнул глаза. Странную, небывалую легкость чувствовал он во всем теле, сродни той, какую испытал при падении с планетарного катера. Пугающая свежесть новизны, новые краски мира… Рэмону почудилось, что движение вокруг него существенно замедлилось, но тотчас же услужливый анализатор подсказал, что мир остался прежним, просто он сам, Рэмон Ррай, стал быстрее.

– Хорошо, что я не баловался этим раньше, – отчетливо произнес он. Тут второй секретарь товарищ Клепиков, самый хмельной из почетных гостей, схватил со стола тарелку и швырнул в арранта. Машинально Рэмон поднял руку, закрываясь от летящего предмета, но когда рука оказалась на уровне его лица, выяснилось, что тарелка не преодолела и половины пути от буйного аборигена до гостя города… Рэмон выбросил вперед левую руку, схватил со стола металлический поднос и закрылся им от тарелки. Столовый прибор, запущенный товарищем, вписался в поднос, и во все стороны брызнули осколки.

Со стороны все это выглядело несколько иначе: пока тарелка летела, что-то с невероятной быстротой мелькнуло в воздухе, и…

– Черт! – выговорил Груздь.

Рэмон нарочито медленно опустил поднос, использованный в качестве щита. На его лице появилась хитроватая усмешка. Кто-то взвыл то ли от удивления, то ли от боли: все-таки осколков было много. Виновник инцидента, товарищ Клепиков, выпятил нижнюю губу и сказал:

– Ловко. Но так и я могу!.. А у нас в цирке…

Рэмон почти не слышал, что говорил этот тип. Он наслаждался новыми ощущениями и даже позволил себе удивиться, почему же он не использовал этих возможностей лейгумма раньше? «Собственно, психостимулирующий эффект вообще очень приятная штука», – решил он.

– Во блин! – показательно удивился тем временем Груздев. – Ловко ты это. Ну-ка, парни, принесите тарелок с кухни, поглядим на нашего циркача!

– Мне кажется, что эта забава недостойна культурных людей… – как всегда некстати встрял Табачников. – В конце концов, он вам не дрессированная обезьяна, а представитель высокоразвитой цивилизации, которая уже утвердила свой примат над нами!

– Сам ты примат! – рявкнул Груздев. – Помолчи уж, Палыч, пока тебя не спрашивают!

Гендаль Эрккин, из-за своего столика зорко наблюдавший за происходящим, встал и направился к Рэмону. На губах гвелля застыла не очень приятная улыбка. Впрочем, тот, кто имеет про запас ММР-40, может себе позволить и не такую гаденькую ухмылку…

– У тебя даже лицо порозовело, и глаза бешеные, – сказал он Рэмону Рраю по-аррантски. – Не нравятся мне эти забавы! Кончать их пора. Забавы, в смысле… Да и кое-кого из этих зиймалльских псов тоже не мешало бы кончить прямо на месте. Без этого хотелось бы, конечно…

Тут появились двое молодцов Груздя с горой свежих тарелок, блюдец и ножей с вилками. Последнее вызвало у Гендаля Эрккина ругательство, не сулившее ничего хорошего всем присутствующим. Сам же Рэмон не двинулся с места: он стоял, полуприкрыв глаза, и дышал сильно, мерно, глубоко, не обращая внимания на то, что вокруг него происходит. Анатолий Петрович сказал, обращаясь к подполковнику Лосеву:

– Ну что, начальник, позволишь немного поиграть?.. Оно, конечно, не совсем законно, да только когда это ты сам закон блюл с точностью до буквы? (Говоря, он взял с принесенного его людьми подноса несколько ножей и вилок – хапнул целую пригоршню.) Только ведь очень хочется испытать, правду ли говорят об аррантах и этих их… лейгуммах?

– Валяй, Анатолий Петрович, а мы полюбуемся, – спокойно согласился подполковник Лосев, и тотчас же Груздь, опасно сощурив левый глаз, метнул в Рэмона Ррая вилку. Тот перехватил ее на лету, практически синхронно поймав другой рукой тарелку. Легкость, с которой он это сделал, уже не удивила самого Рэмона. Но забава, кажется, начинала нравиться собравшимся в банкетном зале высоким гостям. Подполковник Лосев и заезжий чиновник из центра, товарищ Комаров, а также второй секретарь горкома товарищ Клепиков принялись хватать со стола все, что попадалось под руку, и бросать в Рэмона, не сходящего с места. Последний одну за другой ловил тарелки с выложенными на них кусочками сыра и колбасы, вазочки с салатиками, бокалы и стаканы, бутылки из-под водки, шампанского и различных вин. Пущенный кем-то нож он поймал за рукоятку и на лету насадил на него несколько куриных ножек и одну отбивную.

Участники банкета гоготали, подзадоривали метателей приветственными криками, подскакивали на своих местах и колотили по столешницам ладонями и локтями. Кое-кто попытался внести и свою лепту: так, девица за дальним столиком запустила в Рэмона увесистой отбивной, но попала не в молодого арранта, а в товарища Клепикова. Сочная, истекающая жиром и приправленная соусом котлета впечаталась прямо в блестящую лысину второго секретаря, и во все стороны полетели брызги.

Наконец товарищи утомились. Они выпустили в Рэмона Ррая в общей сложности около двух сотен предметов, взятых со столов. На нем же не было ни царапины. Посуда, частью разбитая (ловя, он бросал ее к ногам), частично уцелевшая, сплошным слоем устилала пол на шаг вокруг Рэмона. Завалы доходили до щиколоток, а кое-где и выше, и были обильно политы соусами. Рэмон откусил куриную ногу прямо с ножа и сказал:

– Вот так!

Его снедало странное беспричинное веселье. Лица глядящих на него людей казались смехотворными – круглыми, глупыми, нелепыми. Особенно позабавил товарищ Клепиков, который вытирал пострадавшую лысину и тут же совал в рот жирные, перепачканные соусом пальцы. Гендаль Эрккин, стоявший рядом, шагнул к Рэмону, с хрустом наступив на гору испорченной noсуды, и сказал:

– Так. Прекращай эту хреновину, эге. Прекращай!

Рэмон Ррай повернулся к нему и, широко раскрывая рот, проговорил:

– А что? Что такое?

– У тебя рожа белая, – сказал Эрккин, и его собственная физиономия побагровела, тяжело наливаясь кровью. – Белая, как мел, понял! Ты что?.. Ты эти штуки брось! Глупости какие!..

Рэмон Ррай хотел было махнуть рукой и сказать, что цвет его лица ну совершенно не должен касаться Эрккина, и еще он хочет выпить, и что он чувствует себя прекрасно и готов веселиться хоть до утра. Наверно, подспудно он сознавал, что подобное веселье позволяет ему забыть о том, что не хотелось бы постоянно носить в себе – о смерти Класуса, нелепой и глупой, оттого и страшной вдвойне; о кошмаре на Марсе, о падении с разрушенного планетарного катера к поверхности незнакомой планеты, о пустой платежной карте, с которой сняты последние пять инфоциклов и уже нечем платить за эту проклятую гостиницу, а платить надо!.. И о том, о другом, о третьем – одно хуже другого.

Рэмон Ррай, быть может, и повторил бы Эрккину все это вслух, если бы вдруг не почувствовал, как его язык немеет и намертво застревает между зубов. Если бы ноги не стали вдруг ватными, на лбу не выступил пот, а судорога в пояснице не согнула арранта вдвое. Конечно, он упал бы прямо на гору битой посуды, которая на мгновение показалась ему руинами неизвестной малой цивилизации, появившейся, расцветшей и окончившей свое существование на его, Ррая, глазах. За считанные минуты. Рэмон задрожал всем телом и упал бы, не подхвати его расторопный Эрккин.

Такой страшной слабости Рэмон Ррай не испытывал никогда, никогда! Мучительная немощь трепетала в каждой клетке тела, дрябло расползалась по жилам. Он не мог шевельнуть и пальцем. Гендаль Эрккин что-то говорил, от столов протянулись чьи-то недовольные голоса, которые казались похожими на птичьи крики или на ракушки у моря – высохшие, растрескавшиеся и мертвые. Белые, белые…

Гендаль Эрккин крикнул:

– Где тут у вас?.. Подскочил Олег Павлович:

– Пойдемте, пойдемте! Я провожу. Тут есть… лечебный пункт, он расположен прямо здесь, в гостинице!..

– Веди, – коротко приказал Эрккин.

Никто не препятствовал им покинуть банкетный зал. Один чиновник Комаров задумчиво поднялся из-за стола и сделал было движение в сторону упруго и мощно вышагивающего Эрккина с Рэмоном на плече. Впрочем, передумал.