Кремлевское кино - Сегень Александр Юрьевич. Страница 23
Вон сколько всех! Да еще дядя Коля, у него такая фамилия, что Томика само собой распирало от смеха. Бухарин! Когда мужики пьют водку, про них говорят: бухают. Однажды дядя Коля сказал, что, если его фамилию соединить с Зубалово, получится Забухалово. Но дядя Коля не очень бухал, несмотря на такую фамилию. В сандалиях на босу ногу. Отец его ласково называл «наш Бухарчик». Мама Надя раньше говорила, что он на Ленина похож, а она у Ленина секретарем работала. Но теперь прекратила так говорить, да и сам дядя Коля перестал в Зубалово приезжать. А жалко, он веселый, то ежа притащит, то ужа. Лису приручил, и она при нем жила, как собачонка. А как он смешно рисовал всех подряд! Кого ни нарисует, Томик ухохатывался почти так же, как на фильмах с Чаплином. Но теперь дядя Коля и отец разошлись во взглядах, отец говорит, что нам надо в кратчайшие сроки организовать промышленность и сельское хозяйство, а дядя Коля спорит с ним, что надо все делать не спеша, иначе народ пострадает.
Томик уже большой, многое понимает, ему одиннадцать исполнилось. Только такие веселые дни рождения, как прежде, в этом году нельзя устраивать. Потому что мама Надя умерла, и все очень страдают.
И. В. Сталин со своими детьми Василием и Светланой на отдыхе. Июнь 1935. Фотограф Н. С. Власик. [РГАСПИ. Ф. 558.Оп 11. Д. 1672. Л. 19]
Эх, а как бывало раньше! Когда наступала осень, конечно, приходилось с тоской покидать Зубалово и возвращаться в Москву, ходить в школу… Учеба давалась с трудом, но Томик имел силу воли и шел всегда в твердых четверочниках — в отличие от Васи, тому все давалось легче, и он, когда хотел, легко справлялся, а когда не хотел, двойки сыпались, отец ругал его крепко. Но, едва приближалось седьмое ноября, становилось вдруг легче, потому что впереди праздники, и с каждым годом их отмечали все ярче и веселее. Новый год праздновали тихо, по-семейному, как нечто таинственное, в полночь старый год кончается и наступает новый, он обязательно должен принести что-то необыкновенное.
28 февраля обычно бурно отмечали день рождения Сетанки, всякий раз говорили, что, родись она на день позже, день рождения бы только раз в четыре года отмечали. В прошлом году Томика нарядили в настоящую медвежью шкуру, он ходил и пугал всех страшным рычанием, а видя, как его смешно боятся, хохотал, пластаясь на полу, словно медведь, которому в нос сыпанули табака. Сетанка очень смешно читала басню Крылова «Стрекоза и муравей»: «Ты все пеля, это деля, так поди же попиши». Через пять дней опять веселье, теперь уже день рождения Томика, а еще через две с половиной недели — Васькин, и он в прошлом году учудил, вышел на всеобщее обозрение с горящей папиросой во рту, мол, мне уже одиннадцать лет, имею право. Отец сердился, но и смеялся, ишь ты, право он имеет.
— Эх ты, одиннадцать… А я вот в семь лет впервые закурил! Обскакал тебя, хвастунишку.
— Ну а ты-то чем хвастаешься, Иосиф! — качала головой мама Надя. — Какой пример детям!
Вася потом по секрету сообщил Томику и Сетанке:
— Наш отец раньше был грузином.
— А что такое гузин? — спросила Сетанка.
— Грузины — это о-о-о! — важно поднял указательный палец Вася. — Они ходили в черкесках и всех подряд кололи кинжалами.
Отец никаких черкесок не носил, на прежних фотографиях он и в пиджаках, и в шляпах, но теперь всегда ходил в какой-то полувоенной одежде, ее называли френч или китель, с накладными карманами, куда можно много положить. Зимой, весной и осенью френч шерстяной, темно-зеленый или светло-зеленый, еще говорили: цвета хаки, а летом легкий, белый, из какой-то коломянки, такая льняная ткань с добавлением пеньки. Всю одежду для семьи шил один и тот же портной, звали его Абрам Исаевич, фамилия Легнер, он одновременно служил в НКВД в звании полковника.
В последнее время отец и мама Надя все чаще ссорились, она хваталась за голову и кричала, что его не переубедить, а он в ответ рычал:
— Если человек бывал у нас в доме, это не значит, что я должен исполнять его прихоти, подчиняться его требованиям. Да, приходится ломать через колено, а иначе мы проканителимся и не будем готовы к новой войне.
— Ну почему ты все время говоришь о войне? — возражала мама Надя. — Я каждый год езжу в Германию, там никто не помышляет воевать с нами. Европа смирилась с существованием СССР, даже с уважением смотрит на наши достижения. Призы на международных выставках получаем.
— Это было до поры до времени, покуда у них не разразился кризис. Биржевой крах в США непременно подтолкнет буржуев к грабительскому походу против нас.
— Так нельзя, Иосиф! Жить с постоянной оглядкой на врагов, всюду искать одних врагов, выявлять врагов. Как все вопили: покушение! Покушение! И что в итоге? Ни в первом, ни во втором случае никаких покушений.
Это мама Надя говорила о том, как однажды в машину, где ехали Сталин и Ворошилов, врезался грузовик. Никто не пострадал, водитель грузовика с места происшествия сбежал, его вскоре поймали, оказалось, просто пьяница, никакого злого умысла против вождя. А через несколько недель обстреляли катер, в котором находился Сталин, это уже на Черном море возле Гагр, просто катер из-за непогоды задержался, а береговую охрану забыли информировать, и, когда катер появился, по нему дали предупредительные выстрелы.
На юг к Черному морю отец и мама Надя ездили ежегодно. Ему необходимо лечение суставов. В год, когда родилась Сетанка, он поехал один, написал, что заболел, и мама Надя, оставив Сетанку на попечение воспитательницы Натальи Константиновны, стремглав туда помчалась. А через пару-тройку лет он снова почему-то один поехал, и мама Надя приревновала, будто у него завелась другая.
И. В. Сталин и К. Е. Ворошилов со своими женами Н. С. Аллилуевой и Е. Д. Ворошиловой. 1932
Фотограф Н. С. Власик. [РГАСПИ. Ф. 558.Оп 11. Д. 1663. Л. 3]
У отца до нее были какие-то другие, и мама Надя очень ревновала, боялась, что она сама станет бывшей, а он заведет себе новую жену. И зря, потому что он ее очень сильно любил. Все время старался ласково разговаривать, даже когда она доводила его упреками. Жены других партийных деятелей ей жужжали в уши, что он слишком резко обращается с людьми, что все его уже боятся как огня, и мама Надя пыталась ему внушить, что с людьми надо мягче, вежливее.
А между тем шутки шутками, но накануне очередного седьмого ноября в 1931 году Сталин шел по Ильинке, и бывший белогвардейский офицер Огарев намеревался его застрелить, но за ним следили, и агент НКВД схватил его, когда тот пытался выхватить из кобуры револьвер. Это уже не спишешь на случайность. С того дня Сталину больше не разрешали просто так, без усиленной охраны ходить по московским улицам. И на переднем сиденье в машине запретили, он теперь за спиной у водителя Палосича откидывал особое кресло и на нем ехал.
А если его убьют? Этого прекрасного, смелого и умного человека, которого все домашние так любят, а он любит их. Но он еще каждый день думает обо всей стране, обо всем народе, чтобы лучше жилось, чтобы мы были готовы к войне, а она непременно грянет. Мировой капитализм не захочет долго мириться с существованием самого свободного государства в истории всего человечества. К тому же у нас вон какое богатство полезных ископаемых.
В прошлом году как-то особенно здорово жилось на даче в Зубалово. Мама Надя чувствовала себя лучше, много фотографировала своим собственным аппаратом, сама проявляла пленку, сама печатала снимки. Лишь иногда жаловалась, но не на голову, а на боли в животе, ездила в Москву на обследования, возвращалась грустная, говорила, что скорее всего будут делать операцию. По вечерам усаживались и вслух читала книги. Когда читала «Робинзона Крузо», предложила построить робинзоновский домик, и все вместе возвели его в лесу с помощью крепких бревен и досок, соединив несколько деревьев, забираться туда следовало по веревочной лестнице. И спортивную площадку она сама спроектировала, а зубаловцы дружно ее построили. А экзотический птичник! Это уже сталинская инициатива. Огородили в лесу полянку, запустили туда фазанов, цесарок, индюков и индюшек. А еще озерцо соорудили, в нем стали утки плавать, селезни, утята вывелись.