Братья по крови. Книга первая (СИ) - Артемьев Юрий. Страница 19
— А батя?
— Помер… Давно уж… А ты, дядя Тихон, вор? — я указал на его расписанную татуировками грудь, что виднелась из-под пиджака.
— Нет. — усмехнулся он… — Я обычный бродяга. Такой же, как и ты — босяк. И не зови меня дядей Тихоном. Какой я тебе дядя? Меня Вениамином отец назвал. Но если ты, мелкий, назовёшь меня «дядя Веня», получишь по ушам. Понял? — усмехнулся он и подмигнул мне.
— Понял. А как мне тогда к Вам обращаться?
— Зови Тихон. Меня так люди знают. И не выкай мне тут. Не по пацански это.
— А ты тут за что, Тихон? Хотя… Это меня не касается.
— Да. Ты прав… Не касается… — он вздохнул. — Ни за что я тут… Не при делах. Но вешают на меня мокруху. А меня даже в городе вчера не было. Не сегодня, так завтра уйду отсюда. Доктор придёт разрулит.
— Доктор? Ты что? Болен?
— Доктор — это адвокат… Так его иногда называют на киче.
— Ясно…
— За брата постоять — дело святое… Вот и моего братишку меньшого зарезали недавно…
Тихон замолчал…
— Малой! Ты тут на районе знаешь кого?
— Откуда… Мы в интернате почти взаперти. Редко удаётся через забор выбраться… А что?
— Да есть тут один фраерок фиксатый. Мне шепнули, что это он брата моего… Я его не успел даже найти. Кто-то замочил его раньше… Причём смачно так замочил, как суку, забил ногами… А мне теперь мусора это дело шьют… Обломаются… Я в это время на кладбище был. Брата хоронил. Меня сорок человек там видели. А как за стол сели брата поминать, то меня менты прям там и приняли… Волки позорные… Хорошо хоть успел рюмку опрокинуть. Помянул братишку…
Это слово, словно всколыхнуло мою память. Я снова ранен, а Лёшка тащит меня на своих плечах, и говорит мне: «Держись, Братишка!»
А потом вдруг на меня, как накатило. Снова всплывают картинки из прошлого. Только из совсем недавнего, вчерашнего прошлого. Мы идём с Лёхой от метро через дворы. Навстречу нам выходят трое, а один из них, фиксатый, говорит противным голосом: «Денюшки есть?»
— Тихон! А ты можешь, мне описать как выглядел тот фраер, который мог убить твоего брата?
— Тебе это зачем?
— Видел я тут намедни одного фиксатого… Ростом чуть выше меня. Голос противный такой, шепелявый… Фикса на втором зубе слева. На правой брови небольшой шрамик. Пересекает бровь по диагонали… Правое ухо у него ещё слегка повреждено… На костяшках рук татуировки На одной руке: «К О Л Я», на другой «1 9 5?»
Я описываю фиксатого подробно. Потому что у меня ещё с прошлой жизни хорошая, почти фотографическая память на лица… Умел бы рисовать, мог бы фотороботы составлять.
— Ну, ты и картинки рисуешь. Где ты такого фраера видел, парень?
Тихон подался в мою сторону. Меня это даже немного напрягло… Рассказать ему, что это мы с Лёхой избили, а возможно и убили того, кто якобы зарезал его брата? А надо ли это мне… Переведёт на нас стрелки, чтобы выйти на свободу. А на мне или на Лёхе повиснет обвинение ещё в одном убийстве, совершённом при превышении необходимой обороны. Доказывай потом, что ты не верблюд…
Кажется, что мой собеседник что-то понял. Он наклонился ко мне поближе и почти шепотом стал мне говорить прямо в ухо.
— Сашка! Я вижу, что ты, что-то знаешь. Если ты опасаешься меня, то… Правильно делаешь. Верить никому нельзя… Но я тебе не враг. Век воли не видать!
Он даже перекрестился.
— Тихон! Я тебя не знаю, но расскажу тебе всё, как было. Я хочу тебе поверить, потому что ты как и я, за брата бьёшься… Надеюсь, что ты человек слова…
Я вздохнул и начал рассказывать этому совершенно незнакомому мне человеку, как мы с братом подрались в одном из дворов по пути от метро…
— Их было трое. Один, как я и говорил — фиксатый. Другой — худой, нескладный такой… Совсем не боец… На третьего я внимания не обратил. Серый какой-то. Невзрачный. С меня ростом. Фиксатый потребовал у нас денег. Лёха его свалил с ног ударом в челюсть. Я вырубил худого. Кажется, колено ему выбил или сломал. Лёха сцепился с невзрачным, они упали на землю. А в это время фиксатый с ножом хотел напасть на брата. Я сбил его с ног. А Лёшка, справившись со своим противником, немного потоптал фиксатого. Зубы ему выбил. Но, вроде бы тот ещё шевелился, когда мы уходили оттуда. Нож у фиксатого мой брат забрал. Но я его осмотрел потом, заметил среды крови на лезвии возле рукояти, и выкинул…
— Куда? — напрягся Тихон.
— В воду бросил. Новоспасский пруд. Со стороны монастыря, прямо напротив родника. Кинул по прямой, ближе к самой середине пруда.
— Как нож выглядел?
Я подробно описал, как выглядела та самодельная финка…
Тихон сидел молча… Он думал. Думал сильно и явно прокручивал в голове разные сценарии развития будущих событий. Это было хорошо видно по его лицу. Он даже не скрывал своих эмоций. На его висках появились синие вены, а лицо было красным от возбуждения…
— Ты знаешь, парень, что ты мне сейчас рассказал?
— Знаю. Компромат на меня с братом.
— Забей! Ты… Короче… Я отсюда сегодня выйду, а потом мой адвокат вытащит тебя. И брата твоего мы не оставим в беде.
Он надолго замолчал… А потом встал и стал ходить по камере из угла в угол… Похоже, что так ему думалось лучше…
Я так устал, что не нашёл ничего лучше, как улечься на лавке, и подложив кулак под ушко, вместо подушки, заснул, как убитый…
Тьфу-тьфу-тьфу! Чтоб не сглазить…
Глава 9
Глава девятая.
Говорят, что жизнь лишь грош. Это ложь.
Как бы жизнь не хороша, всё ж не стоит и гроша.
Жаль, что надо много грошей, чтобы жизнь была хорошей.
* * *
Без головы и без оглядки
Я поиграл с судьбою в прятки.
Игра прошла совсем без правил.
Противник шансов не оставил.
Мораль ясна для пониманья:
Играя, проявляй вниманье.
Старайся впредь не забывать:
«Когда, на что и с кем играть!»
* * *
Проснулся я от того, что мне дико захотелось облегчиться… Уже не было холодно. Похоже, что утро уже наступило. Сквозь маленькое зарешёченное окно в камеру даже проникал солнечный свет…
В камере не было никаких удобств, кроме двух деревянных лавок. Сейчас, кроме меня, никого больше не было в этом тесном помещении… Сдаётся мне, что пьянчуг выгнали рано поутру, а Тихона, наверное, адвокат вытащил, притащив кучу свидетелей, что он был в другом месте, пока кто-то убивал его врага. А что? Если это тот самый фиксатый, которого Лёха запинал ногами, то Тихон явно не при делах.
Бли-ин… Как ссать-то хочется… Боюсь, что ещё немного, и я отолью всё своё, накопленное за ночь, в любой из углов этой камеры. А так, как делать этого мене совсем не хотелось, то я стал стучать кулаком в железную дверь камеры. На мой стук очень долго никто не реагировал. Я уж думал, что всё… Но вот за дверью послышался мужской голос:
— Чего шумишь?
— Выведи в туалет! Сил нет больше терпеть.
— Подождёшь…
— Не могу, командир… Ща на стену отолью…
— Я тебе отолью… Своей одеждой пол мыть будешь! Сказано подождёшь, значит, подождёшь…
Я продолжил монотонно стучать кулаком по гулкой железной двери.
— Ты у меня сейчас достучишься…
— Будь человеком. Выведи поссать!
— Подождёшь…
Шаги удалились… Я продолжал стучать по двери. Мне уже стало всё равно… Я был на грани срыва… Я стучал монотонно, долго, аж кулак заболел…
Наконец послышались шаги, скрежетнул засов, открываемый снаружи, а милиционер, распахнувший дверь, скомандовал коротко:
— Пошли!
Я молча шёл туда, куда мне указали. Сержант отвёл меня в дежурку, а сам ушёл куда-то, оставив меня наедине с капитаном. Капитан сидел за перегородкой и что-то писал. Похоже, что он был с большого бодуна… Морда у него уж больно была помятая… Да и сам он был какой-то помятый и неопрятный, как будто даже спал в одежде.
— Чего шумишь? — рявкнул он, наконец-то обратив на меня внимание.