Шаманка (СИ) - Тихонова Наталья. Страница 11

Группа слушала с неподдельным интересом, но комментировать никто не спешил. По выражению лица ситтера было заметно, что он тоже озадачен.

– Интере-е-есно… – протянул Алексей, он был немного смущен. – Литература, конечно, описывает случаи столь экстремальных манифестаций психики. Но я провожу семинары уже почти два года, поэтому с уверенностью могу сказать – на моей памяти это первый случай, когда кто-либо достигал таких глубин на первой же сессии. Большинство остаются на биографическом и пренатальном уровне довольно долго, и такие мощные порывы если и происходят, то только после многократных сеансов. Да и то далеко не у всех. Но вы, Ольга, видимо, какая-то особенная девушка, раз так легко и невероятно быстро можете проходить в столь архаичные пласты.

Потом, посмотрев на священника, ситтер с лукавой улыбкой спросил:

– Что думаете по этому поводу, отец Анатолий? Не входит ли все это в противоречие со Святым Писанием и концепцией церкви о происхождении человека?

Но похоже, что для священника подобные провокации были делом привычным. С невозмутимым видом он отхлебнул из кружки и ответил довольно спокойно:

– Ничуть. Скорее даже наоборот.

Встав из-за стола и подойдя к своему портфелю, стоящему на полу, отец Анатолий достал книгу, судя по потертости, используемую довольно активно. Надев очки, немного перелистал и, найдя нужную страницу, начал читать хорошо поставленным голосом. Сразу всем стало видно – с риторикой этот человек на ты.

– Вот что пишет по этому поводу книга «Бытие»: Когда люди начали умножаться на земле, и родились у них дочери; тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал. И сказал Господь: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемыми человеками; потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет. В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди.

По поводу этого места в Завете уже не первое столетие идут дискуссии. Существует много разных версий: кем были сыновья Божии, и почему их потомство от дочерей человеческих стало расой исполинов? Хотя что значит исполинов? Африканскому пигмею европеец ростом метр восемьдесят тоже, наверное, покажется исполином. Все относительно. Но я думаю, что это, как всегда, скорее всего вопрос терминологии и интерпретаций. Люди разных эпох, описывая свой духовный опыт, прибегают к лексике, удобопонятной в их среде. Так что, дочь моя, ваш опыт не противоречит никаким взглядам на происхождение человека в частности да и Вселенной в целом тоже. Но и ничего не подтверждает. Ибо, выражаясь вашим словообозначением, должен допускаться и вариант самообмана вследствие интоксикации мозга.

Вступать в полемику со священником Ольге не хотелось, но элементарная вежливость требовала поддержать дискуссию:

– Отец Анатолий, сегодня я и сама, конечно же, увидела свою привязанность к логическому мышлению. Любой рациональный ум обладает инстинктом самосохранения, но все-таки согласитесь – этот инстинкт может также превратить разум и в тюрьму. Мне показалось, или вы действительно хотели сказать, что все произошедшее со мной – пустое и лишено какой-либо ценности?

– Ну, я бы не был столь категоричен. Но, как священник, знаю, что у дьявола много имен и обличий и не меньше способов прельщать и увлекать неокрепший в вере разум в свои порочные игры. В процессе постижения мира нужно отличать сам опыт от его содержания. Согласитесь, что это не одно и то же? Существуют два способа изучения – субъективный и объективный. К субъективному относятся случаи мысленного, то есть воображаемого познания. Как раз ваш случай. Объективный же способ – это набор средств и методов, с помощью которых можно подтвердить или опровергнуть полученный опыт. Если вы можете это сделать, а в данном случае вы не сможете, то тогда к информации, полученной таким методом, можно относиться как к достойной доверия. В этом вопросе церковь с наукой противоречий не имеет. В ином случае – ваш опыт может оказаться и бесовским порождением отравленного наркотиком сознания. А снижение уровня углекислоты в мозге можно считать таким же наркотиком, как гашиш, опиаты или, прости Господи, лизергиновую кислоту, кои все к объективному методу познания отнести никак нельзя.

Подпрыгнув на стуле в предвкушении удовольствия от наметившегося диспута, плешивый поэт-философ моментально встрял в разговор:

– Позвольте вставить свои пять копеек. А разве церковь отвергает мистический опыт своих святых? Или не практикует всевозможные дурманящие голову благовония во время своих церемоний? Они ведь тоже влияют на психоэмоциональное состояние прихожан. Во всех религиях древнего происхождения применялись всевозможные наркотические вещества. Разве не так?

– Вы считаете, что православная церковь должна нести ответственность за любое применение алкалоидов начиная с элевсинских мистерий и до мухоморных камланий?

– Конечно нет. Но мне кажется, вы, отец Анатолий, все-таки неправы в оценке измененных состояний сознания. Нельзя опровергать факт, что они способствуют новому способу мышления и расширяют представления о реальности. Психоделики, например, вызывают трансцендентные состояния, не отличимые от религиозных мистических откровений. Или вы считаете, что только у церкви есть монополия на это? Тогда с какой стати вы здесь сами оказались?

– Мне можно. Я в вере крепок. Как человек прогрессивный и современный, я обязан исследовать новые способы восприятия у нынешних людей. Разнообразие их верований и заблуждений в том числе. Для православного мистицизма всегда было характерно осторожное отношение ко всяческим визионерским практикам и к так называемому псевдо-виденью, именуемому нашими святыми отцами «прелестью». И уж поверьте, они-то ведали, чего стоит опасаться. Этим православная церковь кардинально отличается от Римской и решительно предостерегает от того, что католицизм да и прочий оккультизм иже с ним настоятельно рекомендуют своим адептам. Кстати, широко известная книга [2] Игнатия Лойолы есть суть не что иное, как практическое руководство по созданию у верующего галлюцинаций на религиозную тему.

Лысый философ слегка скосил на Ольгу многозначительный взгляд и, в надежде произвести на нее впечатление, тут же парировал:

– Христианство, как и любая другая эгригориальная религия, дает колоссальные защиту своему адепту, но требует от него беспрекословного абсолютного подчинения. Что возможно только при невысоком интеллектуальном уровне. Просвещенный человек приходит к Богу своими, не всегда религиозными путями. В том числе и через мистический опыт других культур. А придя, больше уже не конфликтует с религией. Причем – ни с какой.

– После воцарения в мире постмодернизма, говоря по-простому – всеобщего вранья, теперь это все называют политкорректностью. – Отец Анатолий едва скрывал ироничную улыбку в густой черной бороде. – Но я также знаю, нет ничего убийственнее для истины, чем политкорректность. В сусальной патоке красивой формы она способна утопить любую, даже неоспоримую правду. Идеалы всегда в конфликте с физической реальностью. Но как только вы провозглашаете неважность религиозных различий, форточка в окне Овертона [3] тут же слегка приоткрывается, и граница между черным и белым, добром и злом становится размытой и неявной.

Обстановка за столом мгновенно оживилась. Художница, явно недовольная направлением спора, запальчиво вмешалась в дискуссию:

– Ну уж простите. А вот мне так лично глубоко по барабану до всей этой философии об объективности или субъективности или до этих… как их там – окон. Я знаю только одно – после каждого сеанса холотропа, а я уже прохожу его в третий раз, у меня происходит всплеск творческой энергии. И какая разница, какими средствами я достигаю этого, если в результате весь мир для меня превращается в поток абстрактных образов в самых немыслимых цветосочетаниях. Куда более насыщенных и ярких, чем прежде. И разве это не объективно? Я же реально вижу, как мои картины превращаются в полный символики калейдоскопический спектакль. Я даже начинаю ощущать движение запахов в красках и слышать звук в цвете. Да ради таких образов и необычных новых форм любой художник готов применять и куда менее безобидные средства. И мне по большому счету нет дела до моральных аспектов источника этого творческого прорыва. Для меня главное, что он есть.