Долгая дорога к дому (СИ) - Ефимов Алексей Иванович. Страница 78

— Зачем он тебе?

— Здесь есть ещё… жители, — сказал Анмай. — Для изучения этого места мы ещё в самом начале построили базу — там сохранилось оружие и такие машины, как ни странно, все исправные. Но их защитные системы насторены лишь на живых файа. Даже у меня нет кодов доступа — эту вот машину я просто перепрограммировал. С помощью весма… моего браслета, можно справляться с некоторыми простыми устройствами. Хорошо, что я ещё по Унхоргу знал этот скиммер, переключил его на телеуправление и пригнал сюда, едва он вошел в радиус действия передатчиков. Я уже знал, что в нем — ты.

Зависнув над морем черноты, машина вдруг устремилась туда, вниз. У юноши перехватило дыхание от волнения и страха. Внутри пульта что-то защелкало. Когда машина врезалась в эту черноту, на экранах вспыхнуло ослепительное сияние. Сергей зажмурился… а когда открыл глаза — увидел то, во что не мог поверить.

4.

Да, всё было так, в точности. Невероятно огромные зеленовато-черные башни-горы теснились в колоссальной, глубиной мили в две, круглой пропасти, подпирая страшное, мутное, темно-лиловое небо, — изнанку этой черноты наверху, черноты более вязкой, чем сталь. Между башен раскинулось озеро — тоже идеально круглое, диаметром миль в пять. Вода в нем — если это была вода, а не смола или застывшее стекло — была темной, спокойной, гладкой, как зеркало, даже на первый взгляд очень глубокой. Из неё поднимался остров — башня, похожая на остальные, но в то же время иная. Она походила на конус из свившихся змей, впившихся в это жуткое небо.

Сергей, постыдно раскрыв рот, глазел на залитые мертвенным светом жилистые башни, широкие и узкие, круглые и составные. Их соединяли трубы, изгибавшиеся под, казалось, геометрически невозможными углами. Именно это поразило его больше всего. Переход от спокойствия тундры и холода заката к похожему на видение ада городу был слишком резким и он мог лишь смотреть, решив, что удивляться будет потом.

Машина Вэру снижалась, лавируя среди исполинских башен и тяжей-труб. У юноши перехватило дух — казалось, она в любой миг могла с ними столкнуться.

Они летели к тонкому, высокому шпилю, выступавшему из массива одной из громадин. Его острая вершина была срублена и её место заняла призма многоэтажного здания из темного стекла и серой стали, увенчанного множеством антенн — база файа. У её основания открылись огромные ворота — и Анмай влетел в просторный ангар. Посреди него стоял космический корабль, — похожий на самолет с короткими крыльями и угловатым, собранным из плоскостей корпусом, но Сергей сразу узнал его.

— Он настоящий? — спросил юноша, когда Анмай уже сел. Файа усмехнулся.

— Это просто челнок "земля-орбита". В принципе, на нем можно полететь на другую планету, но он создан для перевозок между звездолетом и планетами, где нет оборудованных портов. Хотя добраться на нем до Ворот мы вполне можем. Давай выходить, а то нас уже ждут.

Вспомнив про Иситталу, Сергей пулей вылетел из машины. Она ждала их у двери, ведущей, очевидно, в лифт. На вид она не изменилась и юноша жутко смутился, — жаркие и стыдные воспоминания Элари нахлынули на него. Впрочем, это ничуть не уменьшило его любопытства.

— Что это за место? — спросил он, когда они уже поднялись на самый верхний этаж и шли по просторному коридору — к счастью, без окон.

— Хали. Это город тех, кто создал этот мир — Мэйат, или даже Мроо, и он мало похож на города, что нам знакомы. Все его здания — живые… существа. Я не знаю, сколько ему лет. Может… за миллиард. Когда мы, файа, нашли его, он уже давно был пуст. Мэйат ушли в иные миры, но их город остался стоять… и будет стоять до тех пор, пока сам этот мир не превратится в прах. Для его защиты и были созданы горы Безумия. И пожиратели в морях. Вначале мы хотели поселиться здесь, даже построили тут базу, но не смогли. Тут нельзя жить.

Сергей так ошалел, что не мог ничего сказать. Анмай по его глазам понял, что юноша близок к обмороку.

— По-моему, ты очень устал, а разговор у нас будет длинный и нелегкий. Да, бросив тебя, я тебя предал… но я хотел, чтобы Иситтала была счастлива со мной. Ничего иного я тогда не хотел знать. Не знаю, сможешь ли ты простить меня. Я не хотел больше тебя видеть… но я не забыл долга чести. И я отдам его — если это будет в моих силах. Кстати, ты не хочешь поспать с дороги?

— Нет.

— Жаль. Тебе это нужно, — он что-то шепнул Иситтале и открыл одну из боковых дверей. Они вошли внутрь, но Сергей не успел рассмотреть помещения, — Иситтала подала ему чашку теплого молока. Юноша с жадностью осушил её, но там было не только молоко — ему тут же нестерпимо захотелось спать. Он едва смог добраться до отведенной ему постели, — и тут же забылся крепчайшим, без сновидений, сном.

5.

На следующий день Вэру разбудил его. Они сели завтракать втроем и под любопытными взглядами Иситталы юноше скоро стало неуютно. Анмай заметил это и увел его в свою комнату, чтобы они смогли поговорить наедине. Сергей долго рассказывал о своих приключениях. Файа безмолвно слушал его и, когда юноша закончил, ещё немалое время молчал.

— Я помогу тебе, — наконец сказал он. — Хотя ты вряд ли представляешь, насколько это трудно. Я даже не знаю, с чего начать.

— Может, с начала?

Анмай улыбнулся.

— Ладно. Ты прав, нельзя просто вот так из одной Вселенной попасть в другую. Тут не обошлось без вмешательства Мэйат.

— Проще говоря, они меня похитили?

— Можно сказать и так.

— А почему? Зачем?

— Я кое-что знаю о Земле — не очень много, но всё же… Там ты был… не вполне обычным. Это не так просто объяснить, но я постараюсь. Вряд ли ты знаешь… старение и смерть генетически запрограммированы у любого живого существа, но иногда это программа… не включается. Что-то в наследственном аппарате дает сбой. Редко, но так бывает.

— Значит, на Земле я был… бессмертным?

— В буквальном смысле — нет. Ты бы просто не старел — и перестал бы расти в возрасте лет пятнадцати. Но признаки этого появляются гораздо раньше и именно поэтому тебя засунули в больницу. Мэйат не хотели, чтобы люди узнали об этом и похитили тебя. Выманили на открытое место — ты вряд ли это понял — и подобрали.

— Как это — выманили?

— Они послали колонию своих микроскопических разведчиков, нанетов, чтобы управлять твоим сознанием… незаметно.

— Но зачем?

— Возможно, чтобы не дать людям напрасной надежды. Но для этого им было куда проще тебя просто убить. Ради тебя они пошли на большие… хм… расходы. Видишь ли, на Земле ты вряд ли был бы счастлив. Генетический сбой не наследуется, он не даст тебе неуязвимости или здоровья — ты бы болел и был так же уязвим, как все другие люди, с одной лишь разницей — ты бы не старел. Если бы это открылось — тебя разобрали бы на части, чтобы понять, как это происходит, или просто прикончили из зависти. Большинство бессмертных успевает это понять и потому они прячутся. Вечная юность — совсем не такая веселая вещь. Твоя психология, физиология — всё это оставалось бы подростковым, прибавлялся бы лишь жизненный опыт, а это не слишком веселое сочетание. Бессмертный должен таиться, жить как можно незаметнее, и его видимый возраст лишь добавляет ему трудностей. Он не может жениться, сделать карьеру, стать известным, богатым и так далее. Обычно он скитается, время от времени находя себе хранителя — какого-нибудь пожилого одинокого человека — и живет у него, или теряется в каком-нибудь крупном скоплении молодежи — там, где общество не проявляет особого внимания к тем, из кого состоит. Жизнь течет мимо бессмертных и они становятся её историками… хронографами… их комнаты забиты старыми тетрадями с описаниями давно забытых мелочей прошлого, дневниками… к этому можно привыкнуть… наверное. Они очень одиноки — мутация столь редка, что встреча двух бессмертных — дело почти невероятное. Да и случись она — они не смогут узнать друг друга. У них нет никаких отличительных признаков. Выявить бессмертного можно лишь длительным наблюдением — действительно длительным, минимум в несколько лет. Но там, у вас, бессмертным с каждым годом становиться всё труднее скрываться. Когда человек не взрослеет, это замечают быстро. Мэйат хотели помочь тебе… возможно, даже спасти тебя от смерти — на свой манер. Ведь любая юная жизнь воистину заслуживает спасения — любой ценой, даже столь высокой, как эта.