Самый жаркий день (СИ) - Березняк Андрей. Страница 25

Но талант Павла Петровича не мог ошибаться, это претит самой сути Света – смысл в походе есть, пусть сейчас никто внятно не может его описать. Не идти в Индию будет неправильным. И Николай Павлович со своим озарением, которое противоположно умению отца, подтверждает это – кампания должна случиться. И возглавить ее придется мне.

Я решила посмотреть, как обстоят дела у Марго с Танькой. Помочь подруге я не смогла бы, но поддержать ее пациентку добрым словом – почему бы и нет. Но, едва отворив дверь, чуть не захлопнула оную снова, однако любопытство пересилило. Горничная моя, полностью голая, раскинулась по кровати, а Аммосова, жмурясь от удовольствия, целовала танькин бугорок Венеры, и, судя по частому дыханию мещанки Ивановой, делала это уже продолжительное время.

– Ох, грех-то какой! – взревела Таня и сжала голову Марго своими бедрами.

Потом заметила меня и ойкнув сжалась в уголке, завернувшись в простынь.

– Лечение, смотрю, проходит интересно, – ухмыльнулась я.

Маргарита села на кровати и ослепительно улыбнулась.

– Присоединяйся, – ответила она, вытирая губы ладонью.

– Обойдетесь! С чего вдруг?

– Давно хотела. Девка сочная, непорочная. А тут такая оказия.

И Аммосова рассмеялась, Танька же густо покраснела.

– Будет отрицать, но ей понравилось. Своему Аслану подскажешь теперь, как даму к благодати привести, да и сама теперь догадаешься, как мужу своему удовольствие доставить можно.

Марго сознательно смущала девушку, делала это цинично, но не зло. Меня же интересовали больше результаты ее манипуляций с медицинской, а не с амурной стороны, и тут подруга порадовала:

– Чиста и невинна наша Татьяна теперь. И девица теперь, и ребенка понести сможет. Родит легко, думаю, если такое случится, то я сама приму роды. Что, Танька, бывает от лабуты польза?

– Бог спаси Вас, госпожа Маргарита!

Мещанка Иванова, еще не пришедшая в себя, вдруг осознала свое счастье. Она теперь – свободная женщина, которая скоро выходит замуж за любимого мужчину, искалеченное лоно ее полностью излечено, так еще и таинство первой брачной ночи соблюсти получится!

– Пойдем чай пить, – предложила я конфидентке. – Или покрепче чего.

Таня попыталась встать, но ноги ее держать отказались. Ощущения для девичьего тела оказались совсем новые, ведь вряд ли бывший ее хозяин в жестокости своей заботился об удовольствии своей «серальки».

– Лежи пока, отдыхай, а то всю работу мою попортишь! – велела Марго горничной.

Я кивнула, подтверждая приказ. Перечить Татьяна не стала, с волей своей она пока не смирилась, и продолжала полагать себя моей служанкой. И, кстати, надо составить с ней правильный договор, в котором определить ей жалование и назначить своим поверенным в делах домашних.

С Марго мы устроились в гостиной, и я сама разлила по хрустальным рюмкам сладкое, тягучее вино с португальских островов. Подруга снова раскурила японскую трубочку, наполнив залу ароматом табака.

– Хороша девка, закрутила бы я с ней запретную любовь, – хмыкнула Аммосова. – Поначалу шевелиться боялась, а после сама нужные места подставляла.

– Воспользовалась, – высказала я легкий упрек.

– Не только, Шура, не только. Я пока озаряла ее, поговорила. Перекручено у Таньки нашей в лоне было все отвратительно, не забеременела бы она никогда, но дело не только в этом. У нее в голове живет страх перед соитием, больно уж зверски с ней обходились. А я ей показала, как оно бывает на самом деле, какое счастье может принести тебе любимый человек, если даже лабута Аммосова так хорошо сделала. Давай поднимем наши, – Марго посмотрела на свет сквозь свою рюмку, – бокальчики за счастье Татьяны Ивановой, будущей Бетрозовой.

– Ты уже фамилию Аслана знаешь?

– А ты нет? – удивилась Марго.

Я ошарашенно примолкла. Ведь в самом деле до сих пор ведаю своих охранников только по именам! Мне стало стыдно за такое невнимание к людям, готовым подставить свои жизни для защиты моей. Поэтому просто прикоснулась хрусталем к рюмке подруги и выпила вино до дна.

В залу вошла Таня, я кивнула головой на буфет, чтобы она взяла себе посуду и присоединилась к внезапному празднованию. Горничная принесла с кухни блюдо с фруктами и скромно присела за стол. Подальше от Марго. Та понимающе усмехнулась, но говорить ничего не стала, только демонстративно, медленно облизала губы. От Танькиного лица можно было теперь зажигать лучину.

Уже совсем вечерело, а белые ночи остались в июне, и в гостиной становилось темно. Можно было опустить люстру, так понравившуюся Аракчееву, и запалить свечи в ней, но сумрак казался таким уютным, что я попросила оставить как есть. Обошлись небольшим канделябром у стены. Бутыль незаметно подошла к концу, и Таня по моей просьбе достала новую. Сургуч с горлышка она счищала уже не слишком твердо, но сегодня нами было решено напиться по-гусарски. Ох, и зачем я только вспомнила это слово, мысли снова скользнули к Сержу.

Иногда мне казалось, что между мной и Фатовым установилась какая-то связь, будто я чувствую, когда ему хорошо или плохо. И даже подозревала, что вот это «хорошо» происходит тогда, когда штабс-ротмистр изливает свое семя на живот какой-нибудь профуры[5]. И тогда меня настигали уколы ревности, пусть и была у нас договоренность, что вынужденная разлука не должна стать поводом к целибату. Я и сама за эти два года не раз была с мужчиной, пусть и порадовал меня лишь один, зато – Великий Князь.

– Маргарита Сергеевна, а как оно – доставлять мужчине удовольствие? – спросила Танька.

Марго внимательно посмотрела на нее, в чертах лица Аммосовой, на которых дрожал свет колыхаемых сквозняком свечей, было что-то демоническое, будто за столом сидела настоящая суккуба, что, впрочем, недалеко от истины. Плотские утехи эта женщина обожает.

– Дорогуша, в этом деле главное – не забыть про себя. Твое тело достойно ласки не меньше, чем тело твоего мужа. Об этом принято забывать в нашем мире, принадлежащем мужчинам.

– Ерунда, – пьяно перебила я подругу. – Миром правят женщины! Пусть даже посредством постели. Но! Ведь весь прошлый век у нас императрицами были бабы!

– Были, – согласилась Маргарита, которую вино почти так и не взяло. – Но, когда дело доходит до кровати, мужчины думают только о себе, поверь, у меня в этом опыт богатый.

Мне оставалось только кивнуть: пусть для перечня моих кавалеров не пришлось бы заводить амбарную книгу, но было тех достаточно, и мало кто из них в самом деле старался подарить своей даме благодать. Наоборот, большинство жаждали получить некое особое удовлетворение от манихейки, ведь об умениях этих волшебниц-еретичек ходят настоящие легенды.

– Так вот, Танюша, если твой будущий супруг будет вести себя так же, то отлучай его от своего лона, пока не одумается. Изучай свое тело, спрашивай его, что ему нравится, и мягко требуй от Аслана этого. Тогда и сама будешь приносить ему радость с желанием.

– Как-то просто все, – вздохнула девушка. – Но непонятно.

– Ничего непонятного, – отрезала Маргарита. – То удовольствие, что я дала тебе сегодня, ты способна принести себе и сама – пальцев у тебя десяток имеется, справишься. Конечно, приятнее, когда это делает кто-то другой. Мне вот нравится, когда целуют бедра внутри, а поняла я это, поглаживая себя по ним. Еще люблю, когда задницу языком щекочут.

– Марго! Фу!

– Нравится, и все тут! Так что не кривись, а сама попробуй.

Я замахала руками на нее, но с ужасом поняла, что в голове зародилось сомнение по этому поводу, так что одним махом выпила целую рюмку, прогоняя такие мысли.

– А как… уд целовать? – едва выдавила из себя вопрос Татьяна.

– О-о! Тут фантазия может быть безгранична. Есть огурцы у тебя?

– Есть, – с пьяным непониманием ответила горничная.

– Неси самый длинный.

Я сама не могла догадаться, зачем Марго понадобился крестьянский овощ, сознание мое уже весьма плыло. И когда искомое оказалось в руках у подруги, которая поинтересовалась чистотой принесенного плода, протерла его по-простецки скатертью, я прыснула вином на ту же белую скатерть, ведь госпожа Аммосова сначала провела языком по зеленым пупырышкам, а потом вдруг заглотила огурец ртом, словно напряженный член.