Мистер Кэвендиш, я полагаю (ЛП) - Куин Джулия. Страница 27

– Я считаю хозяина гостиницы другом, – ответил он.

Она повернулась к нему.

– Правда? – До этого самого дня он был для неё герцогом, вознесённым на пьедестал, слишком изысканный для разговоров с простыми смертными.

– Так трудно представить, что у меня есть друг из низов? – спросил он.

– Конечно, нет, – ответила она, поскольку не могла сказать ему правду – было трудно вообразить, что он вообще с кем–либо дружит. Не потому, конечно, что он был недостоин. Как раз наоборот. Он был настолько величественен во всём, что нельзя было даже надеяться приблизиться к нему и произнести что–нибудь доброе или банальное. А не так ли обычно зарождалась дружба? В обычный момент, благодаря совместному использованию одного зонтика, или возможно двумя местами рядом друг с другом на ужасном музыкальном вечере?

Она видела, как люди вели себя с ним. Они лебезили и хорохорились и пытались завоевать его расположение, или же они стояли в сторонке, слишком запуганные, чтобы даже заговорить с ним.

Она действительно никогда не думала об этом прежде, но это должно быть довольно одиноко — быть им.

Они вошли в гостиницу, и, хотя Амелия из вежливости держала голову прямо, её глаза разбегались в разные стороны, пытаясь рассмотреть всё вокруг. Она не понимала, что её мать нашла такого отталкивающего; всё выглядело достаточно представительным для неё. Пахло тут на самом деле восхитительно : пирогами с мясом, корицей и ещё чем–то, что она не могла разобрать – что–то острое и сладкое.

Они направились туда, где должен был располагаться бар, и их немедленно поприветствовал владелец гостиницы, который выдал:

– Уиндхем! Второй день подряд! Чему обязан твоему позолоченному (прим. перевод. Отсылка к принадлежности Уиндхэма к палате лордов(иначе называемой Gilded Chamber–позолоченная комната) обществу?

– Заткнись, Глэддиш, – пробормотал Томас, подводя Амелию к барной стойке. Чувствуя, что очень risqué (фр. рискует), она села на табурет.

– Ты пил, – выговорил владелец гостиницы, ухмыляясь. – Но не здесь со мной. Я уничтожен.

– Мне нужен Бэддиш, – сказал Томас.

Это действительно имело не больше смысла, чем редиска, подумала про себя Амелия.

– Мне нужно представление, – возразил владелец гостиницы.

Амелия усмехнулась. Она никогда не слышала, чтобы кто–либо говорил с ним в такой манере. Грейс была близка… иногда. Но ничего похожего на это. Она никогда не нашла бы в себе столько смелости.

– Гарри Глэддиш, – сказал Томас, раздраженный в высшей степени тем, что приходится танцевать под чью–то дудку, — могу я представить леди Амелию Уиллоуби, дочь графа Кроулэнда.

– И твою невесту, – пробормотал мистер Глэддиш.

– Очень приятно познакомиться, – сказала Амелия, протягивая руку.

Он поцеловал её, что заставило девушку усмехнуться.

– Я ждал встречи с вами, Леди Амелия.

Она почувствовала, что её лицо просияло.

– Правда?

– С тех пор … Ну, чч–чёрт побери, Уиндхем, как давно мы узнали, что ты помолвлен?

Томас сложил свои руки на груди, выражая всем своим видом скуку.

– Я знал об этом с тех пор, как мне было семь.

Мистер Глэддиш повернулся к ней с дьявольской улыбкой.

– Тогда и я узнал, когда мне было семь. Мы одного года.

– Тогда вы достаточно давно знаете друг друга? – спросила Амелия.

– Всю жизнь, – подтвердил мистер Глэддиш.

– С тех пор, как нам было три, – исправил Томас. Он потёр свою переносицу. – Бэддиш, если можно.

– Мой отец был помощником старшего конюха в Белгрейве, – сказал мистер Глэддиш, полностью игнорируя Томаса. – Он вместе учил нас верховой езде. Я был лучшим.

– Он не был.

Мистер Глэддиш наклонился вперед:

– Во всём.

– Не забудь, что ты женат, – огрызнулся Томас.

– Вы женаты? – сказала Амелия. – Восхитительно! Вы должны посетить нас в Белгрейве, как только мы поженимся. – Она отдышалась, чувствуя себя почти легкомысленно. Она никогда не предвосхищала их совместную жизнь с такой уверенностью. Даже теперь она не могла поверить, что она была столь смелой, чтобы сказать такое.

– Ну конечно, с удовольствием, – сказал мистер Глэддиш, давая Томасу что–то вроде взгляда. Амелия задавалась вопросом, неужели он никогда не приглашал его к себе.

– Бэддиш, Гарри, – почти прорычал Томас. – Сейчас же.

– Он пьян, вы знаете, – доложил ей мистер Глэддиш.

– Уже нет, – ответила она. – Но был. Весьма. – Она повернулась к Томасу и усмехнулась:

– Мне нравится ваш друг.

– Гарри, – сказал Томас, – если ты не поставишь Бэддиш на этот прилавок в течение следующих тридцати секунд, Бог мне свидетель, я сровняю это место с землёй.

– Какое злоупотребление властью, – произнёс мистер Глэддиш, качая головой, приступая к работе. – Надеюсь, что вы хорошо повлияете на него, Леди Амелия.

– Я могу только приложить все усилия, – сказала Амелия, используя свой самый чопорный и набожный голос.

– Верно, – сказал мистер Глэддиш, помещая руку на сердце, – это то, что каждый из нас должен делать.

– Вы говорите как священник, – сказала ему Амелия.

– Правда? Какой комплимент. Я оттачивал этот викариевский тон. Он раздражает Уиндхема, и это явилось своего рода стимулом.

Рука Томаса пронеслась через стойку, и он схватил друга за шейный воротник одновременно с поразительной силой и слабостью. – Гарри …

– Томас, Томас, Томас, – сказал мистер Глэддиш, и Амелия чуть ли не рассмеялась при виде своего суженого, получавшего выговор от владельца гостиницы. Это было изумительно.

– Никому не нравятся пьяные грубияны, – продолжил мистер Глэддиш. – Держи. Ради прочего. – Он опустил невысокий стакан на стойку. Амелия наклонилась вперёд, чтобы рассмотреть содержимое. Оно было желтоватым, и напоминало какую–то слизь, с тёмно–коричневыми круговыми разводами и несколькими вкраплениями красного.

Бэддиш пах как смерть.

– О Боже, – сказала она, взглянув на Томаса. – Вы же не собираеетесь это выпить?

Он завладел стаканом, поднёс его к губам, и осушил его одним глотком. Амелия по–настоящему вздрогнула.

– Э–э–в, – выдала она, неспособная подавить стон. Она почувствовала тошноту от одного только наблюдения за ним.

Томас вздрогнул, и его подбородок, казалось, напрягался и задрожал, как будто он вынудил себя сделать нечто весьма неприятное. А затем, с трудом вдохнул и выдохнул.

Амелия отшатнулась от резкого запаха. Тот поцелуй, что он обещал…

Лучше бы он не планировал его на сегодня.

– А на вкус такой же приятный, как ты помнишь, а? – поинтересовался мистер Глэддиш.

Томас обратил на него свой всё ещё безжизненный взгляд.

– Лучше.

Мистер Глэддиш рассмеялся в ответ, и затем Томас засмеялся, а Амелии оставалось только непонимающе взирать на них. Не в первый раз, она пожалела о том, что у неё не было братьев. Вне всяких сомнений ей было необходимо немного практики общения с мужским полом, прежде чем пытаться понять этих двоих.

– Скоро тебе полегчает, – сказал мистер Глэддиш.

Томас качнул головой.

– Именно поэтому я здесь.

– Вы пробовали его прежде? – спросила Амелия, пытаясь не морщить нос.

Мистер Глэддиш перебил Томаса прежде, чем тот смог ответить:

– Он оторвёт мне голову, если я расскажу вам о том, сколько он их попустил.

– Гарри … – сказал предостерегающе Томас.

– Мы были молоды и глупы, – сказал Гарри, подняв руки вверх как будто бы это было исчерпывающим объяснением. – По правде говоря, я уже годы не наливал ему ни одного из них.

Амелия была рада услышать это; было более забавно наконец–то понаблюдать за Томасом в худшем состоянии, чем в лучшем, но её не прельщала мысль о браке с алкоголиком. Однако это удивило её — что же такое случилось, что заставило его захотеть уйти из дома и напиться?

– На днях один такой преподнёс твоему другу, – небрежно бросил мистер Глэддиш.

– Моему другу, – повторил Томас.

Амелия не обратила на слова особого внимания, но тона его голоса, когда он ответил, было достаточно, чтобы тот час же устремить на него свой взгляд. Он казался скучающим… и опасным, если такая комбинация была возможна.