Кабинет доктора Ленга - Чайлд Линкольн. Страница 8

Он снова поднес лупу к глазу и вгляделся вглубь камня. Полная безупречность, лишь крохотные перышки. Во всем мире не нашлось бы красного бриллианта крупнее и совершеннее этого. Прошло не одно мгновение, прежде чем к Кунцу вернулась способность говорить.

– Прекраснейший бриллиант, миледи, – сказал он.

– Благодарю вас.

Сколько он может стоить? Леди ждала. Этот камень просто нельзя упускать.

– Меня бы вполне удовлетворили сто тысяч долларов, сэр, – заявила герцогиня.

Кунц проглотил комок. Он никогда не платил столько за один камень.

– Может быть, вы согласитесь на семьдесят пять?

– Нет, благодарю вас, не соглашусь.

Кунц положил камень в мешочек и протянул Груберу.

– Мы возьмем его по вашей цене, миледи.

Открылся еще один атласный мешочек, и появился следующий камень: темно-фиолетовый сапфир-кабошон [20] с астеризмом [21], – но звезда была сдвоенной, двенадцатилучевой вместо обычной шестилучевой. Кунц с первого же взгляда определил, что камень ни в чем не уступает «Полуночной звезде» из Американского музея.

– Он из Могоу, это в Бирме, – сообщила герцогиня, пока Кунц рассматривал сапфир.

Кунц решил назвать цену прежде, чем это сделает она:

– Мы можем предложить за этот камень сорок тысяч, миледи.

– Пятьдесят, вместе с изумрудом.

– Непременно.

Оба камня вернулись в мешочки и отправились к Груберу.

Кунц обернулся к герцогине в ожидании следующего камня, но она лишь смотрела на него, сложив руки на сумочке.

– Последние два камня имеют особенную ценность. Я имею в виду… общемировую ценность.

Казалось, она пытается справиться с эмоциями.

– Понимаю, ваша светлость.

«Общемировая ценность»? Сердце Кунца учащенно забилось.

– Они неотделимы от истории моей семьи и поэтому бесконечно дороги мне. Если у вашей фирмы не хватит средств, чтобы приобрести их, я… – она помолчала, собираясь с духом, – я пойму. Не уверена, что у меня хватит сил расстаться с ними.

С этими словами она достала из сумочки еще один шелковый мешочек и передала Кунцу.

Кунц принял его очень осторожно. У «Тиффани» не хватит средств? Что она имеет в виду?

Он перевернул мешочек, и оттуда выкатился камень. Кунц замер.

Каждому ювелиру однажды попадает в руки не просто драгоценный камень, а божественный идеал. И в этот момент Кунц отчетливо понял, что, даже если ему суждено прожить еще сто лет, он никогда больше не увидит такого прекрасного бриллианта. Это было чистое совершенство.

Снова поправив лупу, он бережно, очень бережно подцепил камень ювелирным пинцетом, стараясь унять дрожь в руках, и поднес к свету. Кунц изучил его со всех сторон: перевернул короной вниз – обычный способ определить природный цвет бесцветного алмаза, – затем устремил взгляд вдоль площадки, а также осмотрел снизу, начиная от калетты [22].

– Этот камень веками принадлежал нашей семье, – стала рассказывать герцогиня. – Он называется «Слеза Афины», поскольку только глаз бога способен произвести такое совершенство. Кроме этого, о камне мало что известно. Предположительно, он попал к нам из Бирмы, во время хаоса, последовавшего за падением Паганской империи [23]. Говорят, тогда разграбили больше десяти тысяч буддийских храмов.

Кунц кивал, не слушая. Он опустил камень, но лишь для того, чтобы написать записку и отдать ее Груберу, который тут же выскочил из кабинета. А Кунц опять поднял бриллиант.

Камень был очень большим – хоть и не настолько, как Алмаз Тиффани, – и при этом идеальным. Абсолютно идеальный и непостижимо бесцветный, сверкающий, словно лед в самом сердце огня. Кунц понятия не имел, какой величины он был до обработки, но огранка, всегда играющая главную роль при оценке качества бриллианта, была образцово симметричной: не слишком толстый рундист [24], точные пропорции, придававшие камню невероятный, искрящийся блеск. Более того, бриллиант был безупречным. Полностью, совершенно безупречным: даже под лупой Кунц не нашел ни малейшего следа кристаллов, облаков, узлов или полостей. За всю свою недолгую, но очень активную карьеру Кунц не видел настолько совершенного камня.

Бриллианты весом более дюжины карат, не имеющие включений, на протяжении веков называли парагонами. И этот камень, несомненно, был парагоном. Только весом почти в сто карат.

Вернулся слегка запыхавшийся Грубер с ответом на сообщение. Кунц быстро прочитал его и повернулся к герцогине.

– Ваша светлость, – сказал он, едва не позабыв положить драгоценный камень обратно в мешочек, – позвольте мне ненадолго отлучиться. Я хочу пригласить сюда мистера Тиффани. Мы ведь можем посвятить его в вашу тайну?

– Разумеется.

Кабинет Чарльза Льюиса Тиффани располагался этажом выше, в том же северном крыле здания. Он был ненамного больше кабинета Кунца, но куда роскошнее. Тиффани сидел за столом в обычном наряде: темно-серый сюртук, черный жилет, хлопковые брюки с начесом, высокий воротничок и заколка для галстука с его любимой жемчужиной. Взглянув на Кунца, он тут же вскочил с кресла.

– Что с вами, Джордж? Вы заболели?

– Я бы хотел, чтобы вы спустились ко мне и посмотрели камень, – ответил Кунц.

Минуту спустя он и Грубер стояли за спиной Тиффани, который уселся за рабочий стол Кунца. Осмотр «Слезы Афины» затянулся надолго. Затем Кунц вкратце изложил Тиффани историю герцогини и ее камней, показал жалованную грамоту и уже приобретенные камни.

Тиффани снова замолчал, нахмурив брови и слегка склонив голову набок. Наконец он поднял камень.

– Ваша светлость, «Тиффани» готова предложить за этот бриллиант триста тысяч долларов. Добавлю только, что это наибольшая сумма, какую до сих пор давали за один камень.

Герцогиня спокойно встретила его взгляд.

– Давайте отложим переговоры о конечной цене, пока вы не увидите последний камень.

– Конечно, миледи.

– Он дороже остальных и для меня, и для всей моей семьи, – начала герцогиня, обернувшись к Кунцу. – В глубине души я надеюсь, что вы не сможете его приобрести… Расставание с ним для меня почти равно смерти.

Услышав эти слова, Тиффани посмотрел на Кунца, а затем обернулся к Груберу.

– Найдите мистера Томпсона и приведите сюда. Нам скоро понадобятся его услуги.

Грубер снова ушел – на этот раз за основателем «Национального банка Чейза», до чьего офиса было рукой подать. После короткого, но натянутого молчания Тиффани прочистил горло.

– Миледи, не соблаговолите ли показать камень? Мы сгораем от нетерпения.

Герцогиня со слабой улыбкой опустила руку в сумочку.

Стоя у стены, Кунц наблюдал за тем, как его босс берет у герцогини атласный мешочек, взвешивает его в руке и открывает. Втайне Кунц радовался тому, что всем занялся хозяин фирмы. Сам он был потрясен и опустошен.

Сначала из мешочка не появилось ничего. Тиффани осторожно постучал по нему, так, словно подталкивал пугливое животное. И тут камень, сверкнув золотистой вспышкой, выкатился из мешочка под действием собственного веса.

На мгновение Тиффани и Кунц замерли, а затем, почти в унисон, испустили невольный вздох изумления, опознав алмаз.

Разумеется, никто из них раньше не видел этот камень. Никто из ныне живущих не видел – вот уже более ста лет. Многие специалисты даже считали его мифом. И все же он лежал на столе и сиял так, словно бросал вызов самому солнцу. Насыщенный желтый свет и неповторимое оранжевое вкрапление в середине.

Дар речи первым вернулся к Кунцу.

– Это же… – начал он. – Это же Sol Gelida? [25]

– В моей семье его называли «Новая Земля» [26]. Но действительно, когда король Людовик Первый полтысячелетия назад подарил его моему предку Казимиру Пятому, он уже получил прозвище «Застывшее солнце».