Жизнь моя - Пейвер Мишель. Страница 32
Он мог не беспокоиться и открыть глаза прямо сейчас. Господи, как он изнурен. Нет, следует подобрать новое слово для его ощущений. Влекомый потоком… Иссушенный… И опустошенный. Дерьмово опустошенный.
Он повернулся на бок, и под его щекой хрустнул листок. Это была записка: «Ушла на раскопки, вернусь в полдень. Апельсиновый сок и прочее в холодильнике. Съешь что-нибудь. Надеюсь, тебе сегодня лучше. Тони».
Ее роспись тянулась поперек листа, содержа все то о ней, чего у него не было. Элегантная, сильная, прямая и умная.
И добрая. Он никогда раньше не думал об этом, но сейчас знал, что это так. Тони была доброй.
Он повернулся на спину и посмотрел на потолок. Он чувствовал себя таким ничтожным, что больше не мог сдерживать слез. Они стекали по его щекам и заливались в уши, точь-в-точь как когда-то в школе-интернате.
Кем был он, Майлз Себастьен Кантеллоу, по сравнению с Тони? Никем. Даже недостаточно плох, чтобы действительно быть плохим. Его единственный талант — вворачивать штуки, задевая других. Посмотреть на него сейчас — распластан на спине, слабый настолько, что не мог бы даже с членом управиться, а его подруга на слепящем солнце делает эпохальные открытия…
Прошлой ночью она рассказала ему о находке в Серсе, рассказала тихим, мягким голосом, когда он лежал головой на ее коленях, уплывая сознанием, как малыш, убаюканный сказками. Никогда в жизни он не чувствовал вокруг себя такой мир и заботу.
Благодарение Богу — у него есть Тони.
Как обычно, его следующая мысль была о том, что случилось бы, если бы Тони его бросила. Пот выступил у него на лбу. Он потрогал пальцами горло и почувствовал пульс. Слишком частый. Он повернул голову в поисках коричневого бумажного пакета. К его облегчению, Тони оставила его на виду на боковой тумбочке.
Успокойся, не думай о ее уходе. Она не уйдет. Как она сказала прошлой ночью, худшее позади. Ты никогда больше не притронешься к наркотикам — и это действительно так. И она останется, и все у вас будет хорошо.
На следующий раз он проснулся, в гораздо большей степени чувствуя себя самим собой. Взгляд на часы подсказал ему, что время приближалось к десяти. Он проспал только четверть часа, но какой контраст!
Он услышал шум двери и, повернувшись, увидел Нериссу, наблюдающую за ним из коридора. Она выглядела превосходно в одном из своих летящих цветастых платьев, которые так заманчиво скользили по ее медового цвета бедрам.
— Привет, медсестричка! — пробормотал он. — Пришла задать пациенту утреннюю взбучку?
— Не выйдет, — сказала она дружелюбно.
Нерисса оперлась на дверной косяк, заложив руки за спину и выставив груди, как рано развившаяся школьница.
— Слышала, ты перебрал в Париже. И ты действительно выглядишь как дерьмо.
Она, казалось, была под впечатлением, и Майлз усмехнулся. В эту минуту он чувствовал себя лучше.
— А теперь, — сказала она, склонив голову набок, — если пациент хорошенько попросит, медсестра может оказать ему специальную услугу — сделать ручную работу, чтобы ускорить процесс выздоровления.
Исходящее от Ниссы предложение было милостью. Обычно она не любила беспорядка.
Он не мог поверить своим ушам, когда услышал, что отказывается. Но ему действительно не хотелось секса. Бог знает, что стало бы с его сердцем.
Он снова померил свой пульс. Пока хороший.
Чтобы помочь Ниссе справиться с удивлением, он сказал:
— Но, сестра, пациент смертельно хочет пить.
Она улыбнулась.
— Так и думала, что ты это скажешь.
Из-за спины она достала бутылку Côtes de Roussillon, два бокала и штопор.
— Нисса, дорогая, ты мой светлый ангел!
Боже, какой прекрасный вкус! И алкоголь замедлит ритм его сердца, не так ли? Так что все в порядке.
Наполнив свой бокал, Нисса перегнулась через него и поставила бутылку на тумбочку. Потом легла на живот, заставив его подвинуться, и с удовлетворением стала потягивать вино.
При взгляде на нее его пульс учащался на несколько делений. Вероятно, надо было ее отослать, но он не мог этого сделать.
Свободной рукой он спустил ее трусы и погладил округлые ягодицы.
— Ммм… — прошептала она. — Как приятно.
Она вжалась бедрами в матрас и напряглась так, что в каждой половинке возникла ямка.
— В прошлой жизни ты, должно быть, была кошкой, — заметил он, все еще поглаживая ее рукой.
— Да, определенно. Я могу заниматься этим весь день.
— Ты же ничего не делаешь.
— В том-то и дело!
Спустя минуту ему это надоело, и он отвесил ей шлепок.
— Отвали, сестричка. Мне надо в душ.
Но она перевернулась на спину, расстегнула платье и попросила его обработать ее спереди.
Он брызнул вином на ее соблазнительную — чересчур соблазнительную — грудь.
— Слишком рискованно, маленькая шлюшка, Тони может войти в любую минуту.
Она фыркнула:
— Как раз сейчас Тони не обратила бы внимания, застав нас в позе Кама-Сутры.
Он погонял вино во рту.
— Что это должно означать?
— Ох, я же забыла! Тебя же не было несколько дней, и ты ничего не знаешь.
— О чем?
— Сперва обработай меня спереди, тогда скажу.
Он потянулся и ущипнул ее за сосок так сильно, что она взвизгнула.
— Оставь свои долбанные вокруг да около и рассказывай.
— Это не мои долбанные вокруг да около, — сказала она, с надутым видом застегивая платье. Потом, смущенная его молчанием, добавила: — Ладно, это должно было случиться, хотя это точно не новость для первых страниц.
— Что «это»?
— Тони и Патрик.
Что-то внутри него упало, как камень.
— Это гребаная ложь!
— Зачем бы мне напрягаться, выдумывая что-то подобное? Вчера я их видела в мастерской. Они не могли отцепить друг от друга руки. — Должно быть, это началось, пока ты был в Париже, — продолжила она, — потому что раньше я никогда не замечала ничего такого, а я девушка приметливая.
— Вот как?
Он ощутил жар, покалывание и холод. Все равно что лежать на иголках. Он чувствовал себя разбитым.
— Ты ужасно выглядишь, — заметила Нерисса. — Бледный, как рыба, и липкий. Позвать Тони?
Нерисса отодвинулась от кровати, но он цепко схватил ее за запястья.
«Бедный Патрокл! — говорил он себе. — Это не его вина, что так случилось. Он не сделал бы такое со своим другом. Это она его сбила. Само собой разумеется: богатая английская девушка. Умная. Талантливая. Красивая. Деревенский парень вроде него никогда бы не имел шансов. Ах, Тони! Как ты могла это сделать? Как ты могла так поступить со мной?»
Но она смогла. Она совратила его лучшего друга за его спиной, и теперь он потерял и ее, и Патрокла.
— Кто такой Патрокл? — спросила Нисса, и он осознал, что говорил вслух. Он отмахнулся от нее. Он вспоминал, как умолял Тони прошлой ночью, как хныкал и просил ее никогда не бросать его. Это заставило его сжаться. Он просил ее не бросать его, но она уже сделала это.
Нет! Это невозможно! Ведь есть же способ вернуть ее. Поколебать Тони — вот что надо ему сделать. Он должен поколебать ее.
Он наполнил свой бокал и сделал долгий глоток. Вино растекалось по его венам, как ртуть. Или как — что там было у богов вместо крови? — ихор, кажется? Да, ихор. Возможно, у Ахиллеса тоже, ведь он был полубогом-получеловеком.
К его облегчению, пульс в глотке был четкий и ровный. Немного частый, но что за беда? Быстрый, энергичный, устойчивый пульс. Как поезд. Он мог бы обращаться с этим. Он мог бы обращаться со всем.
Да, определенно, пришло время поколебать ее уверенность. Он слишком долго был в Париже, и она получила кусок в зубы. Теперь надо ей напомнить, кто здесь босс.
Он уже знал, как это сделает. Вопрос только в проработке деталей.
— Где Моджи? — внезапно спросил он.
Все еще дуясь, Нисса притворилась, что не слышит.
— Ну-ка, Нисса, где она?
Он усилил хватку на ее запястье. Не настолько, чтобы причинить боль, но чтобы напомнить, что он мог бы сделать, если бы захотел.