Собственность Верховного бестиара - Индиви Марина. Страница 10

– Продолжай. Глаза не закрывай, смотри на меня.

Спасибо хоть не вниз заставил смотреть, и то ладно.

– Опусти руку вниз. Потом наверх.

Я подчинилась, скользя ладонью по горячей бархатистой гладкости, усиленной выступившими венами. Когда повела ладонь на самый верх, его зрачки раскрылись чуть ли не во всю радужку и полыхнули глубиной Бездны, врезавшейся в меня. От силы удара я даже не дернулась, а просто поняла, что соскальзываю в нее. Падаю, вместе с ним, а очнулась, когда он уже склонялся надо мной.

Почему-то полностью одетый.

Что произошло?

– Ты в порядке, Алина? Как себя чувствуешь?

Я прислушалась: поняла, что со мной в общем-то все в порядке. Голова не болит, не кружится, сердце колотится ровно. Правда, забилось оно гораздо сильнее, когда ладонь вспомнила ощущение горячей тяжести. Во рту мгновенно пересохло, я невольно облизнула губы и сглотнула.

– Хорошо, – выдохнула я.

– Хорошо, – эхом отозвался Богдан. – Мне не стоило так на тебя смотреть без подготовки, но сейчас ты в порядке. Я прошелся по твоим контурам, никакой слабости, никаких дрожащих точек. И уж тем более никаких повреждений.

– Что это значит?

– Это значит, что со временем ты сможешь принимать мою силу, всю ее мощь. – Он резко замолчал, словно не собирался мне этого говорить, а после продолжил: – Скоро тебе принесут завтрак, а после мой камердинер пришлет портниху. Она снимет все мерки, но до того, как у тебя появятся собственные наряды, горничная привезет из магазина готового платья несколько временных. Еще я хочу, чтобы ты составила список всего необходимого, что может тебе понадобиться в ближайшее время. Меня не будет до вечера. Тебе принесут обед, а к ужину вернусь я. Из покоев выходить запрещаю. Это понятно?

Да куда уж понятнее.

– Мы могли бы послать за моими вещами к родным… – начала было я, но Богдан прищурился:

– Ты – моя любовница, Алина, и должна соответствовать. Во всем.

Закусила губу. И так понятно, наряды сельской девчонки не для дворца.

– Мне ничего не надо, – сказала тихо. – Но моим родным… их кормила я. Нужно, чтобы кто-то сообщил, что со мной все в порядке. А еще я могла бы съездить в Академию…

– Ты перегибаешь, – холодно оборвал Богдан. – Насчет родных можешь не беспокоиться, их предупредят и доставят все, что необходимо. Но когда я говорю, что ты должна составить список для себя, ты идешь составлять список. Это понятно?

– Понятно, – я опустила глаза.

– Академия – это лишнее.

Ну да. Разумеется. Девке же наука ни к чему.

«Особенно для такой как ты», – прозвучали в сознании ядовитые слова Михаила.

Я бы хотела обидеться, но сил на обиды уже не осталось.

– До завтрака полежишь, – прозвучал очередной приказ.

После чего бестиар развернулся и вышел, оставив меня наедине со своими мыслями, а я чисто из духа противоречия просто сразу же села на постели! Может быть, я и собственность, но я – человек! У меня есть чувства и право решать, что мне делать… по крайней мере, наедине с собой. Не позволив горьким мыслям снова завладеть мною – вот совершенно ни к чему это, я направилась в ванную комнату, чтобы смыть с себя все, что мешало дышать. Моя свобода внутри, и никто не сможет отнять ее у меня.

Ни один бестиар!

Глава 6

Алина

Девочкам должны нравиться платья. Наряды. Украшения. Но у меня никогда не было такого опыта. Точнее, ко мне никогда не приходили портнихи. Все, что у меня было, мама перешивала сама, из своих старых платьев. Потом, когда я подрастала, мои наряды доставались младшей сестре. Мы привыкли к тому, что видим платье сначала на маме, затем на мне, пусть и чуть измененное по фасону, а затем на Лидии. Когда ткань рвалась совсем, платье выбрасывали, но такое происходило крайне редко. Потому что покупать новую мы могли разве что раз в один-два года.

У мамы когда-то была совсем другая жизнь. Она родилась в семье гувернантки и садовника, и могла бы пойти по стопам моей бабушки. Учить детей бестиара, потому что сама получила хорошее образование, но мама влюбилась в отца. В молодого крестьянина, который работал на земле, и для нее это значило навсегда забыть о жизни без хлопот и лишений. Ни разу за всю свою жизнь она не сказала ни слова сожаления о своем выборе. Ни разу я не слышала, чтобы они с отцом спорили или ссорились, скорее, наоборот, мама всегда поддерживала его, а папа – ее. Они жили душа в душу, отец нас кормил, мама занималась нашим образованием.

Иногда он смеялся, зачем нам на земле грамотность, но мама даже на это не обижалась. Отвечала кротко:

– В хозяйстве пригодится.

И мне пригодилось. Я смогла поступить в академию не только из-за магии, но и потому что умела читать и писать. Теперь это все было разрушено и никому не нужно.

– Повернитесь вот так, – из мыслей о случившемся меня выдернула портниха. – Спинку вытяните.

Она сняла последние мерки и принялась собираться. Пухлая седая женщина, с удивительно добрыми глазами на округлом лице, она улыбнулась мне и сказала:

– Все образцы тканей я оставила Василию. Ваши размеры теперь у меня, и как только ваш господин пришлет свои рекомендации, я приступлю к пошиву.

Пока мне подобрали несколько скромных платьев из выходного гардероба горничных, и только благодаря этому я не разгуливала по комнате в нижней сорочке. Хотя я предпочла бы свои домашние платья, Богдан ясно дал понять, что им не место в этом дворце. И уже за одно только это мне хотелось наступить ему на ногу. Больно!

Портнихе об этом знать было незачем, поэтому я только кивнула:

– Да, благодарю вас.

В ответ она улыбнулась и вышла, а я подошла к окну. Спальня Богдана располагалась на втором этаже, и за утро и первую половину дня я успела изучить, кажется, каждый кустик раскинувшегося передо мной парка. Собственно, самим парком это еще не было: просторный выстриженный газон взрезали дорожки, лучами собирающиеся в одну главную и широкую. Она и вела к небольшому мостику по галерее высоченных, красиво оформленных кустарников. А вот дальше, в самом ее конце, за этим мостиком как раз и раскинулся парк. Огромный.

Отсюда не просматривались беседки и озера, но я точно знала, что они там есть. Нам рассказывали про этот парк, его построил двести лет назад правящий тогда Верховный для своей любимой жены.

Дерево подоконника приятно нагрелось от солнца, и я потянула на себя тяжелые створки рамы. Стоило окну распахнуться, как в комнату стремительно, возбужденно ворвалась летняя жизнь. Зажужжали шмели, кружащие над розовыми кустами, тянущимися вдоль дорожек. Запели птицы, еще не успевшие налетаться до наступления полуденного зноя. Я подтянулась и забралась на подоконник, подогнула под себя ноги и прислонилась к стеклу.

Мне было непривычно. Очень непривычно. Сельская жизнь имеет свои трудности, но и плюсов в ней тоже море, например, убежать в такую жару к речке в свободный день. Или просто поваляться в поле в тени, в стогу сена, отмахиваясь травинками от слишком надоедливых жучков.

Моя жизнь совместила в себе два мира, мамин – академический и папину близость к земле, мне одинаково нравилось и учиться, и познавать природу и землю, при этом оставаясь свободной. Конечно, после смерти мамы все стало иначе, а учеба в академии накладывала определенные ограничения, но даже там я не была вынуждена сидеть в одной комнате и ждать… чего?

Того, что придет…

– Господин, – передразнила я портниху. Само даже слово почему-то заставило скривиться. Хотя Богдан в самом деле был моим господином, сейчас это неимоверно, невероятно раздражало. Я даже с подоконника спрыгнула и склонилась в низком поклоне перед олицетворяющим Богдана стулом.

– Да, господин. Разумеется, господин. Нет, зачем мне учиться! Лучше буду тапочки вам подавать, господин! – последнее я чуть ли не выкрикнула в сердцах, и тут же закрыла руками рот.

Потому что за соседней дверью находился кабинет, где почти неотлучно присутствовал камердинер бестиара, Василий. Если, разумеется, не вышел куда-нибудь, но не должен был. Я слышала, как Богдан отдал ему приказ находиться здесь до его возвращения. Стоило мне подумать про камердинера, как раздался его голос: