От мира сего - Крелин Юлий Зусманович. Страница 36

— Да нет. Я как раз был тут, когда вызвали, ну и захотелось мне. Так просто. И посмотреть интересно, и пооперировать в деревенских условиях. А то помрешь и не узнаешь, как это бывает.

— А вы правда московский профессор?

— Святой крест.

— Первый раз вижу живого профессора. Они не знают, в эскадрильи, что летит профессор, а то бы меня не пустили.

— Почему?

— Командир бы полетел.

— А вы что, недавно летаете?

— Не бойтесь. Уже десять лет.

— А я и не боюсь.

— У нас профессор московский я уж и не знаю, летел когда или нет.

— Шумит сильно. Я вас лучше слышу, чем себя.

— Привыкнете… А вы из Москвы никогда не летали по таким же делам?

— Летал. Но не срочно. На обычном самолете пассажирском.

— Сейчас не могу говорить. Подождите.

Летчица надела ларингофон на горло и стала что-то шептать и, наверное, слушать в наушники, надетые ею тоже. Он не слышал слов из-за шума. Говорить надо в ухо — тогда слышно. Он стал осматриваться. «За окном термометр. Ух ты, как сзади траву пригибает ветер от мотора. Пошли! Пошли. Быстро как. Уже деревья под нами. Смешно. Нет, пожалуй, страшно. Поворачиваем. Фу, до чего неприятно лететь боком. Прямо».

— Ну все, теперь прямой путь до самого места.

— А там тоже аэродром?

— В том месте хорошее поле, специальное. А есть места, где с подбором летать приходится.

— Это как?

— С лёта подбираем поле. Чтоб поровнее и чтоб трава невысокая. А то в клевере, например, знаете как можно запутаться и опрокинуться при посадке.

— А это что за рычаг у меня?

— А самолет учебный. Здесь инструктор сидит. Хотите попробовать?

— Конечно.

— Возьмите рычаг на себя.

— Ух ты черт! Как вверх пошел.

— Вы очень резко взяли.

— Откуда ж я знал?

— Да это не страшно. Я-то свой рычаг не отпускаю. Откройте, пожалуйста, окошко, профессор, руку немножко высуньте. Не дождь?

— Рука сухая. А сколько лететь?

— Минут тридцать пять.

— А далеко от поля идти? Куда там, знаете?

— Да они с машиной приедут за вами. Им же позвонили в больницу. А мы, когда прилетим, сделаем два круга над больницей.

Дальше Начальник стал разглядывать, смотреть вниз и больше молчал. Он смотрел на странно выглядевшие лоскутками поля, на остатки окопов, на быстро бегущую по земле тень самолета. Все-таки трудновато было говорить. Шумно.

— Вон больница под нами.

— Двухэтажная?

— Городок. Не деревня же. А вон и поле наше. Видите, к нему машина подъезжает санитарная. Это за вами. Вас ждать?

— Не знаю. А как у вас принято?

— Минут сорок или час если — ждать можно. А если два или больше — лучше звоните, я опять прилечу.

— Два часа-то я наверняка там пробуду. К студентам надо зайти, посмотреть, как живут, даже если не придется оперировать. Здесь тоже наши студенты есть. Пожалуй, мы лучше позвоним.

— Вы только помните, чтоб мы до восьми часов могли уже сесть. А то темно будет.

— А если не успею?

— Заночуете. Завтра прилетим. Ну, выходите. Можно.

— Спасибо большое. Счастливого вам полета.

— Позвоните чуть загодя. Как увидите, что дело к концу идет, так и звоните. Будьте здоровы. Счастливо вам оперировать.

— До свидания. Спасибо. — Он выскочил из самолета, захлопнул дверь и пошел к санитарной машине. Навстречу шли двое мужчин в белых халатах. Начальник повернулся назад. Самолет начал двигаться. Летчица помахала рукой, он ответил, самолет оторвался и пошел домой.

— Здравствуйте, профессор. Я зав хирургическим отделением, а это наш главный врач. — Начальник пожал руки обоим. — Вы нас простите, что побеспокоили, но мы не знали, что полетите вы. Мы б никогда…

— Да бросьте. Я же сам захотел. Вы-то при чем?

— Вы знаете, профессор, случай, по которому мы вызвали, оказывается, не стоит того. Нам удалось в конце концов выйти из положения самим. Но у нас вот какая просьба. У нас лежит жена главного врача нашего, — главный врач поклонился, — с тяжелым приступом холецистита. Вы ее не посмотрите? Может, даже соперируете, если надо? У нас впечатление, что без операции сейчас уже не обойтись. С одной стороны, сами понимаете, каково оперировать жену своего начальника. — Все улыбнулись. — А с другой стороны, хочется посмотреть на работу московского профессора. Когда такое еще может выпасть!

— А что смотреть? Все то же. С годами, знаете ли, начинаешь понимать, что все одинаково. Конечно, посмотрю и, конечно, если надо, буду оперировать. У нас, врачей, так мало льгот от общества, что для себя мы должны создавать свои внутренние льготы, основанные на самоуслугах. Врача, семью врача мы, врачи, всегда должны лечить нашими лучшими силами. Все сделать. Врачи должны максимально помогать друг другу. Если здесь оказался хирург-профессор, святая обязанность этого врача-профессора взять максимум забот на себя. Это должно быть нашим кредо. Так я говорю, коллеги?

— Абсолютно с вами согласен. Эх, если б все наши коллеги так же рассуждали. Большое спасибо вам, профессор, большое спасибо.

— Ну, спасибо вы говорите рано. Что ж, поехали, товарищи.

— Пожалуйста. Садитесь. Проходите. Нет уж, прошу вас, вы гость.

— Но вы старше.

— Нет, нет. Гостю путь, гостю путь. Прошу вас, профессор, прошу. Ну, поехали. Прямо в больницу. Или, может, сначала ко мне, профессор? Закусим немножко, а потом работать.

— Нет, нет. Работа всегда сначала. Как это говорят: делу время — потехе час.

— Да, да. Кончив дело, гуляй смело. — Все засмеялись. — Значит, прямо в больницу.

Конечно, главврач волнуется, нервничает, не знает, как вести себя. Разговор перехватил зав отделением:

— Простите, пожалуйста. А почему все же вы здесь оказались у нас? Каким случаем?

— Я студентов проверяю по всей области. А сюда был вызов, мне и захотелось. Просто, знаете ли, захотелось, и все. Здесь я доктор, человек, и только доктор. Так надоело быть начальником. И скажу, что, если сейчас придется оперировать, буду только рад, это даже хорошо. Хочу на природу, на травку, так сказать, назад к земле. Вот и пооперирую у вас на природе. Хорошо. Устал я в Москве.

— Быстро вы управились, не оперировали?

— Оперировал. Все в порядке. Сейчас я. Простите. Я только попрощаюсь с товарищами. Ну, до свидания, до свидания, товарищи. Будете в Москве, обязательно заходите ко мне в клинику. Приходите.

— До свидания. Спасибо вам большое, профессор. И от меня, и от жены, хоть она еще и под наркозом. Очень, очень жалею, что не остались вы у нас до утра. Мы бы посидели вечерок. Жаль, жаль. Спасибо вам, большое спасибо.

— Не надо, не надо никогда говорить спасибо раньше времени. Спасибо только после выздоровления. И вечерок можно только после выздоровления, в крайнем случае после снятия швов. — Все понимающе закивали головами и засмеялись. — К тому же сегодняшний вечерок надо не сидеть, а идти к жене. Так, коллега? По-моему, так. — Опять посмеялись. — Я уж вам говорил о льготах, мы их сами должны себе создавать.

— Да, профессор, это вы очень правильно говорили.

— Ну так вот, у вас сейчас есть возможность создать себе льготу.

— Да, да. Такая возможность у меня появилась.

— Наверное, не пускаете родственников в первый день послеоперации.

— Да! Ни в коем случае. Никогда.

— Ну, а сами к жене своей пойдите.

— Ха-ха. Конечно, профессор. Сам нарушу свой закон, нарушу.

— Ну, до свидания, дорогие коллеги, до свидания. Здесь мой помощник остается в области, в центре, звоните ему. Если что, он к вам прилетит. А я с ним говорить из Москвы по телефону буду. До свидания.

— До свидания. До свидания. Счастливого полета. Начальник легко, словно кавалерист в седло, вспрыгнул в кабину самолета.

— Дверь хорошо закрыли? Проверьте. Ну, полетели. Что это вы притихли, молчите?

— Сам не знаю. И чувствую я себя неважно что-то последнее время. И что-то грустно стало. Вот здесь я работал нормально. Всего каких-то пару часов, но нормально. Я не начальник был, интриг тоже не было, держать никого в руках не надо было. Операцию сделал. Прошла она хорошо. И заботы только лечебные, хирургические. Грустно стало. Болит что-то все. А приеду — опять интриги, интриги. Да и с кем, против кого! Иногда подумаешь — сам с собой играю.