Прыжок тигра - Казанцев Кирилл. Страница 70

– Так ты сюда пришла с жизнью расстаться? А почему именно здесь, если не секрет? – Максим на всякий случай убрал руки за спину. Рукав толстовки неприятно шевелился от ветра, его порывы усиливались, и, кажется, собиралась гроза.

– Я ждала «Сапсан», чтобы гарантированно, – самоотверженно выдала идиотка, – у него скорость под двести, я хотела наверняка… – и захлюпала носом.

– Ах, вот оно что, – остановил ее Максим, – я тебя понял. Молодец, верное решение. А я, дурак, поторопился. Предупреждать надо. Челочка, говоришь, не такая? У тебя и голова сейчас на другую сторону будет, выбирай – направо или налево. Или не так – «Сапсан» ушел, а мы с тобой товарняк подождем, результат будет не хуже, обещаю. Пошли, – Максим отшвырнул розовую «раскладушку» под ближайший куст, дернул девицу за капюшон футболки, поволок за собой вверх по насыпи, – я тебе помогу. Так помогу, что тебя километров на пять по рельсам растащит, башку в Твери найдут, без зубов и без глаз, руки-ноги и все остальное по фрагментам в пакетик подберут. В маленький такой пакетик, в черненький, и папе с мамой отдадут, как суповой набор. Стоять, овца, куда собралась? Назад, дура, мы еще не пришли, – Максим швырнул истеричку на мокрый щебень. Девчонка скулила, пыталась орать, но сил не хватало, она поползла назад, но Максим схватил ручку ее черного рюкзака, и дернул так, что с треском вырвались обе хлипкие лямки. Все звуки перекрыл гудок тепловоза, из темноты по глазам ударил мощный луч света, Максим отвернулся на мгновение. Девица оказалась сообразительной, этих секунд ей хватило, чтобы скатиться вниз и удрать в темноту, оставив Максима со своим «вещмешком» в руках.

– Иди отсюда, идиотка! – рявкнул Максим ей вслед, пробежал вдоль рельсов, смотря себе под ноги. Нет, бесполезно, здесь можно без толку проползать всю ночь и весь следующий день, нож мог отлететь куда угодно. Максим вспомнил свою детскую «лагерную» забаву – летом, сданные родителями в пионерлагерь детки в тихий час удирали к ближайшей «железке» и развлекались тем, что подкладывали под колеса поездов монеты, гвозди и прочие мелкие вещички. А потом подбирали со шпал теплые раскатанные в блин бесформенные куски металла и хвастались ими друг перед другом. Если находили, конечно.

– Дура! Овца тупоголовая! Завтра придти не могла! – бессильно проорал навстречу следующему поезду Максим, швырнул на шпалы пустые ножны и побежал по насыпи вниз. Он постоял немного, задрав голову и не в силах оторвать взгляд от грохочущего по рельсам товарняка, потом глянул на часы. Почти полночь, через одиннадцать с половиной часов Ленка с Васькой приедут в Хельсинки, и он должен встретить их на вокзале. Осталось всего ничего – добраться до этого самого вокзала. Да еще тряпки эти… Максим все еще держал в руках рюкзак безмозглой овцы. Сначала он хотел просто отшвырнуть его в сторону – утром проспится и придет, а не придет, так и черт с ним. Но потом передумал, посмотрел по сторонам, добежал до ближайшего фонаря и полез внутрь черного, с изображением черепов и крестов баула. Внутри небогато – темные очки, кошелек со ста рублями и мелочью, сигареты в розовой пачке, черная зажигалка и косметичка.

– Что тут у нас, – Максим порылся в розовой кошелке и бросил ее к себе в рюкзак, туда же отправилась жвачка и очки. Мешок улетел в кусты, следом отправилась грязная, порванная толстовка. Максим постоял с минуту или две, услышал далекий глухой раскат грома и поднял голову. С темного беззвездного неба ему на лицо упали несколько тяжелых дождевых капель, а над мачтами городского освещения рядом, так близко, что, кажется, можно коснуться рукой, промелькнули два ярко-красных «маяка» под крыльями самолета. Максим последний раз глянул на насыпь, врезал с досадой кулаком себе по ладони, отвернулся и бегом рванул прочь. На шоссе он оказался минут через двадцать; несмотря на поздний час, машин на дороге было полно. И даже образовалось что-то вроде пробки, в этом городе они не исчезали даже глубокой ночью. Попутка нашлась минуты через три, стоило только выйти на обочину и поднять руку.

– В «Шереметьево», – сказал Максим водителю тонированной серой «Приоры», – и побыстрее. Я на самолет опаздываю.

– Как получится, – покачал лохматой головой «бомбила», – видишь, что творится!

– Вижу, – отозвался Максим, – две цены. Или я другого кого найду.

Искать никого не пришлось. Водила проявил чудеса смекалки и знания местности, «Приора» прокралась дворами и огородами, объехала пробку, образовавшуюся из-за крупного ДТП, и вырвалась на МКАД. С него съехали минут через десять гонки по левой полосе, слева из-за забора с «егозой» поверху в воздух поднялся первый самолет, и водитель спросил:

– Куда летишь-то? Отдыхать или по работе?

Максим только собрался ответить, как над головой раздался низкий нарастающий вой двигателей, и лобовое стекло машины озарила ярко-красная вспышка. Он пригнулся и посмотрел вверх – над дорогой медленно и вальяжно проплыл заходящий на посадку «горбатый» «Боинг».

– Видал? – с восторгом проорал водитель, – обалдеть можно, чуть на голову не сел! Взлетка у них тут, смотри! – Он ткнул пальцем куда-то влево. Максим посмотрел в ту сторону – среди леса, на просеке высились маяки с желтыми и белыми фонарями указательных огней.

– Так куда собрался-то? – «Приора» провернула еще раз, и взлетка теперь была справа, с нее поднимался в небо очередной сияющий огнями самолет.

– Да на солнышке погреться хочу, устал. В Египет лечу, – выдал Максим первое, что пришло ему в голову.

– Погреться? А здесь тебе холодно что ли? Лето же! – искренне удивился водитель.

– Здесь моря нет, – отрезал Максим.

Машина въехала под эстакаду скоростного аэроэкспресса и остановилась у входа в международный терминал. Максим рассчитался с водителем, забрал рюкзак и постоял перед гостеприимно разъехавшимися створками дверей, осмотрелся и шагнул вперед. Первую рамку он преодолел благополучно, подхватил с ленты свой рюкзак и зашагал через полупустой гулкий зал к кассам.

– Прямой рейс без пересадок только бизнес-класс, – сообщила сонная, с красными глазами девушка, назвала сумму и потребовала паспорт. Максим отдал ей деньги, забрал документы и билет до Хельсинки. До вылета оставалось больше трех часов, а еще надо зарегистрироваться на рейс и пройти паспортный контроль. Но это позже, немного позже, пока надо найти укромное местечко, такое, где его никто не потревожит. По умолчанию, таким уютным уголком в огромном здании аэровокзала могло быть только одно помещение.

В туалете Максим первым делом умылся, внимательно рассмотрел себя в большое зеркало на стене. Видок тот еще – волосы растрепаны, футболка промокла от дождя, джинсы грязные, в глазах кураж и злость. Надо отсидеться, отдышаться, а заодно и внешность подкорректировать. Максим уединился в тесной кабинке, уселся на крышку унитаза, вытащил косметичку, порылся в ней и разложил «инструменты» на крышке бачка.

– Приступим, – пробормотал он себе под нос, глядя в маленькое, инкрустированное стразиками зеркальце и взялся за первый карандаш.

– «Красное вино», – прочитал он мелкую, золотым по багровому, надпись, – надеюсь, это подойдет.

«Макияж» занял почти час, Максим так и этак крутил перед собой маленькое зеркальце и косился на изрядно помятый собственный «фоторобот». Детали видны отлично, но общий план толком рассмотреть не удается – вроде похож сам на себя, а вроде и нет. Но в любом случае раскрас должен отвлечь любого от формы носа, губ и подбородка, от цвета глаз и волос – под коллажем имелось еще и словесное описание примет губернаторского обидчика.

– Ладно, сойдет, – Максим неторопливо и тщательно изорвал в клочки свое изображение, спустил обрывки в унитаз. И снова уткнулся в зеркало, подправил мелкие недостатки и бросил его в косметичку. Из кабинки он вышел через полтора часа, успев за это время кое-как привести в порядок джинсы и обувь. По дороге к двери остановился перед большим зеркалом на стене, посмотрел себя критически – кажется, получилось неплохо. Но толком рассмотреть Максиму себя не удалось – дверь распахнулась, и в тесное помещение вломился здоровенный бугай в тельнике, цветных шортах до колен и сандалиях. Максим пропустил его вперед и уже собрался идти к стойке регистрации, когда пришлось остановиться.