Посланец. Переправа - Вторушин Станислав Васильевич. Страница 12

Выйдя из автобуса на автовокзале, Беспалов тут же взял такси и попросил отвезти его в гостиницу. Областной город был для него чужим. Он оказывался в нем всегда проездом. То по пути в деревню к сестре, то возвращаясь от нее к месту службы. Беспалов чувствовал себя уставшим. Поднявшись в номер и оставив там сумку с вещами, он отправился в ресторан поужинать. Голод уже начинал мучить его, в последний раз он ел рано утром у сестры.

В ресторане горел тусклый свет, и от этого огромный зал казался сумрачным. Посетителей было мало. Лишь в дальнем углу за двумя сдвинутыми столами сидела небольшая компания и о чем-то громко говорила. Разобрать голоса было невозможно, из-за столов доносился лишь гул, да иногда громкий смех. Беспалов заказал бифштекс, салат и бутылку пива. Пиво он взял лишь для того, чтобы не выделяться из толпы посетителей. В наши рестораны никто не ходит только поесть. В них обязательно пьют.

Компанию обслуживали два официанта — высокие молодые парни, одетые в черные брюки и такие же черные жилетки. Они стояли чуть поодаль, напряженно следя за каждым движением гостей, и подскакивали, как только кто-то из них поднимал руку. Очевидно, посетители были богатыми или особо важными персонами. Беспалов скорее по привычке, чем из любопытства, пытался разглядеть их, но они сидели к нему спиной, да к томе же слишком далеко от его стола, и ему были видны только их черные головы.

Больших планов у него не было. Несколько дней назад, перебирая в сумке вещи, он наткнулся на старую записную книжку и, перелистав ее, обнаружил там фамилию Биденко. Того самого сержанта, которого почти целый день под огнем душманов тащил на себе с горы у Кандагара. Перед отправкой в госпиталь тот попросил Беспалова записать его адрес.

— Вы подарили мне жизнь, лейтенант, — сказал он. — Вдруг окажетесь в моем городе. Будете самым желанным гостем.

Тогда и узнал Беспалов, что они с Биденко земляки. Сейчас он хотел найти своего бывшего сержанта и выяснить, как тот живет.

Поужинав, он вернулся в номер, достал записную книжку и отыскал телефон Биденко. Снял телефонную трубку и несколько минут сидел неподвижно, не решаясь позвонить. Он не знал, для чего ему нужен Биденко. Но, кроме него, в этом городе у Беспалова не было ни одного знакомого. Может быть, здесь живут и другие сослуживцы и Биденко их знает? Встретить старых друзей всегда приятно, воспоминания греют душу.

Беспалов был одинок, и это одиночество уже начало тяготить его. Свое нынешнее существование он не мог назвать жизнью. Жизнь предполагает какую-то цель, лучше всего высокую. Стремление к карьере, комфорту, обладанию красивой и умной женщиной, рождение детей и радость их воспитания, круг близких друзей. Ничего этого у него не было. Карьеру военного, о которой мечтал, сделать не удалось. Он не хочет служить в армии, из лексикона которой исчезло слово Родина. Любимую девушку зверски изнасиловали и убили на пороге ее собственного дома и поэтому говорить о детях нет никакого смысла. Многие друзья лежат в могилах, а те, что еще остались, — в армии. Правда, один из них — на расстоянии телефонного гудка. Но разве можно назвать Биденко другом? Ведь даже о том, что он земляк, Беспалов узнал лишь перед погрузкой сержанта в самолет. Правда, на войне свои, особые законы. Там человека узнают в течение одного поступка. Когда Биденко просил бросить его на склоне горы, чтобы спастись самому, а Беспалов этого не сделал, они стали больше, чем друзьями. Ближе Биденко в этом городе у Беспалова все равно никого нет. Он набрал телефонный номер.

На другом конце провода тут же ответили.

— Мне нужен сержант Биденко, — строгим командирским голосом произнес Беспалов.

В трубке наступило короткое молчание, потом послышалось сопение, наконец мужской голос выдавил:

— А кто его спрашивает?

— Капитан Беспалов.

— Лейтенант, это вы? — раздался радостный возглас. — Где вы?

— В гостинице «Центральная», номер триста двадцать один.

— Через полчаса я буду у вас.

На другом конце телефонного провода положили трубку.

Когда Биденко вошел в комнату, в первую минуту Беспалов не узнал его. Был он худой, со впалыми щеками, одет в замызганную куртку, на ногах — нечищеные, стоптанные туфли. Беспалов всегда требовал от солдат, чтобы их одежда выглядела безупречно, и вид сержанта, даже бывшего, покоробил его. Биденко это понял, ужал плечи и, продвинувшись бочком, остановился у дверного косяка. От Беспалова не ускользнула неловкость сержанта, и он, сделав жест рукой, пригласил:

— Проходите, садитесь.

Он всегда был с солдатами на «вы», не отступил от этого правила и сейчас. Биденко так же, бочком, сделал несколько шагов, осторожно сел на краешек стула.

— Вы на меня так смотрите, словно не узнаете, — сказал Беспалов. — Я сильно изменился?

— Изменился я, — ответил Биденко. — А вы, товарищ лейтенант, каким были, таким и остались.

— Капитан, — поправил его Беспалов.

— Извините, товарищ капитан, — сказал Биденко.

— Как вы тогда, после ранения?

— Отправили в Ташкент, отлежался там в госпитале, после этого вернулся домой. Сейчас, как видите, в полном порядке. А вы?

— А я только из госпиталя.

— Да вы что? — удивился Биденко. — Где это вас?

— У нас стреляют в одном месте, — ответил Беспалов. — Там и зацепило.

— И здорово зацепило?

— Если живой и говорю с вами, значит, не так здорово, — попытался пошутить Беспалов. Нищенский вид Биденко очень расстроил его, и он не хотел говорить о плохом. — Лучше скажите, как вы тут живете? Как устроены?

Биденко опустил голову, положил руки на колени, пошевелил пальцами, потом поднял глаза.

— Живем так, как нам позволяют. — И снова опустил голову.

— Работаете где-нибудь?

— Работаю, — тихо ответил Биденко.

— С кем-нибудь из наших ребят поддерживаете отношения?

— Сначала поддерживал, а сейчас нет. Все изменилось, каждый выживает, как может. Никогда не думал, что придем к этому.

— К чему? — спросил Беспалов.

— К тому, что пока мы защищали Родину, ее здесь разобрали по частям и прибрали к своим рукам другие люди. Такое ощущение, что живу в оккупированной стране.

— Кто же ее оккупировал?

— Разные. По форме носа и цвету волос не определишь. И наших среди них немало.

— Но если наши, какая же это оккупация?

— А они уже не наши. Они здесь только деньги заколачивают. Семьи у всех за кордоном. Дети на чужом языке в школах учатся.

— А у вас есть семья? — спросил Беспалов.

— Была. Теперь нету. Ушла от меня жена вместе с дочкой.

— Нерадостно все это, Максим. — Беспалов специально назвал сержанта по имени, видя, что тому в эту минуту особенно необходимо сочувствие.

— Какая уж тут радость, — согласился Биденко.

— А я вот рад, что увидел вас, — улыбнулся Беспалов. — Верите, нет, когда услышал ваш голос, сердце дрогнуло. Хотя мы и общались всего ничего, но вместе прожили целую жизнь. Разве не правда?

— Для меня это было лучшее время, — Биденко поудобнее уселся на стуле, расслабленно вытянул ноги. — Вот уж где действительно один за всех и все за одного. Я только теперь понял, как много это значит в жизни.

— Кто же нам мешает сейчас жить так? — Беспалов посмотрел в глаза сержанта, словно пытался прочитать в них ответ на свой вопрос.

— Все то же и мешает, — ответил Биденко, на лице которого уже не было той подавленности, с какой он появился на пороге. — Каждый стал жить сам по себе. У некоторых это получается, у абсолютного большинства — нет. Мы уже не народ, а, как теперь выражаются, только электорат.

— Неплохо бы всем нашим собраться и поговорить о жизни, — сказал Беспалов. — Может быть, что-нибудь придумаем.

Биденко не ответил. Посмотрел на Беспалова, на свои ладони, лежащие на коленях, снова пошевелил пальцами, потом сказал:

— Не знаю, кого и позвать. Есть у меня двое афганцев, тоже из диверсантов. Они вместе с нами служили, только в другой части. Да еще один парень, совсем молодой. Месяц назад с Кавказа вернулся. Мыкается по городу, работу найти не может.