Маска Ктулху - Дерлет Август Уильям. Страница 78

Только тут я с удивлением заметил, что в мое отсутствие профессор разбирал папки с записями, рассовывая их по коробкам и ящикам, чтобы отправить в какое-нибудь надежное место. Однако у меня не было времени размышлять о причинах странного возбуждения профессора, поскольку он, велев мне как можно скорее отправляться в библиотеку, продолжал метаться по кабинету, сваливая в кучу книги, рукописи, старинные тексты, выписки из «Пнакотикских рукописей», «Некрономикона» и всего остального, включая большую опечатанную папку, на которой рукой профессора было написано: «Материалы с Целено», — нужно сказать, что именно эту папку профессор берег особо тщательно и не позволял мне в нее заглядывать.

Все это время он что-то бормотал себе под нос; я расслышал только: «Не нужно было брать его с собой! Какая ошибка!» Иногда он останавливался на бегу и бросал на меня взгляд, полный какого-то усталого сочувствия, или, что было гораздо страшнее, молча смотрел в сторону окна, выходившего на реку Мискатоник, и так внимательно к чему-то прислушивался, словно от этого зависела его жизнь. Все это настолько подействовало мне на нервы, что, выходя из дома, я тоже с тревогой посмотрел на реку, однако не увидел ничего, кроме залитой солнцем водной глади.

Вернувшись, я застал профессора в глубокой задумчивости; перед ним лежала раскрытая папка с «Материалами». И вновь — уже в который раз — я проверил на себе его удивительную чувствительность; я вошел в комнату без единого звука, профессор стоял ко мне спиной, и все же, едва я показался в дверях, он заговорил:

— Меня мучает один вопрос. Не опасно ли дарить миру эти записи? Впрочем, чего мне бояться, ибо кто мне поверит? Кто поверит словам, высеченным на каких-то камнях? Форт умер, Лавкрафта больше нет… — И он покачал головой.

Я подошел к профессору и заглянул ему через плечо. В глаза бросился текст, напоминавший рецепт, однако в нем было столько непонятных слов и странных имен, что я сразу перевел взгляд ниже. То, что я прочитал, стало еще одним звеном в цепи логических объяснений, связанных с перемещениями во времени и пространстве, неведомых человеку. Ибо текст, написанный размашистым почерком доктора Шрусбери, гласил:

«Золотистый напиток Старших Богов дает возможность свободно перемещаться во времени и пространстве, позволяя существовать вне земных законов и измерений; он обостряет чувства до такой степени, что человек теряет представление о реальности и пребывает в состоянии, граничащем со сном…»

Это все, что я успел прочесть, прежде чем профессор закрыл папку и снова ее опечатал.

— Напиток Старших Богов! — воскликнул я. — Это же ваш мед!

— Верно, Эндрю, — быстро ответил он. — Иначе каким образом вы… Впрочем, простите, не стоит играть с вашим воображением.

— Какое там воображение! — рассердился я. — Грязь на моих ботинках, это что — воображение? А камень у меня в кармане, а «Лондон таймс»? Не знаю, как вы это делаете — могу только предполагать, — но я убежден, что мы действительно там были.

Профессор остановил на мне задумчивый взгляд.

— Ведь мы там были, верно? — не унимался я.

Даже в ту минуту я надеялся, что вот сейчас услышу какое-нибудь разумное, логическое объяснение; о небо, как я этого жаждал! Но профессор лишь устало покачал головой и, тронув меня за рукав, тихо ответил: «Да».

— А той ночью в июне — на вторую ночь после того, как мы были в пещере, — вы же привезли с собой взрывчатку и все там разнесли. Я слышал, как вы потом бежали вниз по откосу, слышал грохот взрыва…

— Ах, вот что! Вы в тот раз пили мой мед. Значит, вы заходили в мою комнату.

Я кивнул.

— Наверное, нужно было вам все рассказать. Я ошибся — мне не следовало брать вас с собой. Видите ли, иногда я бываю слишком осторожен, а иногда — слишком беспечен; я почему-то решил, что вы ни о чем не догадаетесь. Они нас видели и теперь знают, кто устроил взрыв и завалил дверь, ведущую в их бесконечно древний мир… — Он вновь покачал головой. — А теперь… теперь уже слишком поздно!

Его тон показался мне столь зловещим, что на секунду я лишился дара речи. Затем хриплым голосом спросил:

— Что вы имеете в виду?

— Они уже преследуют нас. Под Рифом Дьявола, что недалеко от Инсмута, в подводном городе Й’ха-нтлеи наблюдается усиленная активность, из Р’льеха выплывают огромные твари. Слушайте! Слушайте их тяжелую поступь! Впрочем, я забыл, у вас нет той обостренной чувствительности, какая выработалась у меня за двадцать лет.

— Да, двадцать лет, — повторил я, сразу вспомнив встречу в библиотеке Мискатоникского университета. — Где вы были все это время?

— На звезде Целено, в огромном каменном здании библиотеки, где содержатся книги и иероглифы, украденные у Старших Богов.

Тут он умолк и, склонив голову набок, начал прислушиваться… и вдруг задрожал, его рот исказила гримаса отвращения. Резко обернувшись, профессор приказал мне немедленно отнести в университет все оставшиеся документы и поспешить с возвращением, поскольку близится вечер, а ночевать в доме мне нельзя. Когда я вернусь, все будет готово к моему отъезду.

Я сделал все так, как он мне велел; никогда еще я не видел профессора в таком взвинченном состоянии. В университете, куда я бегом притащил свою поклажу, я чуть с ума не сошел, дожидаясь, пока составят опись всех книг и бумаг доктора Шрусбери, после чего мне пришлось еще вытерпеть пространную беседу с доктором Лланфером, директором библиотеки, который, просмотрев бумаги, велел мне зайти в его кабинет и заверил, что все материалы будут помещены в надежное хранилище, где, помимо всего прочего, находился и единственный экземпляр «Некрономикона», написанного безумным арабом Абдулом Альхазредом. В результате на Кервен-стрит я прибежал гораздо позже, чем рассчитывал.

— Господи боже, мальчик мой, где вы пропадали? — увидев меня, воскликнул доктор Шрусбери.

Однако выслушивать мои объяснения он не стал, а вновь начал прислушиваться. На этот раз и я что-то почувствовал — словно ожила и начала сгущаться аура древнего зла, царившая в доме. Я услышал сначала плеск со стороны реки, будто кто-то плыл, затем внезапно содрогнулись недра земли, словно там, в глубине, медленно шагало какое-то огромное существо!

— Немедленно уходите, — дрожащим голосом сказал профессор. — Вы не потеряли пятиконечный камень с острова?

Я ответил, что нет.

Профессор крепко схватил меня за руку.

— Вы помните слова заклинания, которым вызывают слуг Хастура?

Я кивнул.

Профессор вынул из кармана маленький свисток и небольшой флакончик с уже знакомой мне золотистой жидкостью и протянул их мне.

— Вот, возьмите, носите их всегда с собой, вместе с камнем. Глубоководные не смогут вам ничего сделать, если у вас будет этот камень, но учтите — он бессилен против других тварей. Уезжайте в Бостон, в Нью-Йорк, куда хотите, только немедленно покиньте Аркхем. И запомните: если вдруг вы услышите чью-то тяжелую поступь под землей или под водой, немедленно выпейте мед, сожмите в руке камень и прочитайте заклинание. К вам прилетят. Вас отвезут на Целено, где я буду скрываться, пока меня не перестанут искать. Только не потеряйте камень; у меня в свое время его не было, поэтому меня схватили и пытали, но не бойтесь, вас они не тронут. Жду вас на Целено.

Я взял флакон; на языке у меня вертелись тысячи вопросов, но я промолчал. Дом источал уже не просто страх, а смертельный ужас; воздух дрожал от приближающейся угрозы, которая, казалось, волнами разливалась откуда-то из-под земли; все мое существо вопило о спасении.

— Они сейчас в устье Мискатоника, — задумчиво сказал профессор. — Что ж, я готов. Часть из них поднимается по реке — скоро они будут здесь, уже скоро… — Он повернулся ко мне: — Ну что же вы, Эндрю? Бегите! Бегите!

Он хотел толкнуть меня, но, сделав неудачное движение, за что-то зацепился и упал, потеряв при этом очки. То, что я увидел, заставило меня завопить от ужаса и броситься вон из этого проклятого дома, прямо в клубы густого тумана, окутавшего Кервен-стрит. Думал ли я, когда, не помня себя от ужаса, бежал по улицам Аркхема, о страшных подводных тварях с перепончатыми лапами и светящимися выпученными глазами, которые следили за мной из реки? Не помню; я бежал, не останавливаясь. Намертво зажав в руке флакон с золотистой жидкостью и свисток, я бежал, спасая свою жизнь, а перед глазами стояло страшное видение, оставшееся в доме на Кервен-стрит: когда очки слетели с носа доктора Шрусбери — того самого доктора Шрусбери, который не раз поражал меня своим острым зрением и умением распознавать мельчайшие детали, — моим глазам предстало зрелище, от которого я едва не сошел с ума, ибо там, где у людей должны находиться глаза, в черепе доктора Шрусбери зияли черные провалы пустых глазниц!