Сага о двух хевдингах (СИ) - Сторбаш Н.В.. Страница 61

Сам же хотел только одного: вернуть товар или деньги и уйти отсюда куда подальше. Хорошо, хоть это не Бриттланд, тут полно разных городов, и в каждой иной ярл, а вернее сказать, князь. Так что изгоями во всей Альфарики мы не станем. Ведь не может же так статься, что мы везде умудримся в немилость впасть!

Нет, по правде, я бы не отказался увидеть и воеводу, и людей, что Игуля забили. Увидеть, отрубить руки и подвесить за ноги где-нибудь на площади, чтоб знали, каково заговоры устраивать против северных хирдманов. Но не сейчас. Сейчас мы слишком слабы. Моя стая слишком мала. Я прямо ощущал, что мне нужно больше волков! Мой дар возьмет всех! Не два десятка, а все пять или шесть.

Я даже попытался взять в стаю того же Велебора или Вышату, но не мог их отыскать. Глазами вижу, а даром — нет. Жаль, я-то решил, что могу не только будить дар, но и набрасывать его на всех, кого пожелаю.

Не все ульверы были со мной согласны. Живодер, к примеру, хотел пробраться в город и прирезать воеводу. Отчаянный считал, что мы порвем всех и так. А Трудюр вдруг вспомнил про дочек хозяина, что приютил нас в Раудборге. Вдруг им тоже досталось от перепуганных горожан? Но когда Альрик, Простодушный и Коршун встали на мою сторону, все спорщики угомонились.

Потом мы долго обсуждали, как и кто пойдет в город, чтоб поговорить с Жирными. Я не собирался доверять слова Хотевита, начертанные на той самой коже, живичу. А если купец отберет? Я вообще ни с чем останусь. Конечно, из ульверов вызвался пойти Рысь, он при случае мог сказаться бриттом или прикинуться рабом, а рыжие и среди живичей встречаются. Коршун больше походил на сарапа, чем на норда. Но я тоже хотел пойти. Вот только среди живичей нет не только хельтов-баб, но и хельтов-юнцов. Так-то довольно волосы переплести иначе, убрать браслеты с цепями, снять слишком дорогой топор и одеть живичскую рубаху, и меня не отличить от других юнцов в Раудборге. Если бы не руны…

Тогда я и вспомнил про дар Рыси. Если мы будем в стае, я смогу скрыть если не всю свою силу, то хотя бы ее часть.

Сказал ульверам, что выждем несколько дней, пока Раудборг поуспокоится, а уж потом пойдем к Хотевиту. А сам с Леофсуном учился прятать свои руны.

— Попробуй сначала выпустить рунную силу, придавить меня ей, — говорил мне бритт. — Ага, видишь, само собой выходит. А теперь делай наоборот. Будто втягиваешь ее в себя, собираешь всю под кожу, в самое нутро. Будто у тебя в животе есть сундук, куда ты всю силу складываешь, крышку закрываешь и на ключ запираешь.

Чтобы выпустить — много ума не надо, довольно только захотеть или разозлиться. А как ее обратно? Мыкались мы изрядно. Леофсун устал выдумывать, как еще мне объяснить, и тупо повторял одно и то же. Я пыхтел, тужился, втягивал в себя воздух, живот, грудь, но только не то, что надо, иногда даже распускал стаю, забыв про нее. Уже хотел плюнуть и отправить Рысь без моего пригляда, но потом вдруг получилось, только не так, как говорил бритт. Не через втягивание и не через сундук, а через зимы. Я подумал, сколько у меня было рун две зимы назад,а две зимы назад я все еще ходил в карлах, на пятой руне. И так хорошо подумал: вспомнил пустячную ссору со Скирикром, игру в кнаттлейк с парнями из рунного дома, которые после пошли за мной в хирд, в бой на болотах, когда я впервые ощутил свою стаю.

— Вот оно! — воскликнул Рысь. — Теперь я слышу лишь восьмую руну.

За пару дней я выучился скрывать лишь до пятой, хотя и этого многовато по меркам живичей. Надеюсь, горожане запомнили, что среди ульверов карлов не было.

В это время Дагна угомонилась, успокоилась, вернула прежний ум, потому более не заводила речь ни о мести воеводе, ни об упущенной свадьбе. И когда мы уже собирались отправиться в Раудборг, она протянула кожаный кругляш с рисунком и лоскут ткани.

— Это знак Жирных, — сказала Дагна про кругляш. — Поможет пройти на Вечевую сторону. А тут мои слова для Хотевита. Прошу отдать только ему и не показывать никому другому.

Ха, вот в чем загвоздка со словами, которые не в уши попадают, а ложатся узорами: всяк их может узнать. Что-то тайное так лучше не передавать, уж лучше с гонцом.

Мы переоделись в одежу живичей, иначе закрутили обмотки, сняли знаки наших богов и двинулись в путь. В сам город решили пробираться по двое: я с Вышатой, а Рысь с другим живичем, потом уговорились встретиться возле моста. И всю дорогу Вышата учил меня живым словам.

— Если что будут спрашивать, говори: «Смоленецкие мы».

Будто это так просто! Я чуть язык не сломал, пытаясь сказать это. Вышата бился так и эдак, сдался и предложил говорить, что я с Альдоги.

Мы с Вышатой вошли на Торговую сторону со стороны дальних ворот, не через реку.Он перекинулся несколькими словами с воинами, что охраняли их, посмеялся и прошел дальше. Я за ним.

Вроде бы Раудборг ничуть не изменился с того дня, как мы из него ушли. Те же улочки, вымощенные деревом, те же люди, те же сапоги, но стоило нам пройти недалеко от Очевья, где жил наш хозяин, я приметил, что не гуляют дети, девки будто попрятались. Здесь жили семьи иноземцев, и они нынче старались не показываться на улице. Несколько раз на нас удивленно оглядывались, и Вышата еле слышно пояснил, что все-таки высоковат я рунами для своих зим.

До моста мы дошли быстро, но вот войти на Вечевую сторону было не так просто, там воины держались иначе, смотрели всякого, спрашивали знак для прохода у незнакомых. Через какое-то время к нам подошел и Рысь со своим живичем. Леофсун был босиком, в рубахе навыпуск, с подвернутыми штанами и корзиной рыбы за плечами, выглядел так, будто непутевый мальчишка сбежал из дому на рыбалку. Усы и первую бородку он себе сбрил, напоказ выставил лишь первую руну и стал выглядеть едва ли на пятнадцать зим. И не скажешь, что это восьмирунный воин, который немало повидал и немало кого порубал.

— А дальше как? — спросил он.

— Дальше нужно сходить к вингсвейтарам. Они двор Жирных сторожат, знают, кто мы есть, и не откажутся помочь.

На это и была вся моя надежда. На здоровяка Гуннара, с которым мы неплохо сдружились за время пути из Триггея до Раудборга.

Вышата передернул плечами.

— Боязно. Стоян-то не вернулся.

— Может, его со двора не выпустили? Вряд ли воевода убивает всех, кто на Вечевую сторону со знаком Жирных идет. Скажешь, что принес Жирным весть об их товаре, мол, разбойники напали или наоборот, весь товар вышел и нужно еще вести. Ты же лучше знаешь, что сказать можно.

— Прежде знал, — угрюмо отвечал Вышата. — Но прежде Жирных тут боялись и уважали, а нынче порядок другой. Ладно. Пойду. Коли что, не поминайте лихом.

А мы остались ждать неподалеку от моста.

Глава 15

Вышата ушел, и мы с Леофсуном остались вдвоем. Рядом проходили люди, такие же, как и прежде: в ярких сапогах, в платках с височными кольцами, с непонятными речами, внизу, возле причалов, стоял тот же гомон. Блеяли овцы, хрюкали свиньи, купцы ругали нерасторопных носильщиков, покрикивали стражники, что проверяли каждую лодку. А неподалеку, и нам с моста это было хорошо видно, торчали из воды столбы, и на них еще болтались останки тел, недоклеванные птицами и недообглоданные рыбами. Уже и не разобрать, на каком из них висел рыжий и конопатый Игуль, что так лихо умел торговаться.

Зато я уверился, что мы прибили единственную в этом озере тварь. Ни измененный, ни Бездново детище не устояли бы перед кровью. Как же это злило! Значит, скармливать овец и людей вылюди — хорошо, а убить вылюдь — плохо? Был бы у меня дар Рыбака, я бы не поленился и приманил бы сюда тварь прямо из Северных морей! Вот тогда бы я поглядел, как они отдают своих детей в жертву чудищу ненасытному!

— Кай! Охолони! — Рысь потряс меня за плечо. — Силу прибери. И руны тоже.

Я и не заметил, как вновь вернул себя в нынешние зимы, а заодно и к десятой руне. Наскоро уменьшил руны до пятой, и как раз вовремя. Подошел простоволосый карл, протянул лоток с каким-то печевом, сказал какую-то диковинную вису и выжидающе посмотрел на нас.