Дай мне шанс. История мальчика из дома ребенка - Лагутски Джон. Страница 4
Настя развернулась на стуле и встала. Ваня столько времени провел, наблюдая за ней, что сразу понял — она собирается устроить себе перерыв. Настя подошла к висевшей на стене сумке и достала из нее пачку сигарет. Порылась еще немного в кармане пальто, отыскивая зажигалку. В зеркало она не посмотрелась — не то что Таня, которая, выходя из комнаты, всегда подкрашивала губы.
У Вани, пока он следил за Настей, громко билось сердце. Он уже обратил внимание на то, что дверь в соседнюю комнату была приоткрыта. Обычно ее всегда плотно закрывали. Повезло! Настя, кажется, ничего не заметила. Ваня встрепенулся, предчувствуя приключение. Пока Насти не будет, он сможет подползти к двери и заглянуть в другую комнату, которую воспитательницы обычно называли “первой группой”. Ваня знал, что там есть другие дети. А вдруг он найдет кого-нибудь, похожего на себя, с кем можно поговорить? Андрей так и сидел с бессмысленным выражением на лице. Даже если детей по соседству нет, может, Ваня встретит там незнакомую добрую воспитательницу? И она скажет ему что-нибудь ласковое? Тогда ему будет что вспоминать во время дневного сна.
Настя, с сигаретами в руках, помедлила и обвела взглядом комнату. Ваня наклонил голову и затаил дыхание. Неужели она прочитала его мысли и раскрыла его план? Что она делает? Почему мешкает? Так, идет к двери. Сердце у Вани почти выпрыгивало из груди. Только бы не заметила приоткрытую дверь и не закрыла ее, лишая Ваню надежды на приключение. Но тут мальчик облегченно вздохнул: Настя сняла сумку с крючка на стене. Случилось чудо. Она не обратила внимания на открытую дверь. Ваня следил за воспитательницей, пока та не вышла из комнаты. Когда она уже была в коридоре, он услышал, как в замке повернулся ключ.
Оставшись без присмотра, Ваня не стал медлить. Сползая со стула, он не удержался и упал на пол, больно при этом ударившись. Ползать ему было запрещено: воспитатели говорили, что пол грязный и Ваня обязательно потом заболеет. Он отогнал от себя мысли о том, что устроит Настя, не застав его на обычном месте, и, собрав силенки, пополз по скользкому полу. Он уже был на середине комнаты, когда из-за полуоткрытой двери до него донеслись прекрасные звуки. Там кто-то пел. Ваня пополз еще быстрее.
Поднатужившись, он пошире отодвинул дверь. Его ослепило яркое солнце, пробивавшееся в помещение через тюлевые занавески, так что он разглядел лишь высокий силуэт на фоне окна. Ваня прищурился и разглядел молодую женщину, бережно укладывавшую младенца в кроватку. Женщина казалась такой ласковой, в ее движениях было столько заботы, что Ваня глазам своим не верил. Потом она взяла на руки другого ребенка, и Ваня обратил внимание, что женщина одета не так, как другие воспитательницы, не в белый халат, а в джинсы, туго обтягивавшие стройные ноги. Волосы она распустила по плечам, а не собрала их сзади в пучок, как обычно причесывались все сотрудницы дома ребенка.
Ваня онемел. Он молча наблюдал за незнакомой женщиной, словно боясь спугнуть волшебное видение. Ему хотелось запечатлеть в памяти каждую подробность, чтобы потом вспоминать их снова и снова.
Женщина ходила по комнате, укачивая ребенка, и неожиданно их с Ваней взгляды встретились. Не прерывая песни, она улыбнулась Ване. Не закричала, не приказала убираться вон, а не произнесла ни слова и улыбнулась. Это придало ему смелости, и он немного продвинулся вперед. Как жалко, что ему нельзя здесь остаться. Эта женщина была совсем другой. Неужели она ему снится? Он совсем размечтался и вдруг услышал громкий крик:
— Ваня! Немедленно назад! Тебе туда нельзя!
Ваня узнал голос. Настя вернулась с перекура. И он пополз назад в свою “вторую группу”. Настя захлопнула дверь, подхватила мальчика под мышки, протащила его через всю комнату и буквально бросила на стул.
— Больше так не делай! — грозно сказала она, обдав его неприятным запахом.
Наступил час обеда. Поварихи принесли две огромные алюминиевые кастрюли, поднос, уставленный мисками и бутылочками с коричневым супом, и водрузили все это на стол возле двери. Ваня оглядел поднос в поисках специального “угощения” — кусочка хлеба. Детям хлеб не полагался, но Андреев-ночка в свою смену неизменно приносила ему черного хлебушка. Но сегодня дежурила Настя, а от нее гостинцев не дождешься. Но может быть, повариха вспомнила о нем и положила между бутылками кусочек?
Настя разложила по мискам десять порций картофельного пюре и залила их овощным супом. Ваня с Андреем всегда первыми получали еду и сейчас нетерпеливо поглядывали на миски — они проголодались. Андрей даже раскачиваться перестал. Но Настя повернулась к Ване и громко отчеканила:
— Из-за плохого поведения получишь обед последним. И дружок твой тоже подождет.
Расстроенный Ваня смотрел, как Настя несет миску и садится на корточки около Игоря. Толкая его миской в подбородок, она добивалась, чтобы он отклонил назад голову, и вливала ему в рот большую ложку похлебки. После первого же глотка Игорь закричал. Даже Ване было ясно, что ему слишком горячо. Но Настя, как будто ничего не видя, продолжала опрокидывать ему в рот ложку за ложкой. Игорь извивался, отворачивал голову и сжимал зубы.
— Ну, не хочешь, не надо, — сказала Настя, поднялась и поставила миску на стол.
Потом вытащила из манежа Толю, посадила его на стульчик и взяла другую миску. Ваня видел, как слепой мальчик пытается понять, где он. Пока его пальчики ощупывали стул, Настя откинула ему голову назад и начала вливать в рот суп. Ложка двигалась все быстрее, и Толя не успевал глотать. Стоило ему отвернуться, чтобы перевести дух, как Настя рывком поворачивала его голову обратно и продолжала впихивать в него еду. Суп выливался изо рта и по подбородку стекал на подстеленную тряпку. Тем не менее вскоре миска опустела, и Настя двинулась дальше.
Теперь она взяла бутылочку с коричневым супом, подошла к Валерии, лежавшей в кресле-качалке, и сунула соску в крошечный девочкин ротик. Валерия была до того слаба, что Ваня даже не слышал, как она сосет.
— Давай, шевелись, — проговорила Настя и отвернулась оглядеть комнату. Валерия сосала все медленнее, потом совсем затихла, хотя бутылка была еще почти полной. Но Настя нетерпеливо выдернула соску изо рта малышки и отправилась дальше.
Голодный Ваня не мог оторвать от Насти глаз. Ему очень хотелось получить свой кусочек хлеба. Может быть, если он вежливо попросит… Нет, сегодня не получится. Как он и предполагал, когда Настя поставила перед мальчиками миски и положила ложки, никакого хлеба ему не дали.
— И не пачкаться мне! — потребовала она.
Ваня и Андрей молча хлебали холодную протертую бурду.
Мальчики еще не доели, а Настя уже начала одного за другим перетаскивать детей на пеленальный стол и менять им мокрые колготки на сухие. Ни одного не приласкала, ни одному не сказала доброго словечка. Потом понесла всех в соседнюю комнату, укладывать в кроватки. Наступило время послеобеденного сна.
Ваня ненавидел валяться в кровати. С тоской ожидая своей очереди, он старался придумать хоть что-нибудь, желая оттянуть неизбежное. В дни, когда дежурила Андреевночка, она позволяла ему немного посидеть рядом с собой после того, как уложит остальных, и разучивала с ним песенку или стихотворение. Однако сегодня был Настин день. Она уже унесла Андрея. Ваня растягивал последние ложки жижи, напряженно раздумывая, о чем бы заговорить с Настей. Когда она наклонилась над ним, он спросил:
— Ты купила ковер, да?
Настя была потрясена:
— Откуда ты знаешь про ковер?
— Слышал, как ты говорила с врачом. Ты сказала, что видела на рынке ковер, и хочешь после смены его купить.
— Ишь ты, шустрый какой. Ну да, я купила ковер. Пошла да купила.
— Красивый?
— Очень.
Настя молча взяла Ваню на руки.
— А что такое рынок?
— Место, где покупают всякие вещи. А тебе пора спать.
— Но я не хочу спать!
Ни слова не говоря, Настя потащила его за собой. Положила в кроватку и закрыла за собой дверь. Ване только и оставалось, что смотреть сквозь прутья кровати на потрескавшуюся крашеную стену да водить по трещинам пальчиком. Огромный промежуток времени, которое он должен провести в молчании, ничего не делая, давил на него страшным грузом. Он знал: когда его освободят, уже стемнеет. Другие дети вели себя беспокойно. Из кроваток, выстроенных вдоль стен, доносились стоны и плач.