Девять королев - Андерсон Карен. Страница 12

– Внимание! – Грациллонию следовало довести дело до конца. – Капитан, я требую, чтобы матрос, – он указал жезлом на рыжего, – был наказан плетьми!

– Пять плетей! – капитан взмахнул рукой, и матросы бросились к рыжему. – Ты и ты! – капитан выбрал из толпы двух закадычных друзей заводилы. – Исполняйте! Остальные – проваливайте и благодарите всех святых, что дешево отделались. По местам! – Он повернулся к Грациллонию: – Ваши люди тоже не без вины, центурион, если судить по справедливости.

– Кинан, подойди, – твердым голосом сказал Грациллоний. Он вскинул жезл и хлестнул им Кинана по лицу. На щеке у юноши вспух алый рубец. – Ступай вниз, к лошадям. Останешься там до высадки. Остальным – построиться!

Легионеры быстро построились.

– Все, кроме Эпилла, – правую руку вперед!

Насупившись и не поднимая глаз на командира, легионеры выполнили приказ. Грациллоний прошел вдоль строя и нанес каждому сильный удар жезлом по руке. Впрочем, он никого не покалечил – впереди еще был долгий и трудный поход. Эпилл, наверное, тоже заслуживал наказания, но подрывать авторитет помощника Грациллоний не хотел. В это время раздался резкий сухой щелчок, как будто треснула парусина, следом – отчаянный вопль. Это дружки рыжего наказывали своего вожака и, как видно, не жалели сил.

Наведя таким образом порядок, офицеры, морской и сухопутный, спустились в капитанскую каюту. Капитан достал флягу и налил два полных кубка. Выпив, они посидели молча.

– Это верно, дисциплина на флоте уже не та, – наконец произнес капитан. – И год от года все хуже. В том нет вины матросов. Они же видят, что творится вокруг. Когда-то Рим держал здесь сильный флот. А теперь… Теперь ходят вот такие посудины, вроде нашей. Любая галера саксов ее догонит и перегонит! Саксы творят что хотят, и в море, и на побережье. Где вчера была деревня, богатая, куда матросы к девицам бегали, – сегодня пепелище, головешки еще тлеют, трупы везде…

Саксы наведались. Прошли морем. Мимо нас. А мы бессильны. О каком боевом духе, не говоря уж о дисциплине, может идти речь? Люди подавлены, напуганы. Озлоблены. Ну, а что у вас, на суше?

– На суше не так плохо, – ответил Грациллоний. – Прошлогоднюю войну мы выиграли. Варвары теперь долго не сунутся. Моя центурия недавно вернулась из похода по Британии. Были у ордовициев, привели им нового вождя. Нашего. Недовольства никакого не было. Народ присмирел и принял нас вполне радушно.

– Надеюсь, и тамошние девицы тоже?

– И девицы… – Грациллоний улыбнулся. – В общем, на зимние квартиры все вернулись довольные, считайте даже, что отдохнули. Наш легион стоит в Иска Силурум вот уже лет двести-триста. Так что Иска для нас – второй дом. У легионеров – жены, дети. И холостым развлечений хватает. Оттуда до Акв Сулиевых всего день пути. А там – термы, театры. Веселые дома. С Лондинием, конечно, не сравнить, но все же… Не глухомань какая-нибудь северная, – Грациллоний отхлебнул из кубка. – Все-таки армия для человека не худшее место. Бывает, правда, что местные поворчат после учений: мол, посевы потоптали и зачем нам эти легионы… А без легионов что было бы? Нет, где мы – там мир и порядок.

– А бывает, что легионы меняют императоров, – сказал капитан, понизив голос и пристально глядя на Грациллония. – Небось, воображаете себя хозяевами империи?

Тайное становится явным, подумал Грациллоний. Он уже убедился в этом. Британия гудела, словно потревоженный улей: Максим что-то задумал. Нетрудно было догадаться, что именно он задумал, но выговорить это вслух мало кто решался. Это могло стоить болтуну жизни. Тем более не стоило откровенничать с человеком, бывающим по обе стороны пролива. Если в Галлии о чем-нибудь проведают, то, во-первых, тут же к императорам с тайными донесениями помчатся курьеры; во-вторых, объявят мобилизацию, тогда прольется кровь граждан империи. Море крови.

– По моим расчетам, мы должны прийти в порт до темноты, – сменил он тему. – Хотелось бы пораньше устроить солдат на ночлег.

– Если ветер не стихнет – к вечеру будем в порту. А вы, я смотрю, в море не новичок.

– Раньше у отца был корабль. В Гезориак мы заходили трижды. Давно. Я тогда был мальчишкой.

– Что ж, предлагаю вечером развлечься. Готов послужить проводником. Сходим в цирк. Вряд ли мальчишкой вы там бывали. Цирк небольшой, зато в дождь они натягивают крышу, и представление продолжается. И звери у них что надо! Не медведи полудохлые, как в Дубрии. Как-то даже были настоящие гладиаторы!

– Благодарю. Не по мне это все. Мучения, убийства. Для того чтоб чернь потешилась. Много их, любителей потешиться чужой кровью. А наставь на него самого меч или выпусти зверя… Да любой из этих завсегдатаев цирка тут же обгадится со страху!

– Вам голубиная кротость в бою не мешает? – обиделся капитан.

– Не пытайтесь меня оскорбить. Бой – совсем другое дело. К тому же и времени у нас не будет – утром выступаем.

– Ну, если так… – сказал капитан примирительно. – Тогда приглашаю в веселый дом. Туда можно и ночью.

– Благодарю, – снова покачал головой Грациллоний. – Мне сначала нужно разместить людей. К тому же, – он посерьезнел, – я дал обет. На время похода… Нет, не могу.

– Но ведь можно зайти в любую церковь и… – капитан хихикнул, – смыть грехи.

Грациллоний тяжело вздохнул:

– В Лондинии наш храм закрыли. А здесь разве есть Митреум?

Капитан вскочил, выпятил грудь и вскричал с брюзгливым выражением оскорбленной добродетели:

– Вы, должно быть, насмехаетесь надо мной!

– Отнюдь нет. Я поклоняюсь Митре. А вы, скорее всего, христианин. Но что для нас эти различия, когда мы оба служим Риму!

Капитан трижды осенил себя христианским крестом и, расставив мизинец и указательный палец, боднул «рогами дьявола» в сторону Грациллония.

– Вон отсюда! Вон! Мало мне того, что на борт поднялся язычник, так он еще пробрался в мою каюту и пьет мое вино! Если бы не подпись Максима на бумаге, ты бы у меня давно кормил рыб на дне! Приказу командующего я подчинюсь, но незамедлительно доложу о тебе по возвращении. А теперь вон! Прочь с глаз моих!

Грациллоний поднялся и вышел на палубу. От стыда и бессильной ярости щеки его пылали, и соленая морская морось, казалось, только растравляла рану.

К ночи ветер стих. Корабль вошел в гавань, пришвартовался, и легионеры принялись сносить на берег свое имущество. Труднее всего оказалось свести лошадей. Одуревшие от качки лошади вставали на дыбы, шарахались и ни в какую не хотели ступать на узкие сходни. Солдат, настрадавшихся за плавание не меньше, ждал ужин и ночлег, и непредвиденная заминка так их раздражила, что гавань огласилась жуткой бранью, в которой поминались языческие боги, высшие лица Римской империи, а заодно и вся их родня. Даже Грациллоний, привычный ко всякому, смутился и мысленно попросил Митру не гневаться на богохульство усталых людей. На шум прибежал офицер, дежуривший в гавани, он дал дельный совет нарастить сходни и сообщил Грациллонию, что почти весь гарнизон в поле на учениях и в казармах пусто, так что места хватит всем. Сходни расширили – нашлись и топор, и доски, и гвозди, – свели лошадей на берег, навьючили поклажей, и легионеры строем направились в казармы расквартированной неподалеку когорты. Префект когорты внимательно прочитал предписание и воздержался от лишних вопросов – время было неспокойное, армия полнилась самыми невероятными и тревожными слухами, и чрезмерное любопытство запросто могло перечеркнуть карьеру, а то и жизнь. От предложенного ему помещения Грациллоний отказался.

– Я переночую в таверне, – сказал он, – а утром избавлю вас от незваных гостей.

– В таверне, конечно, мягче спится, – почему-то усмехнулся префект.

Грациллоний проследил, чтобы каждому легионеру досталась отдельная кровать, миска еды и кубок вина, и отправился на постоялый двор. На улице было темно, и префект дал Грациллонию в провожатые дежурного легионера с фонарем. Утихомирившись к ночи, морской ветер развеял облака, и ущербная луна заливала город холодным оловянным свечением. Зима кончалась, но за день воздух и земля не прогревались, и к ночи землю сковывал иней. Но уже пахло весной, и на голых ветвях набухали бледные почки.