Скажи нам правду - Рейнхардт Дана. Страница 12

Не могу сказать, что поцелуй был идеальным. Пенни нравилась мне с девятого класса, и сосредоточиться было сложно, поскольку мозг без конца вопил: Я СОБИРАЮСЬ ПОЦЕЛОВАТЬ ПЕННИ БРОКВЭЙ. Но все же поцелуй был неплох, поскольку после него Пенни отстранилась и закусила верхнюю губу. Тогда я впервые заметил эту ее привычку. Она улыбнулась:

— Пойдем куда-нибудь и повторим.

Я сделал вид, что потрясен до глубины души.

— Ах ты, распутница! — воскликнул я. — Думаешь, со мной вот так легко?

Потом я наклонился и быстро поцеловал Пенни так, как целуют по привычке, не как девушку, которую целовал всего раз в жизни минуту назад. Но я чувствовал себя так, словно целовал Пенни вечность — не в том смысле, что мне надоело, а в том, что это воспринималось как привычное дело.

Взявшись за руки, мы прошли еще три квартала до парка, куда я иногда водил Натали.

Мы сели на лавке подальше от фонарей и целовались до тех пор, пока кожа вокруг губ не покраснела. Я чувствовал себя как пьяный. Пенни нежно перебирала мои волосы — они ей всегда нравились.

Я думал, как мне вести себя в школе в понедельник? Как разговаривать с Пенни? Будет ли это неловко? Захочет ли она сесть со мной за обедом? Но неожиданно мы оказались парой. Это было просто.

Я не тревожился о том, как идут наши дела, до того самого дня, как мы выехали на середину озера в Эхо-Парке…

— Я не смогу пойти, — сказал я Ванессе.

— Почему? — Она казалась искренне разочарованной.

— Потому что занят.

— Очень жаль. — Ванесса вернула билет в коробку. — Думаю, я должна тебе сказать, что Пенни идет с Эваном Локвудом.

У меня в голове повалил густой снегопад.

— Не говори ей, что это я сказала, — попросила меня Ванесса. — Не хочу, чтобы она злилась, но… по-моему, тебе следует об этом знать.

Прежде чем я понял, что делаю, я уже открыл кошелек и купил два билета.

— Это для тебя и Мэгги? — спросила Ванесса. Она знала, что мы с Мэгги просто друзья.

— Нет.

Ванесса пересчитала каждый доллар и разгладила купюры. Затем протянула мне билеты:

— Увидимся с тобой и… с кем ты там придешь.

На самостоятельные занятия я опоздал и скользнул на стул рядом с Люком, который уставился на билеты в моей руке так, словно это был резиновый цыпленок или хомяк.

— Дискотека? — спросил он.

Я пожал плечами.

Я сторонился школьных дискотек. Я не ходил на них до тех пор, пока не встретил Пенни. Ей нравилось наряжаться, выбирать для меня костюм, ходить под руку и прижиматься ко мне во время медленных танцев. Остальное время Пенни танцевала с друзьями: так ей было веселее, а кроме того, гуманно по отношению ко мне — никому не стоило видеть, как я танцую. Это не лучшее зрелище.

Люк никогда не ходил на дискотеки, а Уилл был всего раз, когда девушка, которая ему не слишком нравилась, пригласила его, застав врасплох, и Уиллу не хватило смелости отказать. Мэгги иногда приходила с другими девочками, в основном чтобы наблюдать за окружающими. Но теперь, когда мы были выпускниками, обычные дискотеки казались невероятной глупостью, поскольку год заканчивался выпускным балом.

— Я подумал, может, нам стоит пойти, — улыбнулся я.

— Ты приглашаешь меня на дискотеку? — Люк просто обалдел.

— Типа того.

— Ты совсем сбрендил?

— Т-с-с-с! — Мистер Баумгартен, наш инспектор, присутствующий на уроках самостоятельной работы, оторвал взгляд от своих бумаг.

Эван Локвуд играл с Люком в баскетбол. Может, Люк знал, что Эван попросил Пенни пойти на дискотеку, или Ванесса ошиблась?

Люк взял лист бумаги и написал:

Совет был дельным, но вместо того, чтобы разорвать билеты, я сунул их в карман.

Я не сделал ни одного домашнего задания. Я лишь пытался стереть из головы образ Пенни, прижимавшейся к Эвану Локвуду во время слезливой песни Бруно Марса.

Весь остаток дня билеты прожигали дыру в моем кармане. Что, если я отправлюсь с ними к дому Пенни, опущусь на одно колено и скажу нечто вроде: «Пенни Броквэй, не соблаговолишь ли ты отправиться со мной на дискотеку „Пурпурный дождь“?»

Оценит ли Пенни такой жест? Одна часть меня полагала, что это возможно, судя по тому количеству романтических комедий, которые Пенни заставляла меня смотреть. Во время этих фильмов — стакан попкорна, моя рука на ее плече, ее ноги на моем колене, Ньюсенс, свернувшийся рядом на диване. Казалось, что Пенни пытается учить меня, как быть романтичным парнем, таким, который всегда делает и говорит правильные вещи, а если нет, то пытается загладить вину перед своей девушкой по всем правилам.

Такие парни не сидели бы сложа руки и не позволили без борьбы Эвану Локвуду отвести их девушку на дискотеку «Пурпурный дождь».

— Подвези меня, — попросил я маму за ужином.

— Куда? — спросила мама.

— К Пенни.

— Я думал, вы расстались, — произнес Леонард, не глядя на меня, словно это было самым обычным событием — так можно сказать: «Сегодня хорошая погода».

— Они расстались, — вмешалась в разговор Натали. — Но мы с Пенни все равно можем дружить.

Я улыбнулся ей:

— Хоть что-то.

— Значит, вы двое пытаетесь все подлатать? — Мама пристально посмотрела на меня.

Я любил свою маму. Правда. Но иногда ее выражения были слишком вычурными.

— Надеюсь. — Пока никто ничего не сказал, я добавил: — Я купил билеты на дискотеку.

— Билеты на дискотеку.

У Леонарда была привычка повторять то, что я сказал, если мои слова ему не нравились. Например, когда я сообщил, что хочу бросить математику, ибо зачем себя мучить, если я уже выполнил все задания, необходимые для поступления в колледж. «Бросить математику», — сказал он тогда.

— Я подумал, что заеду к Пенни сегодня и приглашу на дискотеку, — улыбнулся я.

— Ох, милый! — Мама похлопала меня по руке. — Почему ты ей просто не позвонишь? Не надо ехать так далеко в такой поздний час.

— Сейчас всего половина восьмого.

— Да, но…

— Но что?

— Но… может, тебе стоит дать Пенни немного времени?

Парни из романтических комедий такого не делали — они не давали девушке времени на раздумья, — но этого я маме сказать не мог. Она бы не поняла. В последние два года мама не раз мягко намекала на то, что я слишком сосредоточился на Пенни и надо бы немного отступить, а не превращать отношения с ней в центр своей вселенной. Но я не обращал внимания на ее слова — это же мама. Что она может знать?

— Приятель. — Со стороны Леонарда это был сигнал, что он говорит о чем-то выходящем за пределы знаний мамы. Я не возражал, когда Леонард играл роль всезнающего наставника, пусть и не всегда с ним соглашался. Леонард хотел добра и часто бывал прав. Хотя мне все еще казалось, что математику надо было бросить. — Может, лучше дать Пенни время понять, чего она лишилась? Ты можешь пригласить на дискотеку кого-нибудь другого. Знаешь, что говорят о рыбе в море?

— Да. Что в ней полно ртути.

Я понимал, что выгляжу жалко, и не хотел ухудшать ситуацию просьбой меня подвезти, а потому извинился и ушел к себе в комнату.

Но как же билеты? Я все время представлял себе, как стою, преклонив колено, с билетами в руке, а передо мной удивленная и обрадованная Пенни. Этот образ меня не оставлял.

Дом Пенни был в тридцати минутах ходьбы… в двадцати пяти, если поторопиться. Начинало темнеть, и я не хотел, чтобы Пенни была в пижаме, когда я приду. Мне наша встреча представлялась иначе.

Я вылез из окна. Я проделывал это много раз, часто лишь для того, чтобы выйти на задний двор. Иногда мне хотелось приходить и уходить так, чтобы об этом никто не знал.

Грузовик Леонарда стоял в гараже, ключи висели на крючке. Несколько раз Леонард пытался научить меня водить. Я был уверен, что как-нибудь сумею добраться до дома Пенни, не устроив автокатастрофу, но не собирался совершать ничего противозаконного. Я не хотел, чтобы у мамы и Леонарда появились новые причины для беспокойства о моей способности принимать решения.