Скажи нам правду - Рейнхардт Дана. Страница 20

У Леонарда были самые добрые глаза из всех людей, кого я знал, и с течением лет, по мере появления в их уголках новых морщин, они становились все добрее.

— Я боюсь тех писем, — сказал я. — У меня и так слишком много отказов, новых я не вынесу.

— Рив! — Леонард положил руку мне на плечо и крепко сжал. — Ты отличный парень. Ты очень много трудился. У тебя есть варианты, и ты выберешь место, которое тебе подойдет. Ты поступишь в колледж, продолжишь хорошо учиться, а через четыре года, если не сможешь найти работу, как все остальные выпускники в Америке, вернешься в свою комнату.

Я засмеялся:

— Жду не дождусь.

Мы с Пенни подали два заявления в одни и те же колледжи, и я никогда всерьез не рассматривал другие, зная, что мы будем учиться вместе, хотя, когда я упоминал об этом, она смотрела на меня так, словно я предлагал сбежать и присоединиться к цирку.

Пенни не видела меня в своем будущем, а я никогда этого не замечал, поскольку был глупцом. Теперь эти колледжи опустились в самый конец моего списка. Хватит бегать собачкой за Пенни Броквэй.

Леонард достал кошелек, чтобы заплатить продавцу за пакет апельсинов, и, когда тот протянул сдачу, я заметил на его руке татуировку в виде дерева с корнями, исчезнувшими под рукавом белой футболки.

Я вытащил телефон:

— Простите… вы не против, если я сфотографирую вашу татуировку?

Продавец вытянул руку и терпеливо держал ее, пока я делал снимки через разные фильтры.

Леонард озадаченно наблюдал за мной.

— Это просто хобби, — сказал я на обратном пути. — Не волнуйся.

Лучшие снимки, снятые через синеватый ретрофильтр, я переслал Дафне.

Вернувшись домой, я отправился в свою комнату и включил компьютер.

Просмотрев несколько сайтов на предмет скидок на кроссовки, я поднял пальцы над клавиатурой и вопреки собственному желанию напечатал: Тадеус Дин.

Я не хотел думать о том, как выглядит мой отец. Где он живет и работает. Чем занят. Что пишет или что пишут о нем другие. Мне хотелось верить в то, что мне без него хорошо, даже лучше, чем было бы с ним. Я не хотел думать, что бы отец обо мне сказал. Мне почти восемнадцать. Скоро в колледж, начинать новую жизнь, которую обеспечил мне он.

Лицо отца заполнило экран.

Все еще коротко стриженная борода. Те же очки в квадратной оправе. Не знаю, чего я ожидал: я видел отца совсем недавно, но всегда был готов к потрясению.

Я полистал картинки. Вот он на сцене, выступает на фестивале «К югу через юго-запад». Снимок крупным планом в верхнем углу написанной им статьи: «Единство Интернета и расширение глобального влияния». Черно-белая фотография — он в костюме у кирпичной стены — на флаере для прохода на грядущую конференцию по взаимосвязанности и разрешению конфликтов в центре «Бартон» в Санта-Монике.

Почему эта новость буквально оглушила меня? За столько лет Тадеус Дин наверняка приезжал сюда десятки раз. Я жил не в Омахе. Я знал, что в дни приездов он никогда не пытался со мной встретиться. А если бы захотел, то в любой момент нашел бы меня в цифровом мире. Но он никогда меня не искал.

Я закрыл компьютер и постарался стереть из памяти дату и время визита отца, однако это было похоже на попытку забыть то, чего никогда не хотелось видеть, например родителей, занимающихся сексом. Чем больше притворяешься, что не видел этого, тем глубже в памяти отпечатывается образ.

Натали ушла на день рождения к подружке, иначе я бы отвел ее куда-нибудь, скажем покататься на пони в Кантри-Март, хотя она уже переросла такие развлечения.

Мама и Леонард были в кухне, разбирая наши покупки. В кухне едва хватало места для двоих, но они научились не мешать друг другу.

— Я ухожу, — сказал я.

— Куда ты собрался, дорогой?

Я не хотел говорить «не знаю» — мама бы забеспокоилась и, возможно, попыталась вновь поговорить со мной о чувствах, — а потому ответил:

— Погода хорошая, мне просто хочется погулять.

Мама с Леонардом обменялись улыбками.

— Отлично. Просто отлично. Иди развлекайся.

Я дождался автобуса в западном направлении. Я знал, как доехать до Пико и вернуться домой, но никогда не ездил в противоположную сторону. Автобус приехал спустя целую вечность, я зашел внутрь и приложил проездной.

Я смотрел в окно, не обращая внимания на то, что видел, и вдруг температура понизилась на несколько градусов, а в воздухе запахло солью. Я вышел и скоро обнаружил кофейню с большой верандой, где сидели множество парней без рубашек и девушки в бикини-топах, а у входа, рядом с досками для серфинга и велосипедами, были привязаны собаки. Пребывание на солнце означало, что моя кожа приобретет оттенок в спектре от розового до красного, поэтому я выбрал столик внутри кофейни и заказал латте со льдом. У девушки, готовившей мне заказ, на одном предплечье была татуировка в виде клубники, на другом — ананаса. У парня, взявшего у меня деньги, на бицепсе виднелась татуировка ЛЮСИ. Это был Венис-Бич, где не иметь татуировки казалось так же нелепо, как забыть надеть штаны.

Когда мой стакан наполовину опустел, мне в голову пришла идея.

Я подошел к парню на кассе. Он с радостью разрешил сфотографировать свою татуировку, хотя мне пришлось очень приблизиться, поскольку я хотел сделать отдельную фотографию буквы И.

Я походил по веранде и довольно скоро нашел другие нужные буквы: М в типичном стиле татуировок с надписью МАМА внутри сердца со стрелой, а также О и Е в длинной цитате между лопаток красивой девушки.

Затем я послал фотографии букв-татуировок одну за другой в отдельных сообщениях.

П-О-З-В-О-Н-И-М-Н-Е

Я сел и начал ждать, но телефон зазвонил лишь тогда, когда я был уже в автобусе на полпути домой.

— Мило, — сказала Дафна, когда я ответил.

— Мило? Я думал, ты скажешь, что мою работу надо выставить в галерее.

— Почему у тебя такой странный голос?

— Потому что я еду в автобусе.

— Едешь в автобусе. Какой большой мальчик!

— Дафна, я…

— Стой. Просто помолчи минуту.

— Хорошо. — Это было нетрудно, ибо я не знал, что сказать.

Автобус ненадолго остановился и поехал вновь, двигаясь очень медленно, — воскресные пробки!

— Извини, что я так странно вела себя вчера вечером.

— Ты не…

— Можешь дать мне закончить? Боже, Ривер! Ты как девчонка. Никак не заткнешься.

— Извини.

— Я очень на себя злюсь. Потому что хочу делать то, что делать не должна. Иногда удержать себя от этого невероятно сложно. Ты ведь понимаешь, правда? Наверное, это так же, как у тебя с травкой.

— Думаю, да.

— И в моей жизни нет времени и места для парня.

Я очень надеялся, что под парнем она имеет в виду меня.

— Есть много причин, по которым ты не должен мне нравиться, Ривер. Прежде всего, ты белый. Супер-пупер белый. Ты живешь в Вестсайде. Ты зависишь от марихуаны. Ты скрываешь свою зависимость от друзей. И я уверена, что ты до сих пор зациклен на другой девушке. У тебя даже нет прав. Я могу продолжать и дальше, но у меня осталось всего семьдесят минут по тарифу. Проблема в том, что мне кажется, будто я могу тебе доверять, будто я знаю тебя лучше, чем на самом деле, и это немного пугает. Из-за этого мне хочется найти для тебя время, потому что… мне с тобой хорошо. — Несколько секунд тишины. — Теперь ты можешь сказать что-нибудь прямо сейчас.

— Прямо сейчас?

— Да, сейчас. Давай.

— Ладно. Я не хочу, чтобы тебе казалось, будто мы знаем друг друга лучше, чем на самом деле. Я хочу, чтобы мы знали друг друга по-настоящему. Не как в школе. — Я видел, что приближается моя остановка, но не нажимал кнопку сигнала. — Я… я хочу быть твоим другом. Настоящим другом. Возможно, это сейчас важнее, чем все остальное.

— А как тогда понимать это твое «Я собираюсь тебя поцеловать»?

— О, я и правда хочу тебя поцеловать. Очень хочу. Но кроме этого, я хочу тебя слушать. Хочу помочь тебе. Если, например, тебе надо поговорить о том, почему ты крадешь и как нечестно, что ты не можешь иметь вещи, которых заслуживаешь.