Северная сага. Лесной Кот - Калинин Вячеслав Александрович. Страница 9

– Добрый князь? Не жадный? Нурманнов принимает на службу?

– Хороший князь, мудрый. И воин знатный. А на службу принимает, если вой ему приглянется, сам испытывает или воевода его – Белотур. Или боярин Доброжир. Тебя, думаю, примет. Да и подскажу я воеводе Белотуру, похлопочу за тебя. Я в его сотне из отроков в десятники поднялся, он меня сам сюда и поставил. Так-то я, если б не подранили меня, полусотником уже был бы, или даже сотником, – вздохнул Доброга. – Да не повезло, с весянами в бою стрелу в колено получил, теперь хромаю.

Доброга рассказал, что прошлой осенью его, во главе большого десятка, состоящего из еще троих инвалидов из старшей гриди, с семьями и холопами, и тринадцати несемейных отроков, отправили отстраивать эту деревеньку для защиты рубежей ладожского княжества, практически с нуля создавать форпост на берегу Варяжского моря, как в старину называли Финский залив. Место для деревни Доброга выбирал сам, посоветовавшись со своими старшими гриднями, и руководствовался тем, что заливчик удобен для укрытия ладей, проходящих мимо, в непогоду, и тем, что неподалеку в него впадала хорошая речка, богатая рыбой. Планировалось отстроить здесь крепкую деревню, обнесенную частоколом, с причалами и даже складами, чтобы торговые гости, следующие в Ладогу, могли остановиться тут на ночлег и даже купить-продать кой-какие товары, а также примерно понять существующие в княжестве расценки. Плюс ко всему, князем на Доброгу были возложены функции сбора дани с окружающих поселений покоренных чудинов, весян и вепсов-води. То есть, по нашим меркам, это был погранично-таможенный пост с дьюти-фри и гостиницей. Помимо воинов, в деревне жили четыре большие полные семьи десятника и старших гридней, с женами и детьми, и около десятка свободных работников с семьями – плотники, гончары, бондарь, кузнец и так далее – в общем, наемные специалисты, если по-нашему. Еще имелось несколько десятков холопов-трэлей, некоторые с женами, и порядка тридцати-сорока детей. Точнее Доброга затруднился ответить, мол, кто холопских детей считает. Крупная деревня, короче, да и не бедная.

Так, за неспешным разговором, пролетел остаток дня. На закате солнца в деревню вернулись дружинники Доброгиного десятка, с которыми он меня познакомил, коротко рассказав про нападение Асгейра и моего участия в его отражении и спасения деревни. Все подробности с меня потребовали рассказать во время пира, который должен был скоро начаться – холопы под руководством Доброгиной жены уже расставили столы в длинном доме, построенном по образцу скандинавского и предназначенном для проживания отроков, и таскали туда приготовленные кушанья.

Длинный дом 12, где Доброга организовал пир, представлял собой большое прямоугольное помещение, невысокая двускатная крыша которого держалась на мощных столбах. По всей длине стен были сделаны узкие продухи, через которые свободно выходил дым от трех больших очагов, устроенных прямо посередине общего зала. Вокруг этих очагов буквой «П» сейчас были расставлены столы и лавки, которые после пиров сдвигались вдоль стен и служили воинам спальными местами. В торце помещения были установлены три деревянные фигуры домашних богов, за которыми стояла перегородка, единственная в доме, отделяя от общего зала подсобное помещение для хранения припасов и личных вещей воинов, расположенных на полках. Там же, за перегородкой, был устроен запасной выход.

Доброга усадил меня на почетном месте по правую руку от себя, рядом с нами расположились его старшие гридни, молодежь заняла оставшиеся места. Организацией пира занималась жена Доброги, Лучезара, она же указывала холопам, когда подносить те или иные кушанья и напитки. Начался пир.

В самом начале Доброга произнес хвалебную речь в честь князя Буривоя. Потом, когда все выпили пива из большой чарки, прошедшей по кругу, десятник завел длинный рассказ о нападении эстов на деревню, красочно описав мое участие в спасении его, Доброги, и всех жителей и имущества. Тут же, на пиру, приняли совместное решение о судьбе пленных – ценности они никакой не представляют, важными сведениями не обладают, выкуп за них не получить, так что пока держать под замком, а утром казнить. Вот и всего делов, простые времена, простые нравы.

Постепенно все захмелели, местное пиво было забористым и было его много, холопы еле успевали наполнять наши чаши. Стол отличался разнообразием предлагаемой пищи – мясо лосей, кабанов, домашняя баранина, козлятина и свинина, несколько видов птицы – глухари, рябчики, утка, гусь и курица, много всяких видов каш, свежий хлеб, нарезанный огромными ломтями, овощи. Все это жарилось, варилось, запекалось и тушилось тут же на очагах.

Дружинники шумно общались между собой, обсуждая нападение на деревню. Потом праздник плавно перешел к хоровому пению. Песни были в основном какими-то грустными и заунывными, что, под влиянием выпитого, в конечном итоге вогнало меня в депрессию. В расстроенных чувствах я, воспользовавшись возникшей паузой, решил тоже исполнить свою любимую песню и затянул казачью «Не для тебя придет весна».

Народ исполнение новой для них песни, немного переделанной мной под текущий момент времени, воспринял очень душевно. Бабы стояли и, вытирая платками слезы, всхлипывали, дружинники сидели молча с очень серьезными лицами. Когда я закончил петь, на несколько мгновений возникла полная тишина, неожиданно взорвавшаяся одобрительными воплями и ревом слушателей. Кто-то из отроков пустился в пляс, его поддержали почти все дружинники, сорвавшись с лавок, исполняя какой-то сумасшедший воинский танец, потрясая кулаками и ритмично подпрыгивая. Даже я, наконец, заразился общим весельем и пошел плясать вместе со всеми. Минут десять безумного танца выжали из меня все оставшиеся силы, и я плюхнулся обратно на лавку, чтобы отдышаться. Ко мне тут же подскочила симпатичная чернявая холопка, прислуживавшая мне весь вечер, и наполнила мою чашу новой порцией пива. Я не удержался и ущипнул ее за крепкий зад. Она весело взвизгнула и, стрельнув в мою сторону карими глазами, отпрыгнула подальше от меня.

Залпом допив пиво, я громко рыгнул и понял, что уже совсем пьян.

– Не пора ли нам освежиться? – сказал я сам себе и решил выйти на улицу, чтобы отправиться спать. Еще днем я присмотрел для своего ночлега отличный сарай, в котором хранилось прошлогоднее сено, так как спать в общей казарме, с ее солдатскими ароматами, совсем не хотелось.

Прихватив шикарный плащ, доставшийся мне от главаря эстов, и заранее присмотренный мешок с шерстью, для использования в качестве подушки, я нетвердой походкой пошел в сторону своего сеновала. Прикрыв за собой дверь, я разгреб сено, подстелил плащ, бросил мешок и завалился в свою импровизированную ароматную постель. С детства очень любил запах сена.

Неожиданно навалились воспоминания из той, прошлой уже, жизни, да так сильно, что я схватился за голову, обуреваемый мыслями о том, как же мне здесь жить. Что дальше-то будет? Смогу ли я привыкнуть к этому?

Тоскливо размышляя о случившимся со мной неожиданном перемещении во времени, я незаметно задремал. Вдруг дверь в сарай с легким скрипом приоткрылась, и яркая луна, показавшаяся на небе, осветила четкий силуэт остановившейся в дверном проеме невысокой фигуры. На мгновение силуэт застыл, словно оценивая увиденное. Потом дверь захлопнулась и ко мне на плащ с разбегу плюхнулось приятно пахнущее какими-то цветами и травами девичье тело. Я узнал в ней ту черноволосую холопку, которая прислуживала мне на пиру. Сон как рукой сняло. И откуда только силы берутся?

Глава 6

Утром я проснулся от того, что луч солнца, пробивающийся сквозь неплотно подогнанные жерди стен, светит мне прямо в глаза. Девицы рядом со мной уже не было, она убежала под утро, сказав, что скотину пора доить, поцеловав меня на прощание в щеку.

Я потянулся до хруста в суставах и выполз с сеновала, зевая и отряхиваясь от налипших травинок. Кое-как поправив и почистив свою одежду, я направился в сторону колодца, чтобы умыться. Там набирал воду какой-то пацаненок, которого я и заставил поливать меня из деревянного ведра, раздевшись до пояса. Вода была ледяная, что очень взбодрило. Раздумывая, чем бы обтереться после водных процедур, я вспомнил, что со вчерашнего дня являюсь рабовладельцем, и было бы неплохо, чтобы мои фруктовые братья-трэли проявляли хоть каплю уважения своему новому хозяину. Вчера, кстати, на пиру я их не видел, исчезли куда-то.