Поцелуй победителя (ЛП) - Руткоски Мари. Страница 27

— Да.

— Расскажи мне, что это была за ложь.

— Боги. — Арин провел рукой по волосам. — Ты солгала про договор. Ты согласилась выйти замуж за другого, чтобы у меня была бумага о мире. Ты пыталась помочь восточному народу равнин, но позволила мне думать, что виновата в их смерти. Вот как ты действовала. Эгоистично. Ужасно. Ты работала на моего куратора шпионов и солгала мне об этом, а он солгал мне, и из-за этого я теперь ненавижу его. Я ненавижу себя за то, что ничего этого не понял. Он знал. Он позволил тебе. Кестрел, ты совершила государственную измену. Как ты могла так поступить? Ты должна была умереть. — Его голос стал тише. — И самое худшее... я не знаю... самым худшим было то, что ты лгала о... — Он умолк и нервно вздохнул. — Ты лгала так долго.

На какое-то время воцарилась тишина, а потом Кестрел медленно проговорила:

— Я всё это сделала ради тебя.

Он покраснел.

— Возможно, у тебя были другие причины.

— Но тебя волнует именно эта.

— Да.

Она боролась с собой, не зная, что сказать. Было странно говорить о безрассудном выборе, которого она не помнила. Это помогло увидеть его гнев, пузырящийся на поверхности всего остального. Было облегчением узнать, что она не одинока в своём гневе. То, что сделала она прежняя, было глупостью, но и храбростью. Она это понимала. Но она понимала, как это видел он, и насколько для него всё стало хуже.

Тем не менее, ей стало легче: узнать, что не всегда она была оболочкой исчезнувшей личности. Но и стало труднее получить представление о том, кем она была. Кестрел видела огромное различие между тем человеком и этой девушкой, сидящей на стуле, потому что была слишком слаба, чтобы подняться. Эмоции клокотали в ней.

— Твой вопрос.

— Не бери в голову.

— Я тебе отвечу.

Он покачал головой:

— В этом нет необходимости.

— Дело в тебе. Это правда, я не хотела, чтобы ты рассказывал о том, чего я не могу вспомнить. Только не ты. — Кестрел заметила, как он вздрогнул, но постарался скрыть это. Слёзы хлынули у неё из глаз. — Кто ты такой, что знаешь обо мне так много, даже то, чего я сама о себе не знаю? Кто тебе дал право объяснять мне, кто я такая? Кто разрешил? Я тебе такого права не давала. Это несправедливо. Ты несправедлив. — Ее голос надломился. — Я несправедлива.

Выражение лица Арина изменилось.

— Кестрел.

Кестрел затаила дыхание и не дышала, пока лёгкие не заболели. Она не могла говорить. Вот она, правда, открыта, как на ладони: она сама причина своего попадания в тюрьму. Она совершила какую-то роковую, неизвестную ей ошибку. Арин выглядел как настоящий преступник, но это был вовсе не он.

Это она. Виновата была она и только она.

Арин потянулся к ней через стол. Его теплая рука накрыла её руки. Кестрел увидела ногти с черным ободком сквозь пелену слез. Ногти...

Кузнец.

Внезапное понимание парализовало девушку. Она начала осознавать тяжесть кинжала на своем бедре. Её видение прояснилось. Она посмотрела на Арина. Он выглядел молодо. И был слишком внимательным, и обеспокоенным, и неуверенным, и... возникало нечто новое. Это изменило выражение его лица, как свет меняет вещи, падая на них. Искра надежды.

— Может, — произнес он, — мы попробуем быть честны друг с другом.

Кестрел задумалась, что же он увидел в её выражении лица, что взрастило в нём надежду. Что же он увидел, гадала она.

— Арин, мне понравился кинжал.

Он улыбнулся.

Глава 13

— Они обосновались на юге, — сказал Рошар.

— Знаю, — ответил Арин.

— А я вот сомневаюсь, что ты знаешь что-то, не связанное со твоей тщедушной барышней.

— Перестань.

Они проговорили некоторое время. Шутливый настрой Рошара сменился настоящим разочарованием. Арин же напротив, только укоренился в методичном отстаивании своих взглядов. Они сидели в кабинете, примыкающем к библиотеке, стол между ними усеяли бумаги и карты. Эта комната была намеренно выбрана для аудиенций, чтобы их никто не мог подслушать за запертыми дверями. А даже если из коридора первого этажа северной части дома и доносились какие-то голоса, слов разобрать не представлялось возможным. Несмотря на жаркий день, окна с ромбовидными стеклянными панелями были заперты, потому что Рошар жаловался на холод. На самом деле, ему просто не хотелось переносить их разговор в сад. Но эта встреча, которая, как предполагалось, была посвящена продумыванию тактики, позволяющей сдерживать валорианского генерала у берегов полуострова, испортилась до такой степени, что Арин бы не удивился, если бы Рошар сломал что-нибудь, возможно, одно из окон, потому как именно это произвело бы больше всего шума.

— Мы потеряли остров, а ты... а что ты?! — Рошар распростер руки. — Ты вообще здесь? Нет, тебя здесь нет. Ты наверху, таскаешься по её комнатам, лезешь ей в голову. Арин, этому нужно положить конец.

Но Арин ничего не ответил.

Рошар ругался на него на дакранском, осыпая такими замысловатыми и красочными проклятиями, что Арин даже не пытался разобраться в столь витиеватой грамматике.

В последовавшей после этого тишине Арин раздумывал о том, что бог смерти бросил его. Он напрягся, чтобы услышать своего бога. Он также вознёс молитву и богу войны — союзнику смерти, любителю крови, — но молитвы не возымели успеха. Остров Итрия был потерян. Теперь он, юг Герана, служил валорианцам опорным пунктом. Пройдёт совсем немного времени, и армия генерала вновь попытается высадиться на полуостров... хотя пока не ясно, где именно.

— У моей сестры есть к тебе несколько непростых вопросов, — сказал Рошар.

Арин не мог не вспомнить последний поцелуй королевы, который она подарила ему весной. Он прижал её к закрытой двери. Она хотела его. Кестрел тогда сказала, что он ей не нужен. Тогда и она была ему не нужна. Или он так думал. У Арина скрутило живот от стыда.

— Арин, будь любезен, отвечай, когда с тобой разговаривают.

— Твоя сестра не моя забота.

Принц прижал ладони к лицу так, что они создали подобие маски, которая открывала только недоумевающие глаза. А потом его пальцы поползли вверх, поверх зажмурившихся век.

Но что мог сказать Арин? Он не мог объяснить, что чувствовал после стольких дней, когда Кестрел пришла к нему сказать, что ей понравился кинжал, когда услышал раскатистые переливы фортепианной игры в дальней комнате, как он задержал дыхание, когда услышал захлебнувшиеся ноты, а потом отработку ошибок. И мелодия полилась плавно. Это чувство для него было внове, свежее и ярче. Оно кружило внутри него, согревая, обволакивая летом.

— Мы использовали этот город в качестве базы. — Рошар опустил руки. Он перешел на язык Арина. Мужчина говорил, срываясь на крик, как это делают порой дети. — Это было удобное место перевала. Мы здесь сейчас только потому, что залив — хорошее место для нападения и защиты вдоль всего восточного побережья между нами и Итрией. И город, будучи главным трофеем генерала, должен быть защищен. Но генерал, скорее всего, не клюнет на это. Пока. Особенно, когда мы засыпали горный перевал, который он использовал для первого вторжения. Когда наш флот стоит в бухте. Ему ничего не стоит взять все, что попадется под руку, включая свежий урожай, и двинуться на север, вглубь страны, к городу, где он сможет пробить брешь в стене, и захватить вожделенное.

Арин был не согласен.

— Вскоре я собираюсь на юг, малыш-геранец. Я не вернусь в твой прелестный домик с моим новым очаровательным гостем. Ты предпочтешь присоединиться ко мне, чтобы отстоять интересы собственной страны, или останешься чахнуть здесь со своей валорианской девой-призраком, пока её народ будет ломиться в твои двери, чтобы убить вас обоих?

— Я пойду с тобой, — сказал Арин... но не сразу и с ноткой сомнения, что появляется, когда обвинение бьёт прямо в цель.

— Мой принц. «Я пойду с тобой, мой принц».

Но Арин этого не сказал, даже в такой же издевательской манере, как прозвучал тон Рошара. Он сглотнул ком, застрявший в горле. У Арина во рту появился тот же привкус, что и много лет назад, когда валорианцы засунули ему в рот сбрую.