За что убивают Учителей - Корнева Наталья. Страница 34
– Невмешательство может быть расценено как трусость, – усомнился Элиар. – Трус подвергается большей опасности, а смелость надежна, как стена.
– Хочешь всем показать свою смелость, наплевав на последствия? – В голосе Первого ученика заиграли колкие льдинки. – Не вздумай затеять ссору с верховным жрецом Бенну на глазах у Учителя! Этот скандал вовек не забудется и отразится не только на нас, но и на нем. Твоя благородная ярость стоит того, чтобы мессир нес за нее ответственность? Глупец! Перестань вести себя безрассудно – я не могу хватать тебя за руку все время!
– Твое благоразумие сомнительно и граничит с подлостью…
На их приглушенную перепалку никто не обратил внимания. Что взбудораженным зрителям столь редкостной сцены какое-то шушуканье учеников, когда в следующее мгновение Красный Феникс вновь воздел крылатую руку и без разговоров отвесил Золотой Саламандре пощечину!
После оглушительно звонкого хлопка в просторном зале повисла гробовая тишина. В ней шелковый голос Учителя прозвучал особенно выразительно, сопровождаемый легким эхом:
– Как смеешь ты прекословить Великому Иерофанту? Или забыл, кто перед тобой?
Во взгляде Красного Феникса читалось презрение и нескрываемое превосходство.
Мессир Игнаций Лермон Арк шумно выдохнул, не сразу найдя слова для ответа.
– Твой громкий титул давно должен быть оспорен и признан несоответствующим действительности! – судорожно передернув плечами, бросил наконец взбешенный Игнаций. – Храм Полудня многочислен и могуществен, а восьмивратный Бенну, Вечный город, сияет в зените славы, как янтарная слеза на золотом солнце!
К великому сожалению, Игнаций говорил правду: в последние годы храм Закатного Солнца испытывал серьезный недостаток в новых учениках, которых Учителю приходилось самолично разыскивать по всему Материку, порой в забытых небожителями племенах. Так же, как самого Элиара. Но даже эти крайние меры не помогали выправить положение: красный лотос самого сильного и чистого цвета все реже зацветал в дурной крови смертных.
Благословение небожителей истощалось.
– Довольно! – Прохладный, словно белый нефрит, голос прекрасной госпожи Ишерхэ оборвал эту полную гнева обличительную тираду. – Мы все видим, что Красному Фениксу не требуется даже применять силу солнца, чтобы поставить тебя на место, Игнаций. Кто ты такой, чтобы оспаривать право власти носителя благословения небес? Замолчи и опусти глаза долу – пред тобою Великий Иерофант! Просьбы твои остаются без удовлетворения. Пока Триумфатор пребывает в Ром-Белиате, он будет считаться Первым городом Оси и главным городом Материка. Ставка и личное присутствие Триумфатора здесь подтверждает эти статусы.
Эпоха Черного Солнца. Год 359.
Сезон весеннего грома
Растекается утренняя дымка.
День двенадцатый от пробуждения
Бенну. Цитадель Волчье Логово
*киноварью*
На звук знакомых шагов Элирий чуть обернулся и холодно глянул поверх плеча.
Его ученик торжественно появился в дверях, на сей раз облаченный не в строгую военную форму, а в пышную мантию верховного жреца. На поверхность обрывочных воспоминаний услужливо всплыло: волчонок всегда питал нелюбовь к касте священнослужителей, и, надо сказать, боевые доспехи действительно были ему к лицу больше, чем сутана.
Их взгляды скрестились.
В непривычном новом теле Элирий оказался существенно ниже ростом, и теперь ему приходилось смотреть на Элиара снизу вверх, что, впрочем, ничуть не мешало делать это с прежним высокомерием.
Тщательно подбирая подходящие случаю обороты, его светлость мессир Элирий Лестер Лар чинно расправил вышитые красными солнцами тяжелые рукава.
– Твой Учитель был неправ, Элиар… – Для большего эффекта Красный Феникс решил обратиться к нему по имени, что случалось в прошлом, кажется, не так часто. Вроде бы это всегда радовало его ученика.
После вчерашнего неприятного происшествия Шеата заметно повеселела: утром, едва окинув взором просветлевшее лицо сиделки, помогавшей ему переодеваться и приводить себя в порядок, Элирий тоже невольно перевел дух. Кажется, напряженная обстановка в Волчьем Логове разрядилась, как только Шеата передала волчонку его примирительные слова.
– Не нужно, ваша светлость, – с порога прервал извинение Элиар, в свою очередь, намеренно смягчив выражение лица и гортанный голос, которым так хорошо раздавать не подразумевающие обсуждение военные приказы. – Вы уже прощены. Простите и вы своего неразумного ученика. Мессиру известно: порой я бываю слишком категоричен и упрям.
Он подошел ближе и, в знак подтверждения искренности своих намерений церемониально преклонив колено, продолжил:
– Я произнес недопустимое. Вы всегда будете моим Учителем. Что бы ни случилось, это не изменится.
Ощущая себя в безвыходном положении, словно пойманная в клетку птица, Элирий медленно кивнул и равнодушно протянул затянутую в парчовую перчатку кисть для поцелуя – милость, в прежние дни символизировавшая высшую степень расположения.
– Если Учитель желает наказать меня, он может сделать это, – примиряюще предложил Элиар, не вставая. В знак покаяния одним движением он сорвал с себя богато украшенную верхнюю мантию Великого Иерофанта и застыл, оставшись в простой нижней одежде.
Элирий мысленно усмехнулся. Ах, вот для чего ученику вздумалось так нарядиться – подчеркнуть весомость своих извинений! Что ж, за подобные дерзости действительно следует наказывать. Но если ты можешь наказать кого-то, только когда тебе позволяют, то это просто игра.
– Нет нужды. Так ты позволишь мне выйти наружу?
– Откройте подарок, – не выпуская благодушно дарованной ему руки, негромко предложил Элиар. – Учитель окажет мне честь, приняв его.
Внутри принесенного учеником свертка лежала одежда серых цветов с доминирующим орнаментом черного. В раздражении Элирий сузил глаза. К чему весь этот нелепый фарс? Чтобы подчеркнуть и без того унизительную перемену в статусе?
– Что это значит? – строго спросил он. – В нашем прежнем мире серый был цветом рабов.
Элиар медленно поднялся на ноги. На Материке царила весна, снаружи нежно цвел абрикос, и волос его ученика неуловимо пах абрикосом. Отчего-то вдруг захотелось сладких, лопающихся от спелости солнечных плодов, но до их созревания было еще так далеко. Элирий тряхнул головой, отгоняя посторонние мысли и сосредотачиваясь на непростой беседе, которая происходила здесь и сейчас.
– В этом смысле ничего не изменилось. – Элиар виновато развел руками. – Но вам придется облачиться в него. Однако одеяние не полностью серое – края обрамлены черным.
Память услужливо подсказала: серый цвет в сочетании с любым незапрещенным цветом считался отличительным признаком гражданина, серый же без примесей был цветом рабства. В прежние дни как раз-таки черный был вне закона, а вот сейчас, похоже, он в фаворе и занял место красного.
– Черный цвет истощает вас, а красный запрещен, – вслух подтвердил его догадки Второй ученик. – Мне очень жаль. В одежде любого другого цвета в моем окружении мессир будет смотреться странно. Если наденете эту накидку поверх ваших титульных одежд и согласитесь вести себя скромнее, я разрешу иногда выходить отсюда в моем сопровождении. А также сегодня же начну переговоры с владетелем Ангу по поводу нашего возможного визита.
С каких пор он должен спрашивать дозволения у собственного ученика? В своих мыслях Элирий витиевато и длинно выругался, но вслух сказал другое:
– Насколько я должен быть скромным?
– Прежде чем делать что угодно, вашей светлости рекомендовано прежде спросить у меня, – безо всякого выражения кратко объяснил Элиар.
Лицо Элирия также осталось непроницаемо, будто заледенело. Нарочитая благожелательность вытекла из цианового взгляда и оставила его пустым, как разбитый сосуд.
– Как будет уместно называть тебя… в присутствии других? – как ни в чем не бывало поинтересовался Совершенный, более не утруждая себя улыбкой.