СССР: вернуться в детство 4 (СИ) - Войлошников Владимир. Страница 26

— Двоих мужиков избили!

— Ты шутишь, да? — широко и искренне улыбнулся Батоев, из чего я заключила, что даже если это всё срежиссировано, то товарищ сержант не в курсе событий. — Эта — маленькая совсем…

— Оформляй давай, и в детскую!

— Да понял, чё… Фамилии говорите…

Я представила, что сейчас начнут изображать процедуру вызова родителей или звонков в школу, и заявила:

— Дэвис, А́ нджела Франковна.

13. КЭГЭБЭШНИКИ

СВОБОДУ АНДЖЕЛЕ ДЭВИС!

Лейтенант, почти вышедший из помещения, резко развернулся на каблуках.

— Чё, прям Дэвис? — удивился сержант Батоев, старательно записывая.

— Ага. Папа у меня негр был, разве не видно? Учиться приезжал в медицинский из Камбоджи. Я получилась мулатка.

— Надо же! — от души удивился сержант.

— А я — Валуа Анри Генрихович, — Вовка насмешливо смотрел на лейтенанта. — Мой папа был француз, поэтому я белый.

Лейтенант подошёл к нам почти бегом:

— Вы чего тут комедию устроили?

Я честно похлопала глазами:

— У вас нет возможности подтвердить или опровергнуть эти данные.

Ну, реально, у нас с собой никаких документов.

— «И моё слово, как лица королевской крови, — Вова улыбнулся фирменной герцогской улыбкой, — не может быть ложным».*

*Одна из любимых его цитат,

фильм «Чёрный рыцарь», кажется,

естественно, ещё не снятый.

И одна из любимых игровых ролей.

Лейтенант дёрнулся через стойку:

— Батоев, бл***, чё ты пишешь?

— Так чё, не Дэвис, что-ли? — сержант Батоев, кажется, даже обиделся.

— Дэвис-Дэвис, — успокоила его я. — Это товарищ лейтенант нервничает, опасается, что не тех поймал.

На этом сердито покрасневший лейтенант лично увёл нас в глубь участка по длинному коридору, где обнаружилась большая комната с длинными скамейками по периметру. Кусок стены, выходящей в коридор, был забран решёткой с решётчатой же дверью.

Дверь закрывалась оригинально — на засов в виде буквы Г, перекидывающийся поворотом. При этом петля в короткой стороне засова должна была совпасть с петлёй стационарной, приваренной к основной раме — для запирания на навесной замок. По всей вероятности, постоянно открывать и закрывать этот замок сотрудники считали излишеством, посему он был навечно замкнут на короткой стороне засова и, соответственно, вместе с ним туда-сюда перекидывался. Ну, как бы закрыто, чё…

В комнате сидела кучка шпаны, уставившаяся на нас с ленивым интересом.

Лейтенант распахнул железную дверь и несколько издевательски поклонился:

— Прошу, ваше величество.

— Это когда Анри станет Генрихом. Пока что «ваша светлость», — высокомерно кивнул Вова и вошёл в камеру (или как назвать это помещение?) с видом герцога, инспектирующего Бастилию.

— Свободу А́нджеле Дэвис! — заявила я и вошла следом. — Но пасаран!*

*Они не пройдут! (исп.)

Фраза из школьного

рассказа про революционеров-

интернационалистов.

Лейтенант хмыкнул, закрыл скрежещущую дверь и перекинул засов. И демонстративно ушёл.

Вовка оглянулся, выбрал с его точки зрения приличное место, аккуратно пристроил в углу саксофон, сел, хлопнул по лавке:

— Садись, дорогая.

Я приткнулась рядом:

— Ну чё, типа игра в плохого полицейского?

— М-м. Посмотрим, явится ли хороший. И после чего

Шаги лейтенанта затихли в недрах участка, и операция по принуждению нас к смирению… отцвела, не успевши расцвесть*, как говорится.

*Из старой советской песни;

других слов не помню,

автора тоже,

интернета в СССР нет, извините…

Шпанцов было четверо — лет по пятнадцать, с пробивающимися уже усиками. Они неторопливо поднялись и побрели в нашу сторону фирменной шаркающей походкой, обступили кружком. Вчетвером-то против одного чё не покуражиться?

Тот, что держался предводителем этого анархического отряда, остановился против Вовы, блатно сгорбившись и сунув руки в брюки — этакий гопарский шик:

— Сʹышь, пацан, есть…

Что «есть», мы послушать не успели. Вовка метнулся вперёд развернувшейся пружиной. Через пару секунд он уже вытирал окровавленную руку о футболку четвёртого, совершенно остолбеневшего, пацана, который на своё счастье оказался последним в этой кодле:

— Первую помощь оказывать умеешь? — тот помотал головой. — А придётся.

Предводителю анархистов прилетело основанием ладони в нос — отсюда и кровища. Второму локтем под дых. Третьему отсушило ногу.

И когда лейтенант с перекошенным лицом примчался и замер у решётки, Вова сидел на своём месте всё с тем же видом скучающего герцога. Я — смирненько у него под боком. Следом за летёхой притопал сержант Батоев:

— Ёх!.. Вы чего это?

Вова внимательно посмотрел на пацана с кровавой отметиной на футболке, и тот, заикаясь, сказал, что дружбаны, мол, подрались между собой. Скажешь тут, если тебя в противном случае грозятся встретить и все пальцы на руках поломать. И глаза такие…

Если сами пацаны и хотели что-нибудь возразить, то пока не могли.

— Пойду ваты из аптечки принесу, ага? — сказал сержант Батоев и исчез.

— Так, — процедил лейтенант, — ты, Анджела Дэвис, пошли со мной.

Вова проводил нас внимательным взглядом и потянул к себе футляр с саксофоном.

— Итак, Анджела…

— Слушаю вас очень внимательно.

Лейтенант посмотрел на меня строго:

— Что ты можешь рассказать о произошедшей драке?

— Я вообще не поняла — что они вдруг бросились друг на друга.

С полминуты мы молча таращились глаза в глаза.

Из глубин участка внезапно раздались душераздирающие звуки, заставившие лейтенанта вздрогнуть. Если вам довелось когда-нибудь существовать рядом с начинающим духовиком, то вы понимаете, что первые упражнения — отнюдь не шедевры. Вовка, к примеру, чтобы нас не мучить, уходил репетировать в утеплённый сарай, неоспоримыми преимуществами которого были удалённость и звукоизоляция. Сейчас, как вы понимаете, он решил себя не сдерживать.

ПО СУЩЕСТВУ ДЕЛА

Тащ лейтенант символизировал собой борьбу долга и раздражения:

— Я имею в виду драку около музыкальной школы.

— По-моему, вы неверно квалифицируете это событие.

Он нахмурился:

— И как же я должен его квалифицировать?

— А вы дайте мне бумагу, я сама опишу.

Он хмыкнул и подвинул мне лист:

— Ну, давай.

— На имя кого?

Под его диктовку (и саксофонические экзерсисы) я переписала шапку, в которой, между прочим, значилось не только 'Начальнику такого-то отдела с именем и званием, но и от кого — конечно же, от Дэвис Анджелы Франковны. Я продолжала гнуть свою линию.

Дальше получился следующий текст:

'По существу событий 11 сентября 1985 года могу пояснить следующее.

Выйдя из музыкальной школы, я была остановлена двумя неизвестными мне мужчинами, один из которых грубо схватил меня за руку и потребовал, чтобы я села с ними в машину. Было ли целью упомянутых мужчин совершение действий сексуального или членовредительского характера, мне неизвестно, однако они имели ярко выраженное грубо принудительное свойство.* Мой товарищ, видя это, прибег к мерам необходимой обороны, после чего мы уехали. Записано мной лично. 11.09.1985' И размашистая подпись: А. Дэвис. Patria o muerte!**

*Да, коряво,

и слова повторяются.

Но я сочиняла

без черновика

и на ходу!

**Патриа о муэрте! —

Родина или смерть!

Лозунг кубинской революции.

Я подвинула ему листок:

— Так нормально?

Лейтенант пробежал глазами листок, потемнел лицом и как даст ладонью по столу (я аж подпрыгнула, честно):

— Да что ты мне голову морочишь!

Саксофон оборвал свои завывания, брякнул железный перекидной засов, и по коридору прозвучали лёгкие шаги. Вовка зашёл в кабинет и скучным голосом сказал: