Жажда мести - Мирнев Владимир. Страница 16
– Я, кажется, вас где-то видел? – спросил он.
– Может быть, – отвечала она, и улыбка скользнула по ее тонким губам.
– Кофе выпьем? – спросил он. – Одному скучно.
– Что так?
– В единственном числе сижу, теперь вот хочу признаться, скучно стало на планете Земля. Да, я и забыл, – сказал он. – Меня зовут Владимиром.
– Меня всегда звали Аллой.
Они постояли в коридоре, поговорили, вспомнили, что столовая в это время уже закрыта. Он пригласил ее к себе из вежливости, полагая, что она откажется, но она легко и с охотой согласилась. В его комнате изящно присела на подставленный им стул.
– Кофе у меня нет, – сказал он, она понимающе рассмеялась, и сказала, что у нее точно имеется неплохой растворимый кофе. И они опять рассмеялись. Он почувствовал себя с ней непринужденно и комфортно.
– О чем вы думаете? – спросил он, соображая, где же он видел эту девушку.
– Ни о чем. О чем можно думать? О том, о чем все думают.
Он замолчал и вдруг почувствовал, что хочет, чтобы девушка ушла. Неуловимый ее жест или движение напомнили ему Самсонову. Желание продолжить знакомство сразу исчезло. Девушка, казалось, сразу поняла его настроение и засобиралась уходить.
Волгин решил жить предельно рационально: утром – чашка кофе, тарелочка каши, кусок хлеба. Его жизнью теперь управляли исключительно сила воли и стремление к новым знаниям. Профессор Дрожайший вел с ним беседы о будущем науки, удивляясь его незаурядным умственным способностям. Рассуждения Волгина иногда казались профессору слишком вольными, совсем не марксисткими. Он стремился сформировать взгляды молодого человека, направить его мысли в нужное русло, чтобы в дальнейшем у Волгина не было проблем из-за его вольных высказываний. Как истинный марксист, профессор считал, что новые условия непременно создадут и нового человека. Государство рабочих и крестьян – пример тому. Победа над фашизмом – второй исторический пример. «Марксизм – не фантом; он не возник из небытия, – отвечал ему Волгин, – и к тому же стоило бы учесть, что шедшие с Востока варварские племена разрушили римскую цивилизацию, которая создала государство как совершенную форму человеческого сообщества, право, на котором основана мораль и современного общества, искусство и литературу. Пришли чумазые люди с грязными руками, которые умели только ездить на лошадях, искусно сражаться, и – победили. Они не умели ни читать, ни писать. Они не знали, что имеется живопись, литература, скульптура, храмы, дворцы. Они жили в палатках и думали, что это и есть лучшая жизнь».
Профессор бурно не соглашался, понимая, что такие странные еретические мысли явно отрицали победу нового общественного строя. Он и сам порой сомневался в некоторых установках социалистической идеалогии, но что такое сомнение одинокого старого человека по сравнению с общественной мыслью?
Как бы то ни было, но профессор полагал и не без основания, что либеральный ветер после разоблачения культа личности Сталина коснулся своим крылом и студента Волгина.
Волгин сдал зимнюю сессию легко, попросил профессора Дрожайшего разрешить сдать следующие экзамены экстерном.
– Видите, – ответил тот. – Я думаю, что сдача экстерном наводит на мысль, что программа ВУЗа недостаточно объемна, раз есть умники, которые могут так легко ее усваивать.
Однажды в библиотеке Ленина он встретил Бориса, который зашел почитать диссертацию академика Столетова. Завидев Волгина, он бросился навстречу. Отвел его в сторонку и предложил пойти в столовку выпить чайку.
– Какие успехи? Я вот пришел знаний копнуть! Хорошо, что встретил тебя, а то со скуки, послушай, со скуки ведь можно умереть. Ты видел Татьяну?
– Да каждый день вижу, на кафедре сидит.
– Слушай, ну, она на меня такую подбросила подлянку, так подвела, что эта Оля хвостом крутить начала.
– Плюнь на все, – предложил Волгин.
– Да мне плевать, подумаешь, но только эта стерва Татьянка, представляешь, взять и сказать про меня. Никого дома не было, я привел домой Олю, а она говорит, ты вон сразу лезешь под юбку, а я не знаю, может, от тебя можно заразиться. Ну, сучка! Ну, кошка! От меня-то? Послушай, вон смотри, сидит одна блондиночка за столиком и читает. Видишь? Левый столик, который в стороне, вон сидит. Может, подсядем? Попробуем закадрить.
Борис кошачьей, пружинящей походкой, одернув борта костюма, направился, лавируя между столиками, к девушке. Его лицо преобразилось в предвкушении новых чувственных приключений. Он подошел и попросил разрешения присесть и сразу завел непринужденный разговор о том, что сегодня в храме мыслей, как он назвал библиотеку, многовато людей.
– Мы вот с товарищем пришли в храм науки, кстати, он пишет стихи, крупное дарование, недаром я с ним дружу. Так вот мы думаем, что красивее вас в этом зале нет девушки.
– Что? – засмеялась она.
– Мой товарищ пишет прекрасные стихи, вот он сказал, что лучше вас здесь никого нет. Володь, иди сюда, – махнул он рукой Волгину. – Тут с тобой хотели бы познакомиться.
– Я? Я не говорила, – сказала она рассмеявшись. – Это вы сказали.
Контакт был налажен, и Борис сразу вальяжно раскинулся на стуле, небрежным жестом подвинул к себе хлеб на тарелке и тут же отодвинул, а подошедшему Волгину сказал:
– Володь, ты бы принес нам кофе… Простите, – обратился он к девушке. – Это вот Владимир, а я Борис, а вас как зовут?
Девушке ничего не оставалось, как только признать навязываемые Борисом условия знакомства.
– Лена, – произнесла она, покраснев.
– Мы тут готовимся к симпозиуму во Франции. Владимир – выдающийся ученый. А я – то же самое и я. Нобель у нас за спиной крыльями трепещет. Можем вас с собой взять во Францию.
– Спасибо, но я учусь, мне некогда, – сказала она, довольная, что обзавелась знакомством с такими замечательными людьми.
– С нами едет еще один талант, лауреат Нобелевской премии, Юрий Хес, но его здесь нет, он изобрел спутник, – продолжал развивать свою мысль Борис. Он представлял собой соблазнителя исключительно своего времени. Не имея за душой даже возможности угостить понравившуюся девушку чашкой кофе, он использовал все подручные средства, пытаясь произвести на нее впечатление.
Девушка выпила с удовольствием кофе, записала сама телефон для контакта в записную книжку Бориса, смущаясь, протянула на прощание руку и ушла, оглянувшись на прощание.
– Ты понял? – спросил Борис с торжествующим видом. – Женщина – вещь тонкая, с ней нужно говорить метафорами.
– Что ты ей сказал?
– Я сразу понял, какой ей нужен мед, как пчелке, как бабочке. Ты имей в виду, что все эти девочки, такие милые, красивые, но у них дома, представь себе, грязь, отец пьет, мать выбивается из последних сил, чтобы купить дочке кофточку, вот которая на ней, сапожки, чтобы хоть кто-то на нее обратил внимание. Я же вижу ее голодные глаза, я же вижу ее истосковавшуюся душу, я ей туманцу сразу и подбросил. Главное угадать, чего она желает. И установить контакт.
– Но она симпатичная, – возразил Волгин.
– Володька, я думаю, что нельзя ее упускать, другие подберут.
– Если она захочет, – сказал Волгин.
– В каком смысле? Хочу я, а не она! Имей в виду, сейчас март – идеальное время для знакомств! Вон стоит девушка, гляди, не спускай с нее глаз. Она курит, толковая такая чувиха, умная, ей и нужно польстить, что она умная.
Борис привстал, одернул пиджак, направился к буфету, затем, как бы не найдя там ничего стоящего, отправился к выходу, где стояла высокая, с длинными черными волосами девушка в белом свитере домашней вязки, отлично облегающем стройную фигуру. Она курила, томным взглядом смотрела на кольца дыма. Борис тоже остановился у двери, оглядываясь на Волгина, и как бы ненароком задел рукой ее опущенную с сигаретой руку.
– Извините, – кивнул, – я случайно.
– Ничего, ничего, – сказала она.
Через час они уходили из библиотеки. Борис, как обычно, рассуждал о женских характерах.