Убийство жарким летом - Филипс Джадсон Пентикост. Страница 13

- Он может опознать этих людей?

- Было темно, - сказал Джоунс и закурил сигару. - Четверо белых почти двухметрового роста. Наш храбрый друг не мог заставить себя выйти на улицу, но он смотрел. Он видел, как ты пришел и ушел. С этого момента за тобой наблюдали один или парочка наших друзей. Мы знаем, что ты ездил к Мэриан; знаем, что наш великий гуманист Джером Маршалл появился на сцене с одним из своих полицейских псов. Мы знаем, что, когда вы ушли, Мэриан даже не попыталась связаться с кем-нибудь из друзей Ричарда.

- Поэтому теперь здесь так тихо? - спросил Питер.

Джоунс сверкнул очками, на которые попал луч солнца.

- Мы готовимся к пятнице, - спокойно сказал он. - Об этом ты и хотел поговорить со мной, не так ли?

Питер судорожно вздохнул.

- Спасибо, что не стал ходить вокруг да около, - сказал он.

- Тебе это не понравится.

- Мне уже нравится тот факт, что мы будем разговаривать об этом, остается так мало времени.

- Городские власти собираются заплатить? - спросил Джоунс.

- Заплатить в пятницу, потом в следующую пятницу и еще через пятницу и так до бесконечности?

- Это позволит им оттянуть время, - заметил Джоунс.

Питер полез в карман за трубкой.

- Возможно, вы не захотите поверить тому, что я говорю. Власти, безусловно, хотят избежать угрожающей опасности, но гораздо больше этого они боятся последствий - и не только в Нью-Йорке, но и по всей стране. Ответный удар не удастся удержать ни с помощью закона, ни без него.

Джоунс посмотрел на свою сигару: она погасла. Питер щелкнул зажигалкой и поднес ее к собеседнику. Тот улыбнулся и сказал:

- Тебе, белому, не следует этого делать.

- Ну ладно, давайте прикуривайте, - резко ответил Питер.

Джоунс снова улыбнулся. Питер держал зажигалку до тех пор, пока негр не раскурил сигару.

- Так вы боитесь ответного удара? - сказал он. - Мы всю жизнь живем с этим ответным ударом. Сейчас я сижу здесь, Стайлс, и думаю, что после пятницы толпа может разорвать меня на куски. А почему бы и нет? Днем раньше, днем позже, но это все равно произойдет. Может быть, это будет и хорошо, может быть, когда эта кровавая работа будет завершена, общественное сознание окажется расколотым и люди наконец действительно задумаются о месте чернокожего человека в этом мире. Вы боитесь атомной бомбы, Стайлс, но, возможно, было бы лучше, если бы она упала и разнесла все ко всем чертям. Пусть осталось бы шесть человек, но они начали бы строить какой-то новый, достойный мир.

- Можно остановить то, что должно произойти в пятницу?

- Да. Если заплатить десять миллионов долларов, - ответил Джоунс.

- Вы принимаете в этом участие?

Джоунс засмеялся:

- И ты думаешь, я скажу тебе об этом, белый? У моего презренного народа было принято называть своих детей в честь великих героев. После Гражданской войны многих называли Линкольнами, сегодня полно чернокожих молодых людей по имени Рузвельт. То же самое и из мира спорта. Моя семья решила назвать меня Натаном Хейлом, чтобы я отдал свою жизнь за страну. Я предпочитаю отдать ее, сражаясь на улице с тобой, белый, чем томясь в какой-нибудь из твоих отживших свой век тюрем.

- Вы хотите, чтобы все люди в негритянских гетто этой страны были уничтожены? Такова станет плата за роскошь сражения на баррикадах?

Боль исказила черное лицо Джоунса. В этот момент Питеру хотелось бы видеть его глаза, скрытые за темными стеклами очков.

- Хочешь - верь, хочешь - нет, но я не участвую в этом заговоре. Более того, я день и ночь работал над тем, чтобы узнать, кто за этим стоит.

- Как вы узнали о готовящихся действиях?

- У нас есть уши, приятель, черные уши, а в высокопоставленных кругах и белые уши.

- И вы бы остановили беспорядки, если б смогли?

Джоунс посмотрел куда-то вдаль, мимо Питера.

- Я рассуждал так, - заговорил он. - Для чего можно было бы использовать эти десять миллионов долларов? Можно построить дюжину новых многоквартирных домов с отоплением и горячей водой и, может быть, предприятие для уничтожения отходов. А мне хотелось бы, чтобы эти деньги были использованы на пользу нашему народу - скажем, на клинику или одну или две хорошие школы.

- Но пойдут ли они действительно на благо вашего народа?

- Я думаю, что мотивы их действий - отчаянная ярость, - спокойно сказал Джоунс, - а еще - жажда власти. А вовсе не благотворительность. Наша очередь заказывать музыку: мелодию под названием "Зуб за зуб". Никто не извлечет из этого пользу, больно будет всем. Если власти города заплатят, несколько фанатиков станут на какое-то время богатыми.

- Так, значит, вы готовы нам помочь?

- Хотел бы я знать как, - сказал Джоунс. - Понимаешь, я хочу помочь своему народу. - Он медленно покачал головой. - Это что-то новое, белый. Мы ведь не молчаливый народ, а эта угроза носится в воздухе вот уже почти месяц. Что же ты думаешь, за это время никто не выпил чуточку и не рассказал чуть больше, чем положено? Думаешь, я не замечал слишком развязного поведения, скрытой самодовольной улыбки? Ты поверишь, что ни одна женщина, опасаясь за жизни своих детей, не сообщила о диких слухах, услышанных от своего мужа? Я говорил тебе, что у меня есть уши, которые слушают в самых высоких кругах, даже на секретных совещаниях у самого мэра. Я хотел бы сказать, что в Гарлеме нет такого секрета, о котором я не мог бы хоть что-нибудь разузнать, но этот секрет похоронен в могиле, и я даже не знаю, где она находится. - Он глубоко вздохнул. - Можешь либо верить мне, либо считать безнадежным лжецом или участником заговора.

- Ричард Симс был в курсе того, что должно было произойти? - спросил Питер.

- По крайней мере, он узнал это не от меня. Ричарду, увы, не доверяли: он связался с врагом.

- Мэриан?

Джоунс кивнул.

- А ведь она относит себя к неграм и считает дело Ричарда своим.

- Славная девочка из колледжа Вассар*, - сказал Джоунс. - Там их учили не проявлять нетерпимости, понимаешь, приятель? Их учили тому, что цвет кожи не имеет значения, что чернокожий может думать так же, как и белый, и, если "ниггер" приглашает тебя танцевать на балу старшеклассников, ты идешь с ним. Понятно? А когда танец заканчивается, другие столь же терпимые белые девочки обступают тебя и расспрашивают: "Когда ты танцевала с ним, ты почувствовала, что в сексуальном плане негры сильнее белых?" А тут блестящий негритянский поэт приезжает в колледж Вассар читать свои стихи на занятиях литературной группы. После занятий одна из терпимых студенток, наша Мэриан, прямо на публике приглашает поэта вместе с ней съесть по гамбургеру и выпить по чашечке кофе. Ричард принимает приглашение и пускает в ход свое особое магическое обаяние - доброту и нежность; он тоже полон мечтаний о том, что цвет кожи не имеет значения. Что стало дальше, я могу только догадываться: возможно, девушка была очень взволнованна, когда вернулась домой, бросилась на кровать и долго не могла уснуть, снова и снова повторяя самой себе, что цвет кожи действительно не имеет никакого значения. Она настолько преисполнилась либеральными идеями, настолько твердо решила быть терпимой и настолько вжилась в роль героини, что, когда Ричард, полный собственных надежд и мечтаний, попытался ухаживать за ней, она мужественно сказала "да". А потом, как я полагаю, к своему огромному удивлению обнаружила, что все действительно обстояло именно так: цвет кожи не имел никакого значения и Ричард на самом деле был добрым, нежным и чутким. Однако в реальной жизни все это имело значение: все те, кто знал Мэриан и Ричарда, возненавидели их. В такой обстановке у них не осталось никого из близких людей. Ричард пытался работать для них, учить их уму-разуму, но безуспешно: он уже не был одним из них, он был любовником белой. И умер он не оттого, что знал какой-то секрет, а кто-то боялся, что он его раскроет. Мне кажется - я подчеркиваю, что я только предполагаю, - он умер за то, что осквернил белую женщину, которой довелось полюбить его.