На запад, с жирафами! - Рутледж Линда. Страница 29

— Что мне делать? — спросил я.

Старик рассерженно выдохнул:

— Поезжай по этой дороге.

Мы проехали сотню ярдов без приключений, но стоило только повернуть, и мне пришлось ударить по тормозам. Впереди возник железнодорожный переезд старого образца — узкий, сконструированный так, что машинам приходится проезжать под поездами, а не наоборот. Мостик с рельсами казался низковатым.

Точнее даже сказать, очень низким.

Нам обоим хватило одного взгляда, чтобы понять, что по высоте вагончик еле-еле протиснется. Да и по ширине тоже.

Я бы с удовольствием объехал этот мост, вот только дорога уходила под него. Так что пришлось мне остановиться посреди дороги, а как только я это сделал, то тут же почувствовал на себе чей-то взгляд. Сперва я подумал, что это жирафы, но потом увидел беленую хибарку прямо у рельсов. В окошке под самой крышей я различил лицо темнокожей девочки, на вид ей было лет пять, не больше. Она находилась так близко, что я видел даже, как изумленно округлились ее глаза, стоило ей заметить жирафов.

— Иди измерь высоту моста, пока очередной недотепа не влетел в нас сзади, — велел Старик.

Он нащупал под сиденьем большую металлическую рулетку и кинул мне. Я схватил ее и побежал, а как только оказался под мостом, сразу развернул ее и поднял.

— Двенадцать футов восемь дюймов! — объявил я.

Ровно такой высоты и был наш прицеп — а может, даже чуточку выше, все-таки на ходу шины увеличиваются в размере.

Когда я вернулся к машине, Старик уже стоял у переднего крыла и разглядывал шины.

— А я-то надеялся, что до этого не дойдет, — пробормотал он и снял крышечку с ниппеля на одном из колес.

Спереди у тягача были одинарные колеса, а сзади — сдвоенные, чтобы выдерживать вес жирафов, а еще чтобы тягач смог продолжить путь, даже если одно из колес повредится или спустит. За считаные секунды он выпустил из всех шин немного воздуха — и каждый раз слышалось тихое ш-ш-ш-ш. А когда он добрался до последнего колеса — заднего правого, сдвоенного, — то обнаружил, что оно пробито гвоздем. Но выбора у него не было. Он выпустил из него воздух, и оно сдулось совсем. Хорошенько выругавшись, Старик глубоко вздохнул. У нас в запасе было еще одно сдвоенное колесо — на нем мы могли бы добраться до места ночлега и какой-нибудь автозаправки, где нам наверняка помогли бы, — но сперва надо было проехать под мостом.

Я снова измерил расстояние. Опять слишком мало. Придется Старику выпустить еще немного воздуха.

Когда он уже почти закончил и возился с ниппелем на шине, соседствующей с проткнутой, из-за поворота выскочил двухместный родстер, пролетел в каком-то дюйме от нас и нырнул под мост. Я подскочил, как перепуганная лягушка, — ну еще бы, в нас ведь уже вот так однажды влетали зеваки — и, как назло, врезался в Старика, да еще с такой силой, что его пальцы, по-прежнему сжимавшие ниппель, повернули его вбок… и шипение сменилось другим звуком… жалобным и тревожным свистом…

И он все не прекращался. Обе шины на сдвоенном колесе стремительно сдувались.

Мы со Стариком переглянулись, а потом он крикнул:

— Надо скорее проезжать мост, а то мы сейчас даже на обочину съехать не сможем! Закрой жирафов!

Целую минуту я пытался сделать так, чтобы они всунули головы в загончики, но даже вечно покладистый Дикарь сопротивлялся, что уж тут говорить о Красавице.

— Ладно, забудь, — сказал Старик и побежал к повороту.

Зрелище это, прямо скажем, пугало.

— Все чисто, — объявил он. — Поехали!

Я быстро уселся за руль. Из колеса еще доносился едва слышный свист.

— Ровно посерединке — не спеша, но поживее! — им надо успеть всунуть головы, но шина вот-вот сдуется! — крикнул Старик.

Жирафы беспокойно зафыркали и заметались по вагончику, а я нажал на газ в надежде, что они успеют спрятать головы и без моей помощи… И, хвала небесам, так и вышло. Очень и очень медленно мы нырнули под ржавый железнодорожный мост. Он царапнул крышу вагончика, и от этого деревянного скрежета я невольно стиснул зубы.

Мы уже почти выехали из-под моста — оставалось всего несколько дюймов, — когда последние крупицы воздуха вылетели из пробитой шины. Она печально зашипела, а потом тягач резко остановился, намертво закупорив проезд.

Я выскочил из машины и, с трудом протиснувшись между тягачом и опорой моста, подошел к Старику, который с ужасом смотрел на вагончик. Обе шины на правом заднем колесе сдулись. Мы быстро поняли, в чем дело. В жирафах. Как только они поняли, что мост уже позади и можно высовывать головы в окошки, они не стали терять время даром. И выглянули наружу. С одной стороны. Наполовину сдутая шина не выдержала такой нагрузки, а тут еще и прокол гвоздем, из-за которого она шипела все это время — а теперь, само собой, перестала.

Старик сорвал с головы свою несчастную Федору, бросил ее на землю, придавил подошвой и разразился такими отборными ругательствами, что я непременно восхитился бы ими, не будь наше положение столь незавидным. Его тирада была изобретательной, как сам грех, и длинной, как смачный плевок против ветра. Пожалуй, он был даже символичен — как ни крути, а вышло, что грандиозные планы в итоге вышли ему боком. Я догадывался, о чем он сейчас думает. И мне хотелось хорошенечко пнуть самого себя. Когда жирафы не дали мне закрыть окошки на одной из стенок вагончика, надо было их перехитрить, закрыв их на другой стороне, одно — в загончике Красавицы, другое — у Дикаря. Тогда, возможно, прицеп и сохранял бы равновесие еще несколько секунд, за которые мы успели бы проехать. И хотя было уже слишком поздно, я крепко-накрепко запер все окна, чтобы вагончик выровнялся. За это время Старик прекратил свою тираду и начал раздумывать, что делать дальше. Ведь теперь нам грозила смертельная опасность — ничуть не меньшая, чем в горах.

Я кинулся было к повороту, чтобы предупредить фатальное столкновение с другими машинами, но Старик криком остановил меня:

— А ну иди сюда!

Я обернулся к нему и увидел… полную нелепицу, честное слово.

Он подставил под ось заднего колеса домкрат — большой и нарядный, как и сам вагончик. И явно ждал, чтобы я привел его в действие. Вот только у нас имелось всего одно запасное колесо, две сдутых шины и два жирафа. Не говоря уже о том, что хвост вагончика еще не выехал из-под моста: оставалось еще три дюйма. План был обречен на провал. Я чувствовал это. Не придумало еще человечество такого домкрата, которым можно было бы поднять махину, у которой сдулись две шины, а еще внутри сидят два жирафа. И никакими силами невозможно уменьшить их двухтонный вес, при этом не важно, в какой части вагончика они стоят.

Я видел — Старик со мной солидарен, но он, казалось, так отчаялся, что был близок к безумию. Он подошел ко мне и толкнул к домкрату, велев приступать. Ничего другого мне не оставалось. Я приналег на рукоять и работал ею до тех пор, пока не услышал шепот — такой испуганный, что от воспоминаний о нем у меня и по сей день кровь стынет в жилах.

— Гм-м… малец…

Я проследил за его взглядом. Прямо на рельсах стоял темнокожий мужчина в синем комбинезоне. Роста в нем было футов шесть с половиной, никак не меньше. Но я мгновенно вскочил на ноги даже не из-за его внушительного вида. А из-за того, что у него в руках сверкнуло огромное лезвие. Мужчина держал длинную косу, какой обычно срезают пшеницу. Этот жуткий фермерский инструмент я раньше видел только в сараях — с тех пор как у нас появились тракторы, с помощью которых и убирали урожай хлопка, он стал не нужен и ржавел без дела. Но на этой косе не было и пятнышка ржавчины. Она была блестящей и острой. Именно такую носит в ужастиках Смерть, разодетая в длинный балахон.

Незнакомец спустился вниз и подошел к тягачу. Приблизившись, он воткнул рукоять косы в мягкую землю, точно Моисей — свой посох. А потом смерил нас долгим взглядом, от которого у нас со Стариком побежали мурашки.

— Мы за вами следили, — заявил он.

Услышав это самое «мы», я огляделся, но никого не заметил. Впрочем, не очень-то и хотелось.