По следам невыученных уроков (СИ) - Евстигнеева Алиса. Страница 40

-Ксюнь, клянусь, всё это… не несёт тебе никакой угрозы.

В этот момент он смотрел так искренне, так понимающе, так пронзительно, что мне не оставалось ничего, кроме как поверить.

***

Мы оба вернулись к своей работе. Вернее, вернулся Пашка, я всё ещё вроде как была в отпуске, но продолжала бегать по ученикам. Дни у обоих обычно были забиты под завязку, поэтому не было ничего удивительного в том, что оба практически полностью перешли на ночной образ жизни, начиная дышать полной грудью только после того, как Савицкий приезжал ко мне домой, вымученный и уставший, но обязательно - улыбающийся. Улыбок у него было много: дежурные, искренние, ласковые, саркастические, извиняющиеся, довольные, дурные, напряжённые, счастливые. Неизменным оставалось только одно - каждая из них была моя. И каждый раз, встречая его в дверях, я понимала, что очередной прожитый день, проведённый в ожиданиях, стоил того. Пашка переступал порог моей квартиры, перед этим громко позвонив в дверь и проигнорировав всякое наличие ключей у себя в кармане, небрежно скидывал обувь, подхватив с пола орущего кота, свободной рукой притягивал меня к себе и просто прижимался своими губами к моему виску. Я же щурилась от переполняющего меня счастья, вдыхая терпкий запах сигарет и одеколона, и начинала чувствовать себя по-настоящему дома.

Два раза в неделю я как по расписанию ездила за город к Женьке, который исправно запрыгивал в электричку на той самой станции, где мы уже однажды с Пашей сидели в высокой траве и молчали каждый о своём.

Занимались мы у Корчагиных. Напроситься в дом к Женьке я так и не рискнула, впрочем, он и не звал. А Пашка со свойственной ему простотой фыркнул и постановил, что за своим “мамонтом” я могу поехать к Петровичу. И я поехала, откинув от себя всякий стыд и волнение. К тому времени я уже была бегло знакома с их краткой биографией и не могла не восхищаться этими людьми. И если про Павла Петровича Савицкий рассказал мне ещё до нашего с ними знакомства, то новость о том, что Римма Борисовна в прошлом была одним из сильнейших следователей нашего города, оказалась для меня открытием. Пашка утверждал, что ей даже в своё время пророчили прокурорскую должность, но она отказалась, в итоге выбрав семью.

У Корчагиных была дочь Катя, которую я безошибочно определила на фотографиях. Катя с семьёй жила где-то на юге страны, а заскучавшие в городской среде Корчагины пару лет назад перебрались в район, полностью отдавшись домашнему хозяйству. Они были очень привязаны к Пашке, на что тот и отвечал им сторицей. Только за одно это я была готова расписаться в своём вечном уважении к ним, но уже буквально за пару поездок обнаружила, что и сама всем сердцем рвусь сюда. Наверное, потому что именно здесь, в абсолютной семейной обстановке, мы с Пашкой расслаблялись сами. С моими родителями так не получалось, может быть потому, что те всё время пускали в нас ожидающие взгляды, будто мы вот-вот должны были объявить о своей скорой свадьбе. Это заметно выматывало.

Наши занятия с Женькой проходили нахрапом по несколько часов, запас знаний у него оказался нулевой, зато упорства - хоть отбавляй. Правда, каждый раз это всё происходило с таким боем, что мне порой начинало казаться, что было бы легче пойти работать грузчиком. Парень очень болезненно относился к своим неудачам, и когда выяснилось, что он даже толком читать на английском не умел, меня едва не послали в пеший сексуальный поход, благо что он вовремя одумался и даже сухо извинился под строгий взгляд Павла Петровича.

Но я, уже наученная нелёгким опытом общения с Женькиным взрослым прототипом в лице капитана Савицкого, понимала, что раз ворчит - значит, переживает, а раз переживает, значит, ему не всё равно. И это действительно помогало набираться терпения, что в итоге не могло не дать скромных, но таких желанных результатов.

Уже через три недели наших занятий парень не просто начал читать и составлять коротенькие элементарные предложения, но и делать это настолько чисто, практически без всякого акцента, что я заподозрила у него наличие чуть ли не идеального музыкального слуха.

Женька радовался, хоть и делал вид, что ему по барабану, но хорошо нацепленная на лицо маска была не способна сдержать рвущуюся наружу улыбку.

Домой мы с ним возвращались поздно. Обычно этим вопросом занимался Пал Петрович, но иногда и самого Пашки хватало на то, чтобы приехать за мной. И тогда мы могли остаться ночевать в доме Корчагиных. Иногда удавалось уговорить и Женьку задержаться вместе с нами, но чаще всего он неизменно рвался домой, переживая за мать. Паша, как всегда, во всём оказался прав.

***

Была ночь пятницы, и мы с Савицким вновь ночевали в гостях у Корчагиных. Вопреки тому, что на календаре была уже середина августа, за окном стояла ужасная жара, не желающая спадать хотя бы в тёмное время суток. Поэтому мы с Пашкой просто валялись на отведённом нам диване, мокрые и потные без всяких лишних телодвижений. Сон не шёл.

Паш, - в темноте позвала я его. - Расскажи мне что-нибудь?

-Господи, Ксюшка, только не говори, что я зря поверил на слово Маркову и лично не проверил у тебя паспорт. Он-то утверждал, что ты взрослая!

-Не издевайся, - вяло попросила капитана, уже привыкшая к его манере балагурить на ровном месте.

-Ну а что за просьбы детские-то? Ну что я тебе рассказать должен?

-Не знаю…

-Ну вот и я не знаю.

Я тяжко вздохнула достаточно жалостливо, чтобы Пашка вдруг пошёл на уступки.

-Тему хоть задай, что тебе рассказывать. Ужасы? Сказки? Романтик? Хотя нет, романтик отменяется, ты же меня потом первая в изращениях и обвинишь.

-Ты когда-нибудь любил? - вырвалось у меня. Не скажу, что само собой, ибо в последнее время я много об этом думала, а вот спросить никак не решалась.

Савицкий резко замолк, а я напряглась, жалея, что в комнате было темно. Многое сейчас бы отдала, чтобы увидеть его лицо. Секунды молчания вышли до безобразия гнетущими, и я уже подумала сказать, что можно не отвечать, раз это так сложно, но Паша всё-таки отозвался.

-А полегче у тебя вопросов не было? - меня это покоробило. В тайне надеялась на совсем другой ответ.

-Разве это сложный вопрос? - встала в позу я.

-Не знаю, - странным образом растерялся капитан. - А ты любила?

В голове проскочила мысль, что следователю Маркову нужно было всё-таки лучше проверять мой паспорт, потому что страдать такой фигнёй могла исключительно я: задавать такие вопросы, на которые сама не горела желанием отвечать.

Пашка, правильно разгадавший мою заминку, понимающе хмыкнул, назидательно заметив:

-То-то же.

Я нахмурилась, порицая себя за малодушие. Что ж мы с ним такие недоразвитые-то оба? И панически зажмурившись, как перед затяжным прыжком, еле слышно просипела:

-Нет.

Мужчина рядом со мной завис, после чего вполне искренне удивился:

-Не понял, - выдал Пашка и замялся, скорее всего, подбирая слова. - Я же у тебя... не первый.

Прозвучало наивно. И эта наивность, совершенно несвойственная тридцатидвухлетнему Пашке, повидавшему в этой жизни если не всё, то многое, вызывала жгучее желание обнять его или как минимум погладить по голове.

-Наверное, я просто никого не подпускала близко… - пояснила несмело. - Душевно. А без этого любить сложно.

-Ты не подпускала? - зачем-то переспросил капитан, словно не веря услышанному.

-Я.

-Да брось. Ты хоть и колючая, но у тебя по жизни всё на лице написано большими буквами, ты же абсолютно не умеешь отстраняться или отгораживается.

-Оказывается, умею.

Он завошкался на месте, а потом извлёк из-под подушки свой телефон, пару раз провёл по экрану пальцами и, оставив слабо мерцающий дисплей включённым, положил трубку между нами так, что теперь можно было разглядеть лица.

-Рассказывай.

-Да нечего там рассказывать, - попыталась увильнуть, уже жалея, что начала весь этот разговор. - И вообще - это я от тебя историю просила, а не наоборот.