Порочная (ЛП) - Ловелл Л. п.. Страница 8

— Что с вами, люди, происходит, и какого хрена вы никогда не предупреждаете! — они оба игнорируют меня. Ронан стоит рядом со мной, пока мужчина накладывает мне швы. Закончив, доктор похлопывает меня по колену, и Ронан ощетинивается, прежде чем рявкнуть что-то по-русски. Лицо доктора становится белым, и он быстро убирает свои принадлежности, прежде чем выскочить за дверь.

— Если будешь постоянно пугать всех до усрачки, никто не захочет на тебя работать, — говорю я, нерешительно двигая рукой назад-вперёд, проверяя её, пока чувствительность медленно возвращается. Лучше всего, чтобы у тебя не было помех, когда спишь рядом с дьяволом. Ронан свирепо смотрит на меня, и я закатываю глаза. — Такой жизнерадостный человек, — я прижимаю руку к груди и, поморщившись, вытягиваю её.

Ронан направляется к двери, поглядывая на часы.

— Завтрак будет подан через десять минут. — И с этими словами он входит в открытую дверь.

Боже, он доведёт меня до приступа. В одну минуту он стреляет в меня, в следующую открыто говорит, что хочет меня, а сейчас… сейчас он просто такой, как обычно, довольный собой.

Чем больше я думаю о признании Ронана прошлой ночью, тем большее беспокойство испытываю, потому что это были слова не мужчины, который хочет пленить женщину. Это были слова человека, находящегося в состоянии войны с самим собой, той же войны, которую чувствую я. Когда такой мужчина, как Ронан Коул, хочет тебя, выхода нет. Только принятие или раздражение. Я знаю, и всё же свобода манит меня. Я беспокоюсь, что чем на дольше я здесь останусь, тем больше буду хотеть его и тем дальше буду погружаться в омут разврата, в котором мы оба так охотно барахтаемся. Пока однажды мне не захочется уходить. Я просто буду его пленницей. Его верная марионетка на верёвочке, сломленная, соучастница. Я не могу этого допустить. Я должна бороться, независимо от того, насколько волнующим является для меня его присутствие.

Я встаю и выхожу из комнаты, погруженная в свои мысли, направляясь в столовую.

Ронана ещё нет, но слуги суетятся вокруг, расставляя тарелки и наливая кофе. Я сажусь на своё обычное место и беру нож, крутя его на указательном пальце.

Когда двери в столовую снова открываются, Ронан стоит между ними, безупречный в своём дизайнерском костюме. Он садится на своё место, слуги немедленно наливают ему кофе и чуть ли не кланяются в его присутствии. Он бросает взгляд поверх края своей кофейной чашки.

— Разве в Мексике не пьют кофе?

— Это Хуарес, а не джунгли Амазонки, Ронан, — я фыркаю. — У нас даже есть электричество, если тебе интересно.

— Ясно. — Он делает глоток кофе, прежде чем поставить чашку на стол.

Перед нами ставят две тарелки. Яйца Бенедикт, такие же, как и каждое утро. Он абсолютно предсказуем, когда дело доходит до его комфорта и самых прекрасных вещей в жизни.

Мы едим в тишине, и я не прилагаю никаких усилий, чтобы заговорить с ним. Мои мысли витают где-то далеко, я мечтаю о горячих песках пустыни и грязных коррумпированных улицах, которые, возможно, никогда больше не увижу. Когда слуги возвращаются, чтобы убрать со стола, я отодвигаю свой стул. Ронан прочищает горло.

— Нам нужно кое-что обсудить, — произносит он, бросая салфетку на стол.

— Что?

Он постукивает по столешнице.

— Ты хочешь обрести свободу, но… Я хочу оставить тебя у себя.

Я откидываюсь на спинку стула, встречаясь с ним взглядом.

— Да.

Его глаза скользят по моему телу, пока каждый дюйм моей кожи не начинает гореть от одного его взгляда.

— Ты играла честно, так что… как бы сильно я ни желал тебя, я должен отпустить тебя. Ты можешь уходить. — Он качает головой, отодвигает свой стул от стола и встаёт. — Так жаль, мы могли бы быть такими могущественными вместе.

Я прищуриваю глаза.

— Ты отпускаешь меня?

— Да, — он отворачивается от стола. — Я буду скучать по тебе, маленькая кошечка.

Моё сердцебиение учащается, и мной овладевает что-то близкое к панике. Это то, чего я хочу, не так ли? Свобода.

— Я попрошу Игоря подогнать для тебя машину, — он направляется к двери.

— Ронан, — его имя срывается с моих губ без разрешения.

Остановившись, он поворачивается ко мне лицом. Наступает отчаянный момент, когда всё, что я слышу, — это хрип моего собственного дыхания в лёгких. Я разрываюсь между знанием о том, что я должна делать, о том, что мне нужно сделать, и о том, чего я хочу… и тем, чего я жажду. Эти два понятия яростно противоречат друг другу, сталкиваясь в моём сознании.

Мои ногти протестующе скрежещут, когда я хватаюсь за край стола, пытаясь удержаться на месте, пытаясь позволить ему уйти. Моё тело ощущается очень похожим на одну из его марионеток, когда я встаю, подхожу к нему и прижимаюсь губами к его губам. Мне нужен он, его вкус, его власть, его абсолютная жестокость. Его пальцы хватают меня за волосы, дёргая достаточно сильно, чтобы у меня загорелась кожа головы. Поцелуй злой и отчаянный, потребность смешана с ненавистью и странной окончательностью, от которой у меня болит в груди.

— Теперь у тебя есть свобода, — говорит он мне в губы. — И теперь я могу оставить тебя, потому что ты этого хочешь, — его пальцы сжимаются в моих волосах.

Я отстраняюсь, пока мои губы едва не касаются его.

— Я не могу хотеть тебя.

— Ах, но ты жаждешь меня так же сильно, как я жажду тебя. Мы два наркомана, гоняющиеся за одним и тем же тёмным кайфом, — выдыхает он, аромат дорогого бренди ласкает мой язык. Конечно, он прав. Эта бурлящая потребность окутывает меня водоворотом, таким глубоким и тёмным, что я продолжаю тонуть.

Я крепко держусь за его пиджак, и каждая клеточка моего существа притягивается к нему. Я ничего не могу сказать. Я не доверяю себе говорить — не для того, чтобы с головой окунуться в извращённый мир Ронана, потому что, как бы я ни пыталась это отрицать, я действительно хочу его. Я хочу всего, чем мы могли бы стать, и у меня больше нет никаких предлогов, за которыми я могла бы прятаться. Он освободил меня. На этот раз нет никаких сомнений в том, что я добровольная участница. Я чувствую себя незащищённой. Уязвимой. Ягнёнок под прицелом льва, которому некуда бежать или прятаться.

— Не лги себе, Камилла. Для этого нет причин. — Он проводит пальцами по моему горлу. — Если бы ты этого не хотела, то уже была бы за дверью.

Я бросаю взгляд на дверь и думаю о Габриэле, о картеле, который мы создали вместе. Когда-то это было всё, чего я жаждала, — отхватить кусочек власти для нас двоих, стать безжалостной и внушающей страх, но теперь… Теперь Ронан изменил моё восприятие. Я думала, что я могущественна и что моё имя даёт мне защиту, но он похитил меня и так легко сделал бессильной. Он заставил меня одновременно ненавидеть его и желать его. Ни один мужчина никогда не сравнится с ним. Ни один мужчина никогда не заставит меня захотеть трахнуть его и перерезать ему горло на одном дыхании так, как это может сделать он. Возможно, в какой-то момент я буду готова бросить эту пагубную привычку, но на данный момент я не могу. И не буду.

Дрожащее дыхание покидает меня, и война в моём сознании достигает пропасти, переломного момента. Если я сейчас уйду от Ронана, я всегда буду страстно желать его. Я всегда буду хотеть чего-то недосягаемого для себя.

— Я могу уйти?

— Да.

Со вздохом я поднимаю на него взгляд. Я вижу ту же самую войну, бушующую в его глазах. Мы оба хотим чего-то, что презираем, потому что это делает нас слабыми, но что, если это сделает нас сильнее? Что, если Ронан сделает меня сильнее? Он прав, вместе нас было бы не остановить. Однако я всё ещё не могу полностью признать, что принадлежу ему. Мне нужно продолжать своё дело.

— Я хочу вернуть свой картель, — ухмыляюсь я.

В его глазах пляшут весёлые искорки.

— Конечно, хочешь.

— И я не останусь в качестве твоей шлюхой, Русский.

Лёгкая ухмылка появляется на его губах, и он проводит пальцами по моей щеке.

— Дьявол никогда не сделал бы шлюху своей королевой, Красивая, — отвечает Ронан, поворачиваясь и выходя из комнаты.