Порочная (ЛП) - Ловелл Л. п.. Страница 6

— Тогда называй меня своей пленницей, и мы оба будем понимать, на каких местах мы на самом деле находимся.

— Но это не так. — Его улыбка становится шире, его руки скользят по моим бокам.

Я стону и впиваюсь ногтями в его горло.

— Знай это… если бы я не была уверена, что ты остановишь меня по любой из причин, я бы ушла из этого дома и никогда не оглядывалась назад.

— Значит, ты слишком боишься уйти? — он убирает прядь волос с моего лица. — Теперь не такая храбрая, маленькая кошечка?

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы сдержать свой гнев.

— Как далеко я смогу уйти, Ронан? Парадная дверь? Ворота? Москва?

Он накручивает прядь волос на палец, его глаза мерцают.

— Не узнаем, пока не попробуешь. — Он вздыхает. — Разве не захватывающе?

Мне не должны нравиться эти отталкивания и притяжения, безумная работа его разума, но мне нравится. Мы всё ещё находимся в состоянии войны, и я ещё не полностью проиграла.

— Я рада, что моё пленение так тебя забавляет. — Я сажусь, глядя на него сверху вниз. — Как трагично, что тебе приходится сажать девушку в тюрьму, чтобы заставить её трахнуть тебя.

Уголок его губ приподнимается, прежде чем он хватает меня за руки и переворачивает, прижимая к себе. Он берёт оба моих запястья в одну руку, а другой задирает мне платье.

— Я уверен, что, если бы я прикоснулся к тебе прямо сейчас, ты была бы влажной для меня, Камилла. — Он ухмыляется. — Ты всегда готова.

Я ничего не говорю, и он просовывает руку мне между ног, скользя пальцем под нижнее бельё. Довольная ухмылка растягивается на его губах.

— Стокгольмский синдром, — молвлю я, борясь с вожделением, которое он вызывает слишком легко.

— Сомнительно.

Ронан вонзает свой палец в меня так сильно, что я задыхаюсь. Я закрываю глаза, когда он безжалостно трахает меня своей рукой. Каждый раз, когда я думаю, что сыта им по горло, он заставляет меня хотеть большего. Нет, нуждаться в большем.

Я чувствую, как он шевелится, и слышу скрип выдвигаемого ящика, шорох его возни в темноте. И тут холодный кончик лезвия прижимается к моему горлу. Бабочки порхают у меня в животе, мой пульс учащается.

Его палец проводит по моему клитору, от этого ощущения у меня внутри всё сжимается. А потом он останавливается. Лезвие скользит по моей груди, животу.

— Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, Камилла? — он шепчет, касаясь моей кожи. Я прикусываю губу, когда моя кожа покрывается мурашками. Его вес опускается на меня, когда он раздвигает мои ноги. — Хочешь? — он плюёт на мою киску, растирая её. — Ты такая влажная для меня. Моей власти. Моего контроля. — Лезвие ножа ласкает изгиб моего бедра. — Я мог бы порезать тебя… как бы выглядела твоя киска, залитая кровью? — он втягивает воздух, как будто не может сдержаться. Лезвие царапает внутреннюю сторону моего бедра, и я дрожу, сдерживая стон. Всё моё тело дрожит от предвкушения. Я хочу почувствовать прикосновение лезвия к своей коже, запах крови в воздухе, и больше всего я хочу увидеть, как Ронан теряет контроль при виде алой жидкости, покрывающей мою кожу. Потому что так и будет, это его единственная слабость, и, в свою очередь, она же стала моей.

— Почему бы тебе не выяснить это? — выдыхаю я.

Жжение от лезвия, когда он режет моё бедро, пронзает меня насквозь. Я стискиваю зубы, чтобы не застонать, когда он проводит рукой от моего бедра к киске, размазывая кровь.

— Такая хорошенькая, Красивая.

— Я хочу ощутить вкус моей крови на твоём языке, Ронан, — поддразниваю я.

С ухмылкой он наклоняется между моих ног, его горячий язык скользит по мне. Моя спина выгибается, и мои пальцы зарываются в его волосы. Ронан стонет, его пальцы впиваются в мои бёдра с такой силой, что я знаю, от него останутся синяки. Он трахает меня своим языком, пока я не оказываюсь на грани, а затем он отходит, и его рот прижимается к моим губам, покрывая их моей киской и кровью.

— Тебе нравится, какая она на вкус? — спрашивает он.

Я обхватываю его рукой сзади за шею и притягиваю к себе, крепко целуя.

— Нет ничего лучше вкуса крови и секса, — отвечаю я, прежде чем прикусить его губу. Мои зубы прокусывают его кожу, и я провожу по ней языком. Я знаю, что влюбляюсь в него, принося в жертву всякое чувство гордости, но я зашла слишком далеко и тону в похоти, чтобы обращать на это внимание.

Как одержимая женщина, я царапаю ногтями его пресс, оттягивая резинку боксеров, пока его член не высвобождается. Схватив меня за бёдра, он разводит их в стороны и одним толчком входит в меня. Сдавленный вздох срывается с моих губ при этом вторжении. Ронан смеётся, опуская голову мне на грудь.

— Красивая, — стонет он, выходя и заставляя себя снова войти. Это жестоко, совершенно раскованно и первобытно. Он трахает меня так, словно претендует на всё, чем я являюсь. Моё тело рвётся к нему, и я выкрикиваю его имя, когда опьяняющий прилив удовольствия захлёстывает меня. Ронан рычит, его тело напрягается, а пальцы сжимаются на моих бёдрах с такой силой, что его короткие ногти прокалывают кожу.

Его губы прижимаются к моим, тяжёлое дыхание овевает моё лицо, прежде чем он падает на спину на кровати рядом со мной.

Да, Ронан Коул предъявил на меня права. Дьяволу нужна моя душа, и, возможно, я хочу, чтобы она досталась ему. Власть, которую он имеет надо мной, пугает. Не уверена, что смогу это сделать.

Глава 5

РОНАН

На кровати движение, но я держу глаза закрытыми. Любопытно… ещё более любопытно, что она собирается делать. Звук её ног, ступающих по полу, едва заметен. Я улыбаюсь, моя грудь трепещет от предвкушения, когда я подглядываю одним глазом, наблюдая, как её тень скользит по стенам. Её сердце, должно быть, бешено бьётся, как маленькая птичка в клетке. На самом деле, я почти слышу его…

Дверные петли скрипят. Камилла замирает, а я лежу неподвижно. Притворяюсь спящим. О, какая театральность во всём этом… Теперь вопрос в том, как далеко я позволю ей убежать, прежде чем погнаться за ней?

Она проскальзывает через приоткрытую дверь в холл. Я сажусь, насвистывая, и хватаю своё толстое пальто и ботинки. Я зашнуровываю их туго и плотно. Внизу кричит охранник, и я предполагаю, что она уже вышла за дверь. Как волнующе. Охота в диких русских лесах.

К тому времени, как я добираюсь до лестницы, Донован уже наверху, согнувшись пополам и держась одной рукой за перила, пытается отдышаться.

— Она… — он задыхается. — Она сбежала, сэр.

Я ухмыляюсь, застёгивая пальто.

— Знаю. Скольких мужчин она убила на этот раз?

— Она ударила Дмитрия вазой по голове и…

— Какой вазой?

Донован мгновение непонимающе смотрит на меня.

— Нефритовой.

Я вздыхаю.

— Она была времён династии Мин… Но, — я начинаю спускаться по лестнице, — я бы не ожидал, что дикарь распознает искусство.

Входная дверь широко открыта. Её крошечные следы украшают снег.

— Камилла, — пою я. — Где ты?

Я иду по следу, мой адреналин растёт с каждой секундой. Арктический ветер завывает вокруг меня, и я наслаждаюсь им. Она, должно быть, замёрзла…

Когда я подхожу к главным воротам, то нахожу двух охранников мёртвыми. Скорчившихся в луже крови. Один без ботинок.

Умная маленькая кошечка.

Я смеюсь, и звук отражается от деревьев, окружающих мою собственность. Отпечатки ботинок ведут через ворота в лес. Она так отчаянно хочет быть свободной, но она не понимает: истинную свободу можно обрести только после смерти.

Я продираюсь сквозь куртку другого охранника, хватаю его пистолет и бегу за ней по её следам на снегу. Когда я был ребёнком, мой отец брал меня с собой поохотиться на оленя в этих самых лесах. Я помню предвкушение, то, как колотилось моё сердце, когда я смотрел в оптический прицел на беспомощное маленькое существо. Я правда наслаждаюсь острыми ощущениями.

— Камилла? — я снова зову её, когда добираюсь до гущи деревьев.

Справа от меня хрустит ветка, и я поворачиваюсь, целясь из пистолета в темноту как раз перед тем, как вспыхивает искра и раздаётся громкий хлопок. С дерева позади меня осыпается кора, и я смеюсь.