Порочное обещание (ЛП) - Джеймс М. Р.. Страница 15

— Мне не следовало идти в тот клуб, — шепчу я. Я никогда в жизни ни о чем так сильно не сожалела.

И снова я вижу этот проблеск сочувствия.

— Вероятно, это произошло бы в любом случае, — признает Лука. — Братва не известна тем, что забывает о картах, которые им приходится разыгрывать, а ты всегда была картой, София. Шахматная фигура в игре, которая больше тебя или меня. Твой отец надеялся, что этого не произойдет, но он был настроен оптимистично. В эти последние мгновения перед его смертью я не могу винить его. Он хотел верить, что его семья будет в безопасности, несмотря на все, что он знал об обратном.

Я чувствую, как у меня сжимается живот, и на секунду мне кажется, что меня сейчас стошнит. Лука все еще между мной и дверью, но единственное, что я знаю в этот момент, это то, что я убираюсь отсюда к чертовой матери, так или иначе.

— Я не карта и не шахматная фигура. И я уверена, что не выйду замуж за мафиози! — Теперь я чувствую, как вздымается моя грудь, мое дыхание учащается. — Люди, на которых ты работаешь, причинили боль моей матери. Мой отец мертв, потому что он работал на них. И теперь ты говоришь мне, что однажды станешь главой этой организации, и все же я должна выйти за тебя замуж, хочу я этого или нет?

Я наклоняюсь к нему, мои глаза гневно сверкают, когда я выплевываю следующие слова ему в лицо.

— К черту это.

Прежде чем Лука успевает ответить, я обхожу его и бегу к двери. Я все еще босиком, но мне все равно. Я куплю новые туфли Ане, у меня нет времени останавливаться, чтобы схватить их или надеть. Я не собираюсь оставаться здесь ни секунды с этим мужчиной, который думает, что может указывать мне, что я собираюсь делать, за кого я выйду замуж, и что он может изменить весь мой жизненный план за несколько минут из-за того, что произошло много лет назад. Прости, папа, думаю я, пытаясь вырваться, распахивая дверь спальни и выбегая в коридор. Если это действительно то, чего ты хотел, прости. Но я просто не могу в это поверить.

У меня нет времени осматриваться. Я немного поскальзываюсь на гладком деревянном полу в коридоре, держась за стену, прежде чем броситься к лестнице, ведущей вниз, на первый этаж. Я слышу шаги Луки позади меня, и мне так страшно, что я едва могу дышать. Во второй раз за сегодняшний вечер все, о чем я могу думать, это о том, что я должна сбежать.

Лука почти догоняет меня, достаточно близко, чтобы схватить за руку, пока я еще на лестнице. Он пытается оттащить меня назад, развернуть, но я мертвой хваткой вцепляюсь в перила и вырываю свою руку из его, покачиваясь вперед. У меня все еще кружится голова от наркотиков, которые мне дали русские, и я поскальзываюсь, скатываясь с последних нескольких ступенек на пол. Воздух вырывается из меня, когда я приземляюсь, и я мельком вижу обеспокоенное лицо Луки за несколько секунд до того, как мне удается снова вскочить на ноги, игнорируя его, когда я прорываюсь к входной двери квартиры.

С чего бы ему беспокоиться обо мне? Его даже не волную лично я. Я также ни на секунду не верю, что его действительно волнует обещание, данное двумя мертвецами, какими бы близкими ни были он и его отец. Я в некотором роде ценна для него, в конце концов, он назвал меня шахматной фигурой. Это единственное реальное объяснение, которое я могу придумать для его настойчивости в том, чтобы мы прошли через это. На короткую секунду я думаю, что у меня это получится. Я тянусь к ручке входной двери, когда чувствую сильные руки Луки на своей талии во второй раз за вечер, и он тянет меня назад, разворачивая лицом к себе.

— Нет! — Кричу я, царапая его лицо, но он без усилий хватает меня за запястье, подталкивая к двери. Когда я пытаюсь дать ему пощечину свободной рукой, он хватает и ее, толкает меня спиной к двери и зажимает мои руки над головой. Его тело почти касается моего, и я понимаю, что он тоже тяжело дышит, его грудь вздымается, когда он смотрит на меня сверху вниз, его взгляд прикован к моему так же уверенно, как его руки прикованы к моим запястьям.

Я вырываюсь из его хватки, но он слишком силен. Он даже сильнее, чем кажется, и я чувствую силу в его хватке надо мной, вижу, как напрягаются мышцы его рук, когда он держит меня там, как бесполезно трепещущую бабочку под микроскопом. Я смотрю на него, чувствуя, как остатки борьбы во мне угасают, пока он смотрит на меня.

— Я не выйду за тебя замуж, — шепчу я, но знаю, что это бесполезно. По какой-то причине, кажется, ничто из того, что я говорю, не меняет его мнения, хотя он утверждает, что тоже этого не хотел. Я помню, он сказал, что ему это не нужно. И когда я смотрю на него, мне интересно, что он имел в виду под этим. — Ты сказал, что не хочешь жениться. — Я облизываю пересохшие губы и вижу, как его взгляд скользит вниз, скользит по моему рту. — Не то, чтобы я хотела выйти за тебя замуж.

Лука долго молчит.

— Все это не имеет значения, София, — тихо говорит он.

— Почему?

— Потому что независимо от того, чего хочу я или чего хочешь ты, мы будем женаты.

— Но, почему? — Я нажимаю снова, зная, что звучу для всего мира так, словно мне снова двенадцать, умоляя дать другой ответ на вопрос, ответ на который мне не нравится.

— Потому что, — просто говорит он. — Ты моя.

И затем он наклоняет голову, мои руки все еще прижаты им, и его губы обрушиваются на мой рот.

ЛУКА

Раздражающая. Упрямая. Приводящая в бешенство. Глупая. Безрассудная. Все это прилагательные, которые я могу применить к Софии Ферретти. Это также все качества, которые я бы никогда не выбрал в жены. Но когда мне наконец удается поймать мою сбежавшую невесту за руку на дверной ручке и развернуть ее лицом к двери, то, тоже самое собственническое желание, которое я почувствовал, когда увидел ее на своей кровати, пронзает меня, подогревая мою кровь, пока я не чувствую, что горю от него. Единственная мысль в моей голове, это то, что она моя.

София Ферретти принадлежит мне.

И я хочу ее.

Ее непрекращающиеся вопросы, ее отказ подчиниться, и ее глупая попытка сбежать из пентхауса должны были только разозлить меня. Они должны были заставить меня передумать, позвонить Дону Росси и сказать ему, чтобы он приехал, забрал ее и делал то, что ему заблагорассудится. Потому что совершенно ясно, что, если я женюсь на Софии Ферретти, она будет занозой в моей заднице, пока мы оба будем живы.

Вместо этого ее изящные запястья в моих руках, вытянутые над ее головой, только заставляют меня думать о том, каково было бы привязать ее к изголовью кровати, раздеть ее догола и дразнить языком каждый дюйм ее тела, пока она не будет умолять меня позволить ей кончить. Когда я толкаю ее к двери и чувствую, как она бесполезно борется в моих объятиях, все, что я могу представить, это как она будет чувствовать себя подо мной, ее совершенное, стройное тело извивающиеся, когда я засовываю в нее каждый дюйм своего ноющего члена, делая ее своей всеми возможными способами, а затем ее язык, обводящий полную форму ее губ, лишает меня возможности думать о чем-либо другом, кроме как впервые поцеловать ее.

В картинке нет ничего романтичного. В тот момент, когда я держу Софию Ферретти в плену у моей входной двери, я не думаю о том, как сделать наш первый поцелуй незабываемым. Единственная мысль в моей голове, это то, что по какой-то причине она заставила меня хотеть ее больше, чем я когда-либо хотел какую-либо женщину за всю свою жизнь. Я тверже, чем когда-либо в своей жизни, удручающе, болезненно возбужден, и все, о чем я могу думать, это о том, что я в одном импульсивном решении от того, чтобы поднять ее и трахнуть у этой двери, здесь и сейчас.

Но она не перестанет задавать один и тот же вопрос, снова и снова:

— Почему?

Поэтому я затыкаю ей рот лучшим способом, который только могу придумать я со своей почти болезненной эрекцией.

Я целую ее, крепко.

В тот момент, когда мои губы опускаются на ее, она перестает сопротивляться. На мгновение совершенства, блаженства, она замирает абсолютно неподвижно, и у меня есть секунда, чтобы осознать, что ее губы даже мягче, чем я себе представлял. Ее нижняя губа полная и сочная, и она идеально прилегает к моему рту, настолько идеально, что я не могу удержаться, чтобы не пососать ее между своими. Я провожу языком по ее нижней губе, скользя им по ее губе, и впервые ощущаю вкус того, насколько сладки губы Софии. Я хочу зарыться руками в ее волосы, попробовать на вкус каждый дюйм ее тела, целовать ее от рта до киски и лизать ее там, пока она не закричит от удовольствия. Я хочу чувствовать, как эти полные губы обхватывают меня, скользя вниз, когда я погружаюсь по всей длине в заднюю часть ее горла. Я хочу видеть, как этот сладкий рот открывается и ждет, когда я кончу на ее язык.