Сочинения великих итальянцев XVI века - Макиавелли Никколо. Страница 7

Раздробленность страны, ее бедствия в годы Итальянских войн были предметом постоянных размышлений другого выдающегося флорентийца, политического мыслителя и историка Франческо Гвиччардини. Он стал автором первого историографического труда, вышедшего за рамки локальных историй отдельных государств Апеннинского полуострова, — «Истории Италии». И в других своих сочинениях — «Истории Флоренции», посланиях итальянским государям Гвиччардини, опытный дипломат и политик, набрасывал широкие картины современной действительности, настойчиво развивал идею необходимости сплочения всех сил страны для отпора внешним врагам. Как и Макиавелли, Гвиччардини хорошо сознавал отличие политической практики от умозрительных представлений о государстве: «Как отлична практика от теории! Как много людей, хорошо все понимающих, которые либо забывают, либо не умеют претворить в действие свое знание! Для таких людей ум их бесполезен».^[8] В своих «Заметках о делах политических и гражданских» он пишет: «Великая ошибка говорить о делах человеческих, не делая ни различий, ни оговорок и рассуждая, так сказать, правилами; ведь почти во всех делах благодаря изменчивости условий существуют различия и исключения, так что нельзя мерить их одной и той же мерой».^[9] Гвиччардини утверждает, что познанию должна учить рассудительность, но вместе с тем призывает не полагаться всецело на природный ум: его одного недостаточно без практического опыта: «Ведь всякий, кто только соприкасается с делами, будь он умнейший человек в мире, мог знать, что опытом достигается многое, к чему не могут привести одни только природные дары». Опыт заставляет вносить коррективы и в этические представления: не только в политике, но и в повседневной жизни необходимо «брать вещи как они есть и считать меньшее зло за добро».^[10]

Подобно гуманистам XV в. и Макиавелли, Гвиччардини уделял большое внимание возможностям человека в борьбе за достижение своих целей и в этой связи неоднократно обращался к проблеме Фортуны. «Кто всматривается в вещи как следует, — пишет он, — не может отрицать величайшего могущества судьбы в делах человеческих... правда, осторожность и старания людей могут многое смягчить, но одного этого все же мало, необходимо еще и счастье».^[11] Гвиччардини пытается применить свои этические максимы к проблемам большой политики, но нередко они все же отступают на задний план, поскольку он в своих оценках, как и Макиавелли, руководствуется прежде всего реальными обстоятельствами дела. «Нельзя править государствами по совести — утверждает Гвиччардини, — если вдуматься в их происхождение, окажется, что все они порождены насилием, — свободны от насилия только республики, да и то лишь в пределах родного города и не дальше. Я не делаю из этого правила исключение для императора, а еще менее для духовенства, которое творит двойное насилие, так как принуждает и светским, и духовным оружием».^[12] Гвиччардини тоже связывает многие беды Италии с децентрализаторской политикой папства и проявляет при этом тонкую наблюдательность в анализе былой и современной политической обстановки. Давая советы правителям, Гвиччардини нередко облекает их в форму блестящих афоризмов. Такова его своеобразная заповедь: «Не боритесь никогда с религией и вообще с вещами, зависящими, по-видимому, от Бога, ибо слишком сильна власть этого слова над умами глупцов».^[13] Глубокое знание политических механизмов, которыми пользуются государства во всех видах своей деятельности, прежде всего в дипломатии и военном деле, позволяло Гвиччардини не только придавать практическую направленность своим рекомендациям и наблюдениям, но и формулировать свои представления об идеале, пусть и труднодостижимом: «Три вещи хотел бы я видеть перед смертью, но я сильно сомневаюсь, что увижу хотя бы одну, даже если бы мне удалось прожить долго: это хорошо устроенную республику в нашем городе, Италию, освобожденную от всех варваров, и мир, избавленный от тирании этих злодеев-попов».16

С исключительной яркостью республиканские убеждения Гвиччардини проявились в его «Истории Флоренции», часть которой публикуется в настоящем издании. Проблема республиканизма, волновавшая флорентийских гуманистов на протяжении всего предшествующего столетия и находившая последовательное решение в рамках гражданского гуманизма, вновь была выдвинута на первый план всем ходом общественно-политической жизни Флоренции начала XVI в. Осмысление этой проблематики, то страстное, то подчеркнуто трезвое, рационалистичное, можно видеть в широком спектре политических и исторических сочинений конца XV — первых десятилетий XVI в., включающем не только таких гигантов, как Макиавелли и Гвиччардини, но и Нарди, Валори, Контарини и других. Характерно, что все эти политики и историки создавали часть или даже все свои сочинения на итальянском языке, а не на латыни, и много сделали для его совершенствования. Все они считали родной язык важным фактором национального единства. И все же на общем фоне особенно высоко следует оценить заслуги Макиавелли и Гвиччардини. Ренессансная политическая и историческая проза обрела в их творчестве классическую завершенность.

Эпоха Высокого и Позднего Возрождения стала временем блестящего расцвета итальянской социально-утопической мысли, получившей яркое выражение в сочинениях Антонио Бручоли, Антона Франческо Дони, Фабио Альбергати, Ортензио Ландо, Франческо Патрици и ряда других писателей. Для них характерно острокритическое отношение к существующим общественным порядкам, стремление понять причины социальных язв Италии. С гуманистами предшествующей эпохи авторов утопий XVI в. роднит глубокий интерес к проблемам взаимосвязи политики и этики, вопросам воспитания человека. В отличие от большинства гуманистов XV в. главный акцент в процессе избавления общества от пороков они все же ставят не на самосовершенствовании отдельной личности и просветительстве, обращенном к обществу, а на задачах изменения самой структуры общественных порядков. Ставя под сомнение справедливость строя, основанного на частной собственности, Дони, Альбергати, Агостини выдвигают проекты идеальных порядков, покоящихся на господстве коллективной собственности и обязательного для всех труда. Ратуя за разумную организацию жизни людей, в которой должны быть воплощены принципы личной и гражданской гуманистической этики, авторы утопий вместе с тем не отвергают особой важности задач образования и нравственного совершенствования общества и каждого из его членов.

Одним из выдающихся утопистов Позднего Возрождения был Джованни Баттиста Джелли, автор диалогов «Причуды бочара» (часть их публикуется в настоящем томе). Как истый флорентиец, Джелли увлекался творчеством Данте и флорентийских неоплатоников XV в., верил в особое предназначение гуманистической Академии (он стал одним из основателей «Академии мокрых» во Флоренции), которая одна только способна просветить и правильно воспитать народ. И все же свои главные упования он возлагал на самовоспитание и самообразование простого люда, тем более что этот путь прошел и сам он — сапожник Джелли. Идея гармонического сочетания физического и умственного труда — одна из центральных в «Причудах бочара». Другая идея, которая занимала Джелли, — это связь людских бедствий с торжеством частной собственности. От нее все пороки; именно она рождает неравенство и тягу к богатству — причину конфликтов, возникающих в обществе, основу разделения людей на богатых и бедных. Джелли писал: «С тех пор как в мир вошли "мое" и "твое", люди стали настолько жадными, что помышляют лишь об одном, как бы правдой или неправдой обогатиться»; при этом беднякам «не оказывают никакого уважения, презирают и избегают их как диких зверей, в то время как богачей лелеют, почитают и восхваляют все, что они делают, и все, что они произносят, хотя те не совершают добра и говорят нелепые вещи».^[14] Не предлагая избавляться вовсе от частной собственности и коренным образом менять существующий порядок, Джелли в отличие от упомянутых выше утопистов все свои упования возлагал на совершенствование мира с помощью христианской любви, на расцвет добродетели человека-труженика.