Училки. Сборник - Санлайт Агата. Страница 8
Вот только сосредоточиться, выбросить физичку из головы не получалось ни за завтраком, ни при подготовке к деловым встречам. Как будто она околдовала Ката, приворожила.
Проверив документы, он опять усмехнулся этому факту. Подтвердил встречу по вотсапу и отправился по делам, не переставая думать, что очень скоро окажется в Универе, зайдет на кафедру физики… А там… как знать…
Глава 2
Алина
По дороге домой я почему-то все время мысленно возвращалась к Шаукату Вяземцеву. Было в нем что-то такое, что притягивало и привлекало меня как женщину. Однако я не такая дура, чтобы предполагать, будто этот богатый плейбой реально мной заинтересован. Скорее всего, хочет затащить в койку. В лучшем случае, предложить пару постельных марафонов. Оно мне надо? Нет уж! Подобные интрижки губительны и для репутации преподавателя и для женского самолюбия. Неприятно осознавать, что тебя используют, как ожившую секс-игрушку, а потом выбрасывают за ненадобностью. Даже если богатей не скупится на откупные.
Да и репутация в вузе мне гораздо дороже сомнительного внимания Вяземцева. Не хочу, чтобы на меня показывали пальцем, не хочу, чтобы коллеги обсуждали за спиной какая я глупая, падкая на деньги и хорошую жизнь. Не хочу, чтобы каждый богатый студент стремился повторить подвиг Вяземцева. Ну, а что? Раз одному удалось, другие, что, рыжие? Это же для них нечто вроде спорта.
Нет, нет и нет…
А все-таки… какие у него глаза. Голубые, редкий цвет, между прочим. Да и мускулы… Качается, наверное…
Я расплатилась с таксистом через сбербанк онлайн и вошла на свою территорию. Мой Тошка вовсю резвился с няней – крупной темноволосой татаркой в возрасте. Фирдаус Шамсутдиновна помогала мне с сыном с первых же дней его жизни. И сейчас собирала непоседу в садик, забирала оттуда, кормила. Тяжело, когда нет бабушек и дедушек. Отца я никогда не видела, а маму схоронила еще в двадцать лет. Когда сверстники только и думали, что о тусовках, дискотеках, свиданиях…
А мамы вдруг раз – и не стало. Врачи сказали – разрыв кисты яичника. Утром мама ушла на работу, как обычно чмокнув меня в щеку. Мы планировали вечером поесть пельменей, которые сами налепили недавно… А днем мне позвонили и сказали, что маме неожиданно стало плохо. Скорая приехала быстро, но уже ничего не смогла сделать…
Я почти год вставала по утрам и на автомате ставила две чашки на стол… А потом убирала одну и плакала…
И только через полтора года я, наконец-то, раздала мамины вещи и разобрала ее документы. Оставила себе блокнотик в коричневой обложке, хранящий запах мамы и ее аккуратный, каллиграфический почерк и бумажку со стишком.
Она словно благословляла меня с небес…
Этот пожелтевший от времени кусочек бумаги я хранила в столе до сих пор…
Тошка стал моим спасением от одиночества и пустоты, которая поселилась в душе. Его детский задор заставил меня вспомнить, что я еще не древняя старушка, у которой все позади, а впереди лишь воспоминания… Запах жизни, но не ее вкус.
Видимость, но не настоящая жизнь…
Вот и сейчас мой мальчик и Фирдаус Шамсутдиновна играли во дворе в мячик. Резвились, напоминая, как же это здорово, что ты здоров, силен и еще вполне молод. Как же здорово жить! Я торопливо закинула домой сумку и присоединилась к веселью.
Мы носились по газону, хихикали. Перебрасывались мячиком, ловили его. Старались застать друг друга врасплох. Делали обманные движения, временами попадали в высокую ель, что росла неподалеку от забора и дерево возмущенно шуршало иголками.
Нет ничего прекрасней и удивительней, чем эти минуты безудержного, светлого и беззаботного веселья… И нет ничего важнее их в жизни…
Спустя часа полтора игры устали все. Даже мой неутомимый Тошка.
Я накормила непоседу пельменями, и он умял целую тарелку за милую душу. Сама я тоже отдала должное еде. Устала и вымоталась за день.
Уложила сына и несколько минут любовалась им. Я часто так делала, потому, что в последнее время Тошка стал смыслом моей жизни и моим единственным неповторимым мужчиной.
Маленький курносый носик уже посапывал, аккуратные губы растянулись в улыбке – ему снилось что-то приятное. Сын очень быстро вытянулся и давно перегнал сверстников. Стал широк в плечах так, что многие футболки и толстовки нужного роста оказывались маленькими. Но очень хорошо сложенным.
Я обожала его зеленые глазищи, иной раз такие хитрющие. Когда малыш затевал прятки или сюрприз для мамы. А иногда такие восторженно-искренние…
Я осторожно погладила Тошку по растрепавшимся каштановым волосам и отправилась спать.
И все-таки, лежа в кровати и закрыв глаза, я снова подумала о Вяземцеве. Зачем? Почему? Нет! Определенно мне нужно выбросить его из головы и четко дать понять, что парню ничего не светит. Если вдруг он еще этого не понял…
И у меня есть целых два средства для этого. Если не поможет первое, прибегну ко второму.
От мысли, что Вяземцев отступится, почему-то вдруг стало неприятно. Я даже немного расстроилась. Но постаралась успокоиться и вскоре крепко уснула.
Наутро няня забрала сына, чтобы отвести его в детский сад и оставила мне чай с яичницей. Преподавателю, как знаменитому пловцу перед тренировкой, необходимо побольше белка… Дабы монотонно бродить взад-вперед по аудитории, гипнотизируя студентов и таким способом заставляя их хоть что-то запомнить…
Если заснули – будить анекдотом.
Я позавтракала и отправилась в вуз.
Здесь я проделала традиционный ритуал любого преподавателя, который имел несчастье явиться на рабочее место первым.
Вначале я попросила у вахтерши снять кабинет с сигнализации. Затем проверила, выключилась ли красная кнопка над кабинетом. Если не выключилась, надо возвращаться к выходу из корпуса и заново просить снять помещение с сигнализации…
После этого я быстро открыла замок и выключила рубильник сигнализации, под ее навязчивое тиканье. Будто часовую бомбу обезвреживала.
Если всего этого не сделать в правильном порядке, вначале тебя оглушит сирена, затем охранники, которые прискачут на защиту бесценного вузовского имущества. Преподавательских столов, еще помнящих Брежнева, разваливающихся стульев и самого ценного – старых контрольных и экзаменационных листков. А затем тебя окончательно оглушит кто-то из вузовского начальства. «Ибо нефиг!» – как выражались в моей молодости.
Завершив ритуал без потерь: времени охранников, вузовского начальства и моего слуха, я сняла плащ и поставила чайник. Я вообще любила первые пары. Я – жаворонок, встаю около полседьмого, в семь утра, в крайнем случае. Люблю рано начинать рабочий день, чтобы часам к четырем уже возвращаться домой. Не всегда получается. Но большую часть недели я трудилась именно так.
После первой пары пришла Настя Рудникова. Я вернулась с лабораторок к нагретому чайнику и разложенному на тарелке печенью с шоколадом.
– Будешь? – кивнула подруга.
– Ты ж знаешь, я не люблю сладкое. А вот чай – с удовольствием.
Мы почаевничали и разошлись по занятиям. После очередных лабораторных работ мне ужасно захотелось еще горячего чаю. Не смотря на отопление и два нагревателя, которые прикупил завкафедры в лабораторию, в помещении было жутко холодно.
В том году я даже предложила хранить в наших аудиториях медикаменты. Естественно, за деньги! И прибыль для кафедры и первая помощь задубевшим преподам…
А кто-то из выпускников, зайдя к нам в гости, сказал: «Понятно, почему преподаватели и в восемьдесят лет бодрячком! В таком холоде мясо не портится».
Я вышла из кабинета и почти столкнулась с Шаукатом Вяземским.
Этот наглый плейбой улыбнулся, придержав за локоть и непозволительно долго не убирал руку. А затем сунул мне в лицо букет… из фруктов, ягод и леденцов на палочках. Физалис, клубника, черешня, виноград… Такой подарок стоил целое состояние… Я отшатнулась, едва не наткнувшись на одного из наших преподавателей – Панфилова Владислава Сергеевича. Пожилой мужчина с военной выправкой и окладистой бородкой покачал головой и бросил многозначительный взгляд на Татьяну Матвеевну Антонову – тоже нашу преподавательницу старшего поколения. Ярко накрашенная брюнетка с каре, в синей шелковой блузке и юбке-клеш едва доставашей до колен, посмотрела на меня осуждающе.