Целитель 12 (СИ) - Большаков Валерий Петрович. Страница 22
Гены целителя сработали-таки: больной задышал чаще, глубже, да и взгляд прояснился. Глаза медленно закатились, высматривая своего лекаря — и узнавая Васю. Но не радость отразилась в Олеговых зрачках, а тоска и боль.
Рита покусала губу, и сказала, наклоняясь к Инне:
— Вот что… Позвони Мише.
— Миша на Кубе⁈ — встрепенулась Видова. Ее ресницы изумленно вспорхнули.
— Должен быть. Может, еще в Гаване… Звони!
Подхватившись, Инка засеменила к дверям, а Гарина вышла в коридор, как только затих голос подруги, торопливый и умоляющий.
— Дозвонилась? — небрежно спросила она.
— Да! — выдавила Видова трясущимися губами. — Обещал подъехать…
Последним порог переступил Вася. Он выглядел сильно утомленным, а бледность и круги под глазами старили пятиклассника.
— Заснул, — глухо сказал мальчик, и поднял требовательный, но спокойный и ясный взгляд. — Мам… Дядя Миша — это мой папа?
Рита замерла, чувствуя, как бухает сердце в груди. Инна опустила радик и прислонилась к стене, глядя куда-то вбок.
— Да, — вытолкнула она со стыдом, но и с облегчением.
А Гарина отмерла, и даже чуток повеселела, замечая радостный блеск в глазах мальчишки.
— Только ты не говори… ему, — смущенно молвила Видова, поведя рукою к двери.
— Мне кажется, — медленно проговорил Васёнок, — что дядя Олег знает.
Тот же день, позже
Гавана, Ведадо
Звонок Инны совершенно выбил меня из колеи. Я и без того не знал, куда деваться, а тут еще это… Только закатился в «Ла Флоридиту», где выпивал Хемингуэй, как сразу — беги бегом, чертов Айболит, спасай Риткиного любовничка!
Я кисло переморщился, и даже оскалился от злости. Не на Риту, на себя. В запале можно такого наговорить — всю жизнь потом отмываться будешь.
Мои разум и душа бились на ринге без правил, изнемогая — умом я понимал, что всё — адюльтер, получи и распишись! Но с детским упорством не верил в измену — назло фактам, вопреки всему, что было дано глазам! Изворачивался, сбивая категоричность обвинений неуверенными и безвольными «якобы», «наверное», «вроде». Отчаянно цеплялся за самые смешные и нелепые версии, придумывал массу объяснений, пока не махнул рукой на алгебру с гармонией — и не выцедил изрядную порцию текилы…
Помогло — расслабился, даже как-то просел, будто дохлый осьминог на песке. Да лишь бы отупеть! Голова, правда, ноет, но мы ж целители…
— Cantinero, un granizado, por favor!
И получил высокий стакан холодной воды с ароматом непонятно каких фруктов. Огладил сосуд ладонью, накачивая энергией, но перестарался — мой «гранизадо» взбурлил и расплескался.
«Да пребудет с тобой Сила, джедай хренов…»
Я очень не хотел столкнуться с Ритой — и страстно жаждал этой встречи. Мозг кипел! Ревность, обида, унижение — с такого варева и свихнуться недолго. Вот и мечталось мне, как супружница всё-всё-всё объяснит, пусть и самым ледяным тоном! Пусть даже бросит меня, но потом, когда всё-всё-всё станет ясным, как летний день.
А вышло так, что киношники заселили почти весь этаж в «Гавана либре» — попробуй, прошмыгни незамеченным. И мы встретились. Почти.
Я углядел Риту издали — она вышла из одного номера, и вошла в соседний. Процокала каблучками, отворачиваясь — и провернула ключ в замке.
— Да пошли вы все! — зло выцедил я, толкая дверь в тот самый номер, который она только что покинула. Ну, разумеется…
Жилое помещение занимала семья Видовых. Инка сильно обрадовалась, завидев меня — прижалась, обволакивая знакомым теплом, бормоча слова лишние, но все равно приятные.
— Спасибо тебе, Мишенька! — выдохнула она с чувством.
— Да ладно… — буркнул я. — Врачи смотрели?
— Смотрели! — часто закивала «Хорошистка». — Сказали — рак мозга. Неоперабельный… — голос ее стал упадать. — Олегу меньше месяца осталось. Неделя, может…
— Ничего, — сухо сказал я. — У нас свои методы. Да, Вася?
— Ага! — кивнул мальчик, как-то странно глядя на меня.
— Будешь ассистировать.
— Ага! Я уже пробовал… немножко.
— Стоп! — нахмурился я, вглядываясь в его лицо. — Устал сильно?
— Да так… — замялся Васёнок. — Чуточку.
— Вижу, какую чуточку, — заворчал я. — Вон, бледный весь! Посиди лучше в сторонке, побереги свои извилины. Они тебе еще пригодятся.
Было видно, что мальчик огорчен, но он послушно залез в кресло у окна. На мягкий подлокотник изящно присела Инна, по-прежнему сплетая и расплетая пальцы. А я закатал рукава, в прямом и переносном смысле.
Олег глянул на меня снизу вверх, и — вот странность! — он испытывал по отношению ко мне вовсе не вину, а горечь. Мысли читать я разучился, и слава богу (на фиг мне такой бонус!), но сканировать эмоции, перепады психического настроя — это со мной с детства.
«Может, наш Олежа просто не видит ничего особенного в том, чтобы развлечься с чужой женой?» — подумал я, накручивая себя, и оборвал рефлексии. Не время! Обещал спасти — спасай.
Сперва я напитал мозг Видова энергией, ускорил иммунитет, подстегнул все жизненные процессы, а потом закрыл глаза (свои, разумеется!). Не знаю, как там иные хилеры с экстрасенсами… экстраскунсами… А я вот не могу толком объяснить, что и как… животворю.
Зловещая астроцитома угнездилась в Олеговой голове в чрезвычайно неудачном участке мозга — между корой и подкоркой. Я видел ее… не зрением… как кругляш темноты. Его надо было «засветить»… Чего ж тут непонятного, верно?
Минут пятнадцать я возился, пока мрачное траурное пятно не съежилось, меня цвет на темно-серый, местами белесый.
— Вася, подойди, — сказал я напряженным голосом. — Наложи руку… Чуешь?
Мальчик здорово сосредоточился.
— Похоже на серую кляксу! — вытолкнул он.
— Правильно! Долечишь ее за меня. Еще дня два… или три, пока вовсе не «сотрется». Но недолго! Как только почувствуешь усталость — сразу прекращай сеанс! Лучше потом лишний день-другой полечишь. Понял?
— Понял, — серьезно кивнул Васенок. — А ты… Вы?
Я сделал вид, что не заметил оговорки.
— А мне пора. Инночка, пока!
— Пока-пока! — расцвела Видова, вскакивая с кресла, но не решаясь приблизиться. Ну, глаза ее сказали достаточно…
Выйдя в коридор, я сначала услышал радостный визг. А уже потом мою тушку чуть не сбила Юлька.
— Папусечка! Папусечка! — девчонка повисла на мне, болтая ногами и радостно смеясь. — Вот здорово!
— Привет, Юльчонок! — я закружил дочку, и подхватил ее на руки.
— Я уже большая, папочка! — зарумянилась она. — Тяжелая!
— Юлиус, — мой голос звучал проникновенно, — ты для меня останешься маленькой, даже когда вымахаешь в двадцатилетнюю дылду!
— Дылду! — девочка хихикнула, и крепко обняла меня за шею. — А маму ты видел?
— А как же! — бодро отозвался я, и вернул Юльку на пол.
— Папусечка-а… — доча оглянулась на Васёнка, неуверенно маячившего у дверей, и решительно схватила его за руку. — Пап, мы всё знаем! Вася — мой брат?
Усмешка моя вышла кривоватой.
— А зачем спрашиваете, раз знаете?
— А нам хочется, чтобы ты сам сказал! Да, Вась?
Мальчик смущенно кивнул, а я опустился на корточки, и притянул их обоих к себе. Не скрою, это было приятно — ощутить родство, вот так, напрямую. Слышать, как колотятся маленькие сердечки и чувствовать взволнованное дыхание детей. Моих детей.
А их мамы — потом.
Глава 8
Понедельник, 27 марта. Вечер
Карибское море, борт д/э «Бриз»
«Хорошо, хоть вахту стоять не надо, — дремотно подумал я, растягиваясь на койке, — и что судно, а не корабль!»
Каково это — сидеть за броней, в стальной коробке, как шпрот? Иван хвастался еще, что у него-де своя каюта на «Риге»… Ага!
Легкие дуновения вентилятора и закатные цвета лампочки аварийного освещения… А тут — вон какая красота!