Кровавая любовь (ЛП) - Халле Карина. Страница 12

— Солон, — зову я, прерывисто дыша, — я не могу.

А потом я падаю вперед, и он подхватывает меня на руки, как раз в тот момент, когда цепи натягиваются, сжимая мои запястья. Потом поднимает меня, убирает волосы с моего лица, смотрит дикими глазами, с кровавыми губами.

— Ты в порядке? — спрашивает Солон, тяжело дыша, его беспокойство борется с голодом.

Мне удается кивнуть.

— Ты буквально заставлял меня кончать до упаду. Так что да, я в порядке.

Солон самодовольно ухмыляется. Затем наклоняется, целует в лоб и встает на ноги, поднимая меня обратно. Я прислоняюсь к его теплой твердой груди, слышу, как замедляется биение его сердца, и он снимает с меня цепи, пока я снова не становлюсь свободной. Встряхиваю руками, чтобы вернуть им чувствительность.

— Теперь ты знаешь, что здесь происходит, — говорит он мне, проводя тыльной стороной пальцев по моей щеке. — Ты не была так уж шокирована, как я подозревал.

— Ты уже должен был это знать обо мне, — говорю ему, хотя, да, это было шоком для моего организма. Шок для девушки, которой была раньше. Но я больше не она. Я принадлежу Солону, телом, душой и кровью.

Он прочищает горло.

— Может, приведем себя в порядок и вернемся на вечеринку? Хотя не хочется вообще никуда идти.

— Мне тоже. — От энергии и адреналина я чувствую себя такой чертовски живой.

Мы приводим себя в порядок, одеваемся и возвращаемся в реальный мир.

Глава 4

Абсолон

— Мистер Ставиг, — окликает Ивонн, когда я иду по коридору. Останавливаюсь, и она догоняет меня. Один плетется за ней, как будто та его хозяйка. — Гость, которого вы приглашаете сегодня на ужин. Он человек или вампир?

— Вампир, — отвечаю я.

— Значит, не нужно, чтобы я готовила? — спрашивает она, и я улавливаю исходящее от нее разочарование. Видимо, ужасно скучно быть поваром для множества вампиров, ведь мы редко садимся за стол, чтобы поесть.

— Боюсь, что нет, — говорю я, надеясь успокоить ее улыбкой. — Но если мне что-нибудь понадобится, то я обязательно дам знать.

Кажется, это ее радует. Она кивает мне и убегает на кухню. Один следует за ней по пятам. Я не должен обижаться на то, что он предпочитает проводить все свое время с моей экономкой, потому что та кормит его объедками, хотя и говорит, что это не так. Она не знает, что я чувствую, когда люди врут.

И чувствую запах в дыхании Одина. Удержать его на сыроедении в этом доме оказывается практически невозможно.

Я игнорирую отсутствие лояльности у своей собаки и направляюсь вниз по лестнице в «Темные глаза», зная, что мой гость, Онни, может появиться в любую минуту. Пунктуальность не является сильной стороной вампиров, но смена часовых поясов может нарушить его расписание.

Я вхожу в двери, чувствуя, как сила защитных чар проходит сквозь меня, и замечаю, как Вульф закрывает дверь в «Темную комнату».

— Тебе удалось найти кого-то из списка? — спрашиваю я, кивая на дверь.

— Всегда кто-нибудь да соглашается, — говорит он.

Несмотря на то, что у нас назначены ночи для кормления, мы работаем со списком доверенных людей-добровольцев. Я никогда до конца не пойму, почему люди хотят, чтобы пили их кровь, ведь они ничего от этого не получают, но не осуждаю их фетиш. И если бы не они, вампиры не смогли бы жить в Сан-Франциско. Безопасное место для кормления означает, что вампиры могут сосуществовать с людьми, не вызывая подозрений. Если бы каждый вампир должен был выходить и убивать, чтобы остаться в живых, начало бы накапливаться много мертвых тел, и именно на вампиров стали бы указывать пальцами. Такое случалось в большинстве городов по всему миру, но не в этом, и все благодаря мне.

— Рад, что с его ужином разобрались. Где Эзра? — спрашиваю я, поправляя запонки. — Как мы будем развлекать гостей без бармена?

— Ему пришлось уйти, — говорит Вульф. — Попробуй сам как-нибудь. Мне трудно поверить, что ты не был барменом в какой-нибудь из своих жизней.

Он одаривает меня своей фирменной улыбкой, а затем направляется к бару, чтобы приготовить напиток.

— Ты прав, — делюсь я, следуя за ним. — Я недолго работал барменом в Копенгагене. Но только потому, что пытался сблизиться с ведьмой, которая часто посещала бар. Мои напитки были чертовски ужасными.

— В это мне тоже с трудом верится, — возражает Вульф, и по чертовой искорке в его глазах я понимаю, что тот еще не закончил издеваться надо мной. Он берет бутылку скотча «Lapraigh» за баром, а затем стакан. Откручивает пробку. — Видишь, это легко. Сначала снимаешь пробку, потом наливаешь себе в стакан.

Я смотрю на него, отказываясь смеяться.

— Очень забавно, — сухо произношу я.

Вульф морщится, наливая скотч и пододвигая стакан ко мне.

— Вау, ты такой сердитый, когда Ленор нет рядом, знаешь это? Я и забыл, каким ты был сотни лет назад.

— А ты ведешь себя как придурок, когда Аметист нет рядом, — огрызаюсь я в ответ, беря скотч. В эту игру могут играть двое. Ленор и Аметист обе сегодня вечером устраивают девичник в баре или что-то в этом роде. Не буду отрицать, что я не в лучшей форме, когда рядом нет Ленор, но Вульф будет отрицать, пока рак на горе не свиснет, будто Аметист тут вообще не причём.

— Аметист? — говорит он небрежно. Слишком небрежно. — Я даже не заметил, что она ушла. У них девичник, да?

Я просто моргаю, глядя на него. Он знает, что да. И я не собираюсь упрекать его. Что бы Вульф ни чувствовал к Аметист, это не мое дело. Небеса знают, сколько раз Ленор упоминала о них в моем присутствии, как будто они не просто живут в этом доме, а являются героями какого-то реалити-шоу о знакомствах. Она убеждена, что они родственные души, и всякий раз, когда я твержу, что отношения людей и вампиров никогда хорошо не заканчиваются, та игнорирует это. Оказывается, моя полуведьма — неисправимый романтик.

— Да, девичник, — подтверждаю я через мгновение. — Ленор полезно выбраться из дома.

Вульф кивает, наливая себе выпить.

— Ты беспокоишься о ней.

Я медленно кручу стакан со скотчем в руке, рассматривая логотип «Темных глаз».

— Ей сложно адаптироваться.

— Ты забываешь, что она всего лишь наполовину вампир и всю свою жизнь воспитывалась как человек.

— Я этого не забываю, — огрызаюсь на него. — Я был рядом. Видел, как ее воспитывали.

Он приподнимает бровь.

— Тогда, возможно, ты забываешь, что это трудное время для любого вампира, который находится в процессе Перерождения. — Мой взгляд становится жестче, но Вульф продолжает. — И да, я знаю, что ты не такой, как большинство из нас. Серьезно. Но ты сказал, что не помнишь, каково было, когда Скарде обратил тебя. Ты забыл.

— Я заблокировал воспоминания, — говорю я тихим голосом.

— В любом случае, ты не помнишь. А я помню, что со мной было. Это чертовски тяжело, хотя я всю свою жизнь знал, что произойдет, когда мне исполнится тридцать пять. И видел, как то же самое случилось с моей сестрой, когда той исполнился двадцать один год, затем с братом. И к подобному никак не подготовишься. А Ленор прошла через это без всякого предупреждения, и никто из нас точно не знает, каково это для нее, потому что в нас нет ведьминой крови. Я считаю, она приспосабливается так хорошо, как только может, старина.

Я вздыхаю.

— Да. Это верно. Но я все равно беспокоюсь. Ее тело приспосабливается, но разум… и сердце. Не уверен, что она создана для такого образа жизни. Ленор слишком… мягкая.

— Она очень мягкая, — соглашается он, выпив. — Но именно поэтому ты в нее влюблен. Потому что столетия твоей жизни были тяжелые.

И неумолимыми. Годы были неумолимы.

— Я так сильно люблю ее, что даже не понимаю, как это возможно, — тихо признаюсь я, глядя в никуда.

Чувствую на себе удивленный взгляд Вульфа. Между нами воцаряется тишина. Хотя вампиры по натуре довольно эмоциональны и экспрессивны, я никогда не разглагольствовал о чем-то столь личном. Возможно, мягкость Ленор действует и на меня.