Темное искушение - Лори Даниэль. Страница 14

– А где уверенность, что ты не с Марса?

– Ха-ха. В сборнике шуток, который наш повар Боря держит в туалете, я читала шутки и получше.

Это вызвало у него настоящий смех, который прервался так же быстро, как и начался. Потому что позади меня стоял Ронан, наблюдая за нами, словно оба мы были марсианами и не нравились ему.

Он открыл дверцу машины, и я скользнула на заднее сиденье. Когда он сел рядом, тишина сдавила грудь. Ронан даже не смотрел на меня, лишь выглядывал в окно, хотя от его присутствия зудела кожа. Ему не нужно было даже озвучивать то, что он недоволен тем, что я отдала шубу. У меня было чувство, что это не имело никакого отношения к цене.

– Прошу прощения. – Я сглотнула. – За шубу.

Он пристально посмотрел на меня, испытующе и вдумчиво, тяжесть этого взгляда оглушила мое тело парализующей энергией.

– Тебе так нравится извиняться.

Я открыла рот, чтобы ответить, но, поглощенная молчаливым неодобрением Ронана, которое могло бы поспорить с неодобрением моего отца, сказала лишь:

– Извини.

– Не стоит, – ответил он. – Тебя не должно волновать, что думают другие. Поверь, им на тебя плевать.

По какой-то причине эти слова прозвучали предостережением.

Он был загадкой, одетой в Valentino и с нецензурной лексикой, готовой сорваться с его губ… Не знаю, почему я находила этот контраст привлекательным. Может быть, в силу его новизны и откровенности.

– Это очень пессимистический взгляд.

Он подавил улыбку, будто я сказала что-то милое.

– Это взгляд реалиста.

Я чувствовала себя так, будто обязана была доказать ему, что он не прав, убедить, что не все на свете против него. Я могла не верить в волшебные счастливые финалы, но видела добро в его чистейшем проявлении. Видела людей, отдававших последнюю рубашку тем, кто нуждался в ней больше. Видела матерей, готовых проходить километры, лишь бы их дети были накормлены. В этом мире существовало добро, и это была позиция, за которую я готова была умереть.

– Мальчик на том фото в твоем кабинете, держу пари, ему не плевать на тебя.

Было между ними – двумя грязными, бездомными уличными мальчишками – что-то, что кричало о преданности.

– А кому не плевать на тебя?

Я не колебалась.

– Папе.

Я знала, что это правда. Независимо от того, какие тайны он скрывал от меня, и тревоги из-за того, что оставил меня, я знала, что он меня любит.

Для Ронана в моем ответе было что-то неприятное.

– У тебя доброе сердце.

Я ничего не ответила, ведь как бы меня это ни раздражало порой, это была правда.

– Не стоит быть такой, – сказал он, как будто изменить это так просто. – Добрые сердца легче разбить.

Мне стало любопытно, кто привил этому человеку такой критический взгляд на жизнь, кто выбросил его на холодную улицу. Что бы ни случилось с ним, он все еще оставался добрым и щедрым, и я не могла не считать это невероятно привлекательным.

– Добрые сердца самые верные, – возразила я.

– И наивные.

– Если ты хочешь сказать «доверчивые», то да.

– Наивные, – пригвоздил он.

– Искать лучшее в людях не возбраняется.

Альберт с водительского сиденья фыркнул, очевидно, подслушивая.

Я вскинула бровь.

– Если мир так плох, то почему ты помог мне, незнакомке?

Мои слова повисли в воздухе, пока мы пристально смотрели друг на друга. Я должна была отвести взгляд, должна была поддаться желанию отвернуться прежде, чем голова лопнет, – но я не стала этого делать. Каким-то образом это превратилось в вызов. Ронану это не понравилось.

Или, может быть, он просто не привык к подобному.

Он прищурился.

– Не играй в игры, в которых не можешь выиграть.

– Я не расстраиваюсь, проигрывая, – ответила я, не желая сдаваться.

– Ты – воплощение альтруизма, не так ли?

– Конечно, нет. – Многое говорило об обратном, но вырвавшийся ответ звучал неубедительно даже для моих собственных ушей. – Иногда не остается иного выбора.

Он тихо рассмеялся, будто не мог удержаться.

– Это тревожный знак, котенок. Кажется, я уже не смогу смотреть на тебя так, как раньше.

Из всего этого я поняла лишь то, что он, возможно, захочет увидеть меня снова.

Я проигнорировала раздражающий румянец, но Ронан, должно быть, заметил, потому что лицо его стало мрачным.

– Ты слишком мила себе на беду.

– Можешь взять немного себе. У меня этого в избытке. – Это предложение сорвалось само, без единой мысли о том, как оно может быть воспринято.

Вся игривость, витавшая в воздухе, утонула под его пристальным взглядом. Он обжег меня горячим язычком пламени. Мое сердце сжалось от напряжения, решимость поколебалась. Но потом он провел большим пальцем по шраму на нижней губе и отвел взгляд в сторону.

Я испустила сдерживаемый вздох, и на моих губах появилась улыбка.

Он даже не взглянул в мою сторону, но, должно быть, почувствовал мой триумф, потому что сказал:

– Хотя не такой уж и благородный победитель.

Меня вновь наполнило веселье, но внезапно вместе с движением машины на меня накатил приступ головокружения. Ронан, конечно, заметил.

– Когда ты в последний раз ела?

Я прикусила губу.

– Сегодня утром.

В его глазах вспыхнуло неодобрение, вероятно, потому что в его кабинете я съела лишь половину тарелки.

– И часто ты моришь себя голодом?

Я нахмурилась.

– Нет. Просто иногда забываю поесть.

– Чего тебе хочется?

На самом деле мне было все равно. Но на ум пришло кое-что.

– Картофель фри.

Он улыбнулся.

– Такая американка.

Через пять минут я держала в руках горячую коробку, полную картошки фри. Я с удовольствием поглощала божественно вкусные соленые кусочки. Он смотрел, как я ем, уделяя мне больше внимания, чем опере, которую мы только что смотрели, и это заставляло мое сердце гореть огнем в груди.

Я предложила ему картошку, что его разозлило.

– Перестань раздавать вещи, которые я тебе покупаю.

Чтобы скрыть легкую улыбку, я разломила картошку пополам. Его взгляд опустился на мои губы, и тепло разлилось по телу, когда я слизнула с них соль. Радужки Ронана, когда он отвел взгляд, были черными.

Остаток короткой поездки мы провели в молчании. Его рука лежала на бедре, и никогда в жизни я не ощущала так остро мужские руки. Держу пари, они бы касались женщины твердо, уверенно… может быть, даже немного грубо. При этой мысли мое бедро сквозь разрез платья завибрировало, словно наэлектризованное. Мурашки побежали по телу там, где моя нога касалась его, и прищурившийся Ронан заметил это прикосновение, принявшись татуированным пальцем постукивать по ноге.

Будто банка газировки лопнула и зашипела в машине.

Мне стало жарко, когда я представила, как он скользит по моей обнаженной коже и проникает под платье. Одна лишь мысль об этом подействовала на меня как наркотик, разлившись по крови горячей беспокойной энергией.

Хотя я знала, что он не прикоснется ко мне. Не к наивной и невинной мне. Я знала, что, если хочу, чтобы он взглянул на меня иначе, придется взять дело в свои руки. Мне пришлось бы действовать прямолинейно, как Лизе.

Зная, что в его кармане лежит записка от нее, предлагающая, скорее всего, что-то сексуальное, и тот факт, что он, вероятно, оставил меня у машины, чтобы встретиться с ней, я почувствовала странную… ревность. Неприятный узел скрутился внутри меня, и этот намек на зеленый свет придал мне храбрости.

Ну, небольшой прилив храбрости.

Когда он провел меня до номера, я занервничала. Руки стали липкими, и я вытерла их о платье.

– Ты так и не сказал, чем занимаешься, – рассеянно сказала я, чтобы отвлечься, потому что храбрость исчезала с каждым шагом к двери. Он что-то ответил, стоя на шаг позади, но я не могла расслышать ни слова. Мое сердце колотилось в горле, кровь прилила к коже, и я сделала это.

Я повернулась и прервала его поцелуем.