Сердце старого Города (СИ) - Вель Софья. Страница 27

Сиг почувствовал, как трясутся руки и темнеет в глазах. Среди разгрызенных останков он нашел и порванные в лоскуты платья.

«Покажи» — срывающимся голосом велел Сиг пространству. Пространство ожило стаей волков, глодающих кости несчастной.

«Еще!», — Сигу отчаянно не хотелось верить… Но пространство уже забывало. Полустертое видение, на котором не различить деталей, просто память места: кричащая и убегающая девушка, стая волков.

«Довольно», — поток образов резко пресекся.

Сигнорин осел на траву и уронил голову на руки, чувствуя наворачивающиеся слезы. С обрывка сумки, растерзанной волками мира Младших, на Сига смотрел Крылатый лев Поднебесья. Эль`Сигнорин в отчаянии закричал. И тут же в бешенстве выпустил молнию, сжигающую рваные клочья и кости — все, что осталось от «щедрого» дара и самой девушки. Не хватало еще, чтоб упырь здесь завелся! Представлять себе робкую сероглазую девушку упырем Сигу совсем не хотелось, но волнение тонких эфиров подсказывало — так оно и будет с неупокоенной душой.

Волки растащили вещи — несколько золотых искорок-меток указывали направление. Сиг оставил зачарованные побрякушки мертвому миру, сколько бы заботы и защиты он не вложил, создавая их, все без толку. Его чары не уберегли девочку от лютой смерти. Может, запрет мира эльдаров — помогать несчастным людям, — возник из-за бессмысленности этой помощи? Ее бесполезности? Волю Творца не изменить? Неужели магия эльдаров настолько покинула мир людей? Недаром Эль ушел в иное измерение — Сердца Излаима здесь нет.

[1] Поисковые чары

Глава 8

Глава Восьмая. Зачарованный край. Свет и мрак.

Волки не трогали усопшую, так нелепо ковылявшую посреди леса, они плотным кольцом обступили покойницу. Упыриха повела носом. Сладкий дух разливался вокруг. Волки трусили рядом.

Невидящие глаза выхватили из ночных теней силуэт девушки. Упыриха хищно оскалилась, готовая атаковать, растерзатьжертву в угоду Мраку. Но…

Свет. Яркий и пугающий свет не позволял упырихе, давно забывшей кто она, подойти к девушке. Свет пробивался сквозь наглухо застегнутый ворот платья. Упыриха зло осклабилась, чуя добычу, но свет, как прежде проведенная сироткой черта, не подпускал покойницу ближе.

Волки щерили острые пасти, но их пугал не свет. Что-то иное. Или кто-то иной. Ведомые усопшей, они кружили, не смея подойти.

Упыриха снова повела носом, хищно оскалила рот — добыча. Грозный охотник из мира живых преследовал её жертву. Упыриха утробно зарычала, она не могла приблизиться и к охотнику — свет от девочки усилился, пришлось отступить.

Свет же и приворожил покойную. Упыриха замерла, ослепленная им. Так и простояла ночь — манимая светом и гонимая им. Волки отошли от мертвой, словно бы кто-то их отвязывал.

Рассвело. Упыриха стояла в лесной тени, солнце гнало её в самый мрак, притаившийся по лесным берлогам да оврагам, волки вернулись к упырихе.

Свет превратился в светлячка, летящего сквозь лес. Покойница следовала за ним. А волки бежали за усопшей. Свет привел упыриху к лагерю охотников. Волки щерили пасти и тяжело дышали.

Свет померк. Упыриха бросилась за охотником, а волки — к девушке. Охотник крепко сжимал кинжал, с рукояти на нечисть огрызался Лев. Упыриха рычала, чуя, что кинжал может упокоить. Она отступила на свет и замерла, охотник ее не заметил.

Солнечные лучи пробивались сквозь кроны. Упыриха стояла, вперив подернутые белесой пленкой глаза в густую листву. Забытая жизнь возвращалась воспоминаниями.

Вдруг полыхнуло. Грозная волна страшной Силы прокатилась по лесу. Упыриха болезненно сжалась — волна опалила. И снова небытие. Только свет стал малиново-алым. Бригитте почудилось, что она парит, влекомая последним закатным лучом. Стало легко и хорошо. Путь был окончен. Монахиня улыбалась, слыша гимн проступивших на вечернем небосклоне звезд.

- Вернись, — тяжелое, точно могильная плита, Слово придавило Бригитту, возвращая в отвратительное, стылое тело — и не пошевелиться, не вздохнуть.

Снова ярко-синие, холодные глаза вцепились в так и не отпущенную душу.

- Не по тебе звонит колокол, — отрезал голос Волчонки. — Заверши начатое.

Мрак вместе с могильным холодом разросся пауком в мертвом теле. Душа Бригитты сжалась в ужасе, ослепнув и оглохнув. Свет звезд, как и их песня, померк.

К ночи волки снова собрались, послушные кукловоду. Упыриха очнулась. Потянула носом. Охотники ушли с прежнего места. Упыриха медленно, но верно отыскивала метки. Один обронил волос, второй присел за куст. Она скалилась и шла по следу. Волки снова окружили, лоснясь к покойной.

Глава 9

Глава Девятая. Зачарованный Край. Мытарства.

Солео очнулась на закате. Пытаясь прийти в себя, умылась. Холодная вода обожгла руки и лицо, но сознание осталось ватным, гулко и больно застучало в ушах. Сквозь шум собственной крови, девушка едва различила шорох кустов — к запруде вышла стая волков. Солео тупо смотрела на хищников, отвечавших настороженными, но уже ленивыми и сытыми взглядами.

Неожиданно раздался крик, полный ярости и боли. Огненная вспышка озарила лес. Волки, скуля и поджимая хвосты, убежали. А Солео так и сидела, покачиваясь из стороны в сторону. Сознание уплывало. Навязчивым бредом билась единственная мысль — надо добраться до руин. Обязательно.

Стараясь всеми силами не задеть раненую руку, Солео встала и пошла вглубь леса. Глаза слезились, то и дело пробивал пот, а после становилось очень холодно. Но Солео продолжала идти, спотыкалась, цеплялась за кусты. Если бы жар на миг отпустил, давая продых разуму, она спросила бы себя: «зачем»? Зачем идти на руины?

Но девушка бредила. Крепко сжимая сквозь платье амулет, она шептала на языке из снов. В ночном сумраке леса чудились образы. Казалось, что камни шевелятся и ворчат, у самого лица пронесся огонек, куда крупнее светлячка. Солео понравился «светлячок». Он напомнил огонь в печи бабушкиного дома. Девушка вспомнила лицо старушки: морщинистое и доброе. Как красиво играли блики от огня в глубоких темно-синих глазах. Как старушка вся оживала, словно бы молодела, когда рассказывала сказки. Солео почувствовала себя маленькой:

- Бабушка, а что будет дальше? — обратилась Солео к виденью, прося продолжение волшебной истории.

Бабушка грустно улыбнулась и покачала головой.

Солео в беспамятстве брела по лесу, ведомая светлячком, пока ветка не сбила с ног. Ночная роса осыпалась мелким дождем. Капли больно обожгли кожу, но их прохлада принесла мгновение блаженства. Солео заулыбалась. Стало легко:

- Бабушка, я умру, да?

Синие глаза казались омутами — бездонными и бесконечными. Солео по-детски рассмеялась.

Девушка пролежала на мокрой траве всю ночь, вглядываясь в неясные образы бреда. Они все плясали, и плясали перед глазами. В предрассветный час лес укутало туманом. Так и не отступивший жар зашептал о забытом.

Солео показалось, что она падает и резко хватается за руку незнакомца. В бреду видения кто-то кричит и становится очень страшно. «Беги!» — произносит незнакомец, отпуская руку, через миг он со стоном оборачивается, теперь из его широкой спины торчит стрела.

Видение сменилось другим.

«Брось ты ее!», — В соседней комнате кто-то вздыхает. Солео сидит на высокой лавке и ловит босыми и грязными детскими ножками солнечные лучи.

«Подумай сама, он уедет, а ты одна останешься, да и еще с такой обузой. Девчонка странная, дикая, говорить не может, рычит, орет. А так… Начнешь все сначала, забудутся беды, деток здоровых родишь. Ну что ты видела-то, а? Рабство да нищету…».

За стенкой снова вздыхают.

«Жалко…».

«А себя не жалко? Будь я на твоем месте — утопила бы сразу, как родила! Отец девчонки был степняком — убийцей и разбойником. Так еще и помер. И тебя с собой поволок, тоже мне, царек… Подарочек прощальный оставил!»

«Они и меня убили бы! — голос показался очень родным, таким теплым и любимым. В голове всплыло странное, никак не дающееся в произношении слово «мама». — Он мне жизнь спас. Если б я не замешкалась, он успел бы бежать, или выпить снадобье».