Сердце старого Города (СИ) - Вель Софья. Страница 29

Если он убьет ее, Ларон не сможет пощадить. В долю секунды между чудовищным рыком Ларона и его сокрушающим ударом, где сплелись магия и физическая мощь, и одним тонким порезом, который не успеет упредить ни Ларон, ни сама владелица изящной шеи, Сигу стало жаль… Отчего на месте Олейи не Нора? Было бы так хорошо, будь это она! Сиг отвел руку, удар Ларона пришелся точно в цель. Золото и тьма залили сознание острой болью и небытием.

- Вина! — прорычал Ларон. Олейя, рыдая, упала на пол. Насмерть перепуганные элии не шелохнулись, пребывая в трансе от произошедшего.

- Я сказал, ВИНА! — еще грознее гаркнул Ларон, потом продолжил, уже обращаясь к Олейе. — Оли, не реви. Ты воин, шрамы нас украшают.

Вино принесла сама Рея, она хотела увести Олейю, но Ларон жестом остановил.

- Останьтесь, — Рея и принцесса покорно остались стоять.

Ларон когтистой лапой налил в кубок вина, подошел к лежащему замертво брату и вылил содержимое кубка на голову Сигу. Сиг что-то пробормотал.

- Нету лигурийского, пей, какое дают, — Эндемион наклонился и приподнял голову брата, поднеся кубок к губам и вливая вино насилу, затем отпил сам.

- Оли, вели элиям постелить брату. Ходить он пока не сможет, так что останется… погостить.

- Эндемион, Владыка… знает, — одними губами произнесла Нора.

- Еще б нет, — буркнул Ларон. — Я сам поговорю с отцом. И пришлите брату лекаря, а то он вылакает все тирийское, вместо снадобий.

Сигнорин очнулся в уютной комнате, с притемненными зеленью сада окнами. Все тело чудовищно болело, он едва мог пошевелиться. Сиг попробовал привстать, но со стоном упал на подушки. Пожалуй, так больно не было еще никогда.

- Папулечка, плохо, да? — нежный девичий голосок заставил Сига улыбнуться, невзирая на судорогу в теле. — Сейчас…

Холодная повязка легла на лоб и пузырек со снадобьем коснулся губ. Сиг сделал глоток, чувствуя, как вместе с лекарством начал распутываться клубок целительных чар.

- Папочка, где ты был? Я так скучала, ты же обещал сводить меня к тинтинетам! — закапризничала Сили.

- Прости, малышка, я… Давай сходим сегодня вечером, ладно?

- Правда? Но… — Девочка выразительно окинула Сига взглядом.

- Не переживай, все хорошо. Я полежу, посплю немного, а ты пока собирайся, наряжайся и подумай, что мы принесем тинтинетам в подарок, ладно?

- Да… — тонкие девичьи руки обхватили сильные плечи, а маленькая головка прильнула к груди, вслушиваясь в перестук сердца.

Сигнорину стало мучительно стыдно за свою вчерашнюю слабость. Как он мог не подумать о Сили?! Что бы пришлось пережить девочке, не прояви Эндемион милосердие? Как бы она приняла весть о смерти кровного отца?

Укол стыда разрастался настоящей виной, напоминая, что в одной из прошлых жизней человеком, он не стерпел участи темнокожего раба и поднял бунт. Язвы от плети надсмотрщика загноились, и он умер, оставив несчастного полукровку, — ребенка с эльфийской кровью, кому был единственным другом и защитником, — одного… Не это ли стало причиной многих бед?! Такого он хотел для своей Сили?!

Чувство вины смешалось с тоской по погибшей вчера сироте, но ярость и отчаяние уступили грусти.

- Папочка… деда просил передать, — Сигнорин увидел именную печатку, отданную вчера за переправу. — Сказал, чтобы ты больше не разбрасывался фамильными ценностями.

Сиг с трудом надел кольцо на отекший палец. Сили улыбнулась, хитро сощурив бирюзово-фиалковые глаза с золотыми искорками, затем легонько поцеловала и выскользнула из комнаты.

Сигнорин проваливался в сон, вызванный зельем и чарами. «Только ли пепел?» — успела скользнуть мысль, то ли собственная, то ли братова.

Глава Девятая. Зачарованный край. Мытарства.

Острое жжение разбудило Солео, она очнулась и села, застонав. Щеки горели, перед глазами плыло, звон в ушах оглушал. Очень хотелось пить. Солео огляделась — мир вокруг расплывался.

Солео попыталась сосредоточиться, на зеленом ковре выделялись красные капли, девушка с усилием пригляделась — красные капли оказались ягодами спелой земляники. Солео протянула руку в попытке сорвать, пальцы промахивались. Наконец удалось совладать с рукой и несколько ягодок попало в рот. Солео прожевала и не почувствовала вкуса, только кислоту. Через несколько секунд ее стошнило и пить захотелось еще сильней.

Мучительная жажда толкала вернуться к лесному озеру. Дезориентированная жаром, Солео выбрала противоположное направление.

Тяжелый хлеб тянул к земле. Мысль о еде вызывала только тошноту, а Волчонку ей уже не найти. Видимо, цыганку съели волки или убили разбойники. От жара плакать стало невозможно. Не выдержав, Солео развязала плащ одной рукой, пошевелить второй не получалось. Узел на плаще долго не поддавался, девушка обессилела. Наконец, хлеб остался на звериной тропке. Кое как укутавшись в плащ, девушка бездумно побрела вперед.

Больше не было ни видений, ни мыслей, ни страхов.

На закате Солео добрела до руин. Слезящимися глазами она наблюдала, как гаснет солнце и руины заливает резкая тень. Девушка шла, спотыкаясь о камни, пока не различила в подступавших сумерках необычную ровную площадку — на каменных плитах проглядывались поросшие лишайником символы. Дальше Солео идти не могла, она легла на останки некогда великой залы и закрыла глаза.

Черный и тягучий, невыносимо холодный и невозможно горячий жар захватил целиком.

[1] Временная ловушка, без помощи дракона из нее нельзя выбраться. В ловушке время останавливается.

Глава 10

Глава Десятая. Зачарованный Край. Арбалет и кинжал.

Из-за волков, уничтоживших большую часть провизии, Арго и Квиро решили покинуть заброшенные земли, как только разберутся с Пичужкой и возьмут за жабры её барончика. На следующий день разбойники покинули лес с целью изучить руины. Они подозревали, что тайный ход был где-то рядом…

В глухом и темном подвале разрушенного дома сделали «схорон» — драгоценный ларец, полный денег от выгодной сделки с работорговцем, и куда более весомая сумма в золотых монетах заморской чеканки, теперь мягко мерцали в полумраке.

Неподалеку от схорона разбили лагерь. Квиро очень понравился тонкий шатер из шелка. Он хотел разложить его. Но решил, что пока нельзя — прежде Пичужка! Вот поймают «птичку», тогда и отпразднуют.

Оправдываясь необходимостью согреться, разбойники развели костер, — без огня обоим было жутко. Темнота, словно бы дикий зверь, сторонилась небольшого костерка, разведенного лиходеями, но продолжала кружить, укутывая неуютные руины.

Квиро крутил в руках дорогой кинжал. Вещь была изумительной красоты, как, впрочем, и все приданое Пичужки. Но кинжал особенно полюбился головорезу. Тонкий, инкрустированный драгоценными камнями, кинжал, казалось, сам ложился в руку, запоминая каждый изгиб кисти. Никогда Квиро не было так удобно держать оружие. Как и все вещи из приданого, кинжал имел гербовую метку — крылатого льва. Квиро зло улыбался. Ну и олух же горе-любовник Пичужки — все вещи пометил! Да с такими находками кого угодно прищучишь!

Арго смурно смотрел на оружие в руках подельника, ему кинжала не досталось, только арбалет. Он тихо злился.

— Квиро, то нечестно. С чего нож тебе?

— Дык, а тебе по што? Ты ж вона как свой ножик тетёшкаешь?

— Я не про то. Арбалет дешевле ножа будет! — загундел Арго. Квиро ухмыльнулся. Арбалет, хоть и был прекрасно сработанным оружием, несомненно уступал кинжалу в цене.

— Арго, я холова — мне и корона!

Арго обиженно пожевал губами, чувствуя зависть и недовольство.

— А с чего это ты голова? — нехорошо начал Арго. Квиро перехватил злой взгляд подельника.

— Да с тохо, шо я ученый! Ты, вона, третьего дня Пичужку найти не могешь!

Арго крутил арбалет, болт сам собой лег в паз.

Квиро вскочил, кинжал опасно блеснул в руке. Но Арго нацелил арбалет прямо в грудь подельнику.

— Квиро, не ягози, — ухмыльнулся Арго. — Подавай ножичек сюды.

Квиро сделал ложный выпад, припугивая подельника. Выпущенный в ответ для острастки болт, должен был пройти мимо, но, как намагниченный, пробил Квиро руку. Оба разбойника изумленно смотрели на торчащий болт. Через миг Квиро взвыл от боли и бросился на Арго. Блеснул кинжал, но Арго увернулся. Он отточенным движением выхватил собственный нож, прошедший с ним столько передряг, сколько пыли на улицах южного городишки. Нож хорошо знал приторный вкус крови, Арго щедро напоил его еще в детстве, когда отнял у отца. В тот день Арго стал круглым сиротой. А нож запомнил цену жизни.